Плохая хорошая девочка - Ирина Арбенина

Я не стала их разубеждать. Тем более что история, которую я могла бы им рассказать в свое «оправдание», — чересчур странная. Эти Звездинские могут просто-напросто принять меня за сумасшедшую.

В своем собственном, тоже довольно странном, на мой взгляд, путешествии «с завязанными глазами» — прилетели и не знают куда! — сами Звездинские не находят ничего удивительного.

Они говорят, что между богатыми любителями путешествий идет сейчас настоящее состязание, кто где побывал и у кого экзотичнее и чуднее маршрут. Особенно высоко при этом котируются «нехоженые тропы» и «дикие, неизведанные места».

Если Париж — то непременно ночь под мостом, среди клошаров. Если пустыня — то имитация нападения диких племен на караван с путешественниками.

Традиционные маршруты наших богатых уже не интересуют — это удел среднего класса. «Ямайка, Элла, — заплеванный остров!»

И, похоже, они действительно уверены, что я темню. И что я тоже купила тур в этой самой «Эдвэнчерс». Просто нагоняю туману, чтобы поинтересней выглядеть!

В общем, мои соседи уверены, что я вру. А что мне нагонять туману?! У меня и так все в та-аком тумане… Не видно ни зги! Я давно уже ничего не понимаю, а теперь уж и вовсе отказалась от попытки понять, что со мной происходит.

Я только жду теперь, когда промелькнет обещанный Звездинскими срок — и за Оскаром и Нинель прилетит самолет. Я продам душу, но улечу вместе с ними.

Во всяком случае, я им это уже предложила.

— Ну зачем же душу? — вежливо возразил Оскар — Вы можете расплатиться, когда вернетесь домой. Просто деньгами!

И они пообещали мне место в своей «Сесне».

День двадцать четвертый

Приходила Нинель. Она не может найти среди своих припасов соль. Наверное, забыла в Москве.

Удивительно! Я нахожусь неизвестно где: то ли на том свете, то ли во сне — а может, в Австралии или Африке? — и при этом идет какая-то обычная, прозаическая, с заурядным бытом жизнь: приходит соседка, одалживает соль… Как будто мы в обыкновенной московской коммуналке, где-нибудь на Маросейке.

Я одолжила ей соль, у меня есть.

Она взяла соль и задержалась.

— Может, кофе? — стараясь быть любезной, предложила я.

— Может, — задумчиво согласилась она.

Я принялась кипятить воду, а Звездинская присела возле моей палатки.

— Вы слышите по ночам вой, Элла? — вдруг спросила она, с интересом оглядываясь по сторонам.

— Слышу, — призналась я.

— И что вы думаете по этому поводу?

— Что я могу думать? — Я вздохнула. — Кто-то воет!

— И кто же? Как вы думаете?

— Ну животное какое-нибудь.

— А вы…

— Хотите знать, не видела ли я его?

— Угу… Хочу знать.

— Да нет, не видела.

— Правда?

— К счастью или к сожалению, не видела.

— Вот как?

— А вообще-то я уже стала привыкать, — призналась я своей собеседнице. — Воет и воет… Главное, чтобы в гости не приходило.

— Значит, вы думаете, что это — животное, — снова задумалась Нинель. — Зверь, что ли?

— Ну а кто же?

— Да, но, видите ли, Элла… — Она нерешительно замолчала.

— Да?

— Вы когда-нибудь прежде бывали в экзотических турах?

— Нет, — вздохнула я. — Это мой самый первый и самый экзотический тур!

— Значит, вы никогда прежде не слушали «ночные голоса»?

— Ну, бывает, орут у меня под окнами в нашем дворе твари всякие. А так, чтобы какие-то другие ночные голоса. Нет.

— Так вот, Элла… Понимаете… Представьте ночь где-нибудь, ну, скажем…

— В диких прериях?

— Допустим. В диком лесу, джунглях, прериях, пампасах, саванне и тому подобном. Так вот, доложу я вам… Происходит это примерно так. Сначала ночь полна разноголосьем животного мира. Она наполнена разнообразными звуками, криками, шорохами, движением. А потом… Потом, в какой-то момент наступает тишина.

— Тишина?

— Да. Это происходит знаете когда?

— Когда же?

— Когда на охоту выходят хищники.

— Ах, вот отчего эта тишина наступает.

— А потом… А потом в этой довольно жуткой тишине вдруг слышится рычанье.

— Рычанье?

— Да. А затем предсмертные крики… И вновь тишина. И лишь через некоторое время, когда насытившийся хищник удалится, остальные обитатели животного мира опять наполняют ночь своими голосами. Ночные птицы, шуршанье змей, возня грызунов и все такое прочее…

— Да-да… Очень интересно. И что же?

— Ничего похожего мы тут не слышим. Совсем другие звуки.

— Вот как?

— Мы ведь почти ничего не знаем об этой долине, не правда ли? — несколько тревожно заглядывая мне в глаза, произнесла Нинель.

— Согласна, — вздохнула я. — Именно что ничего.

— Ну что ж… Тогда спасибо за соль.

И она распрощалась со мной.

Интересно, что Нинель уже говорит «мы».

И она права. Мы действительно ничего не знаем об этой долине.

День двадцать пятый

Звездинские перенесли свой лагерь. Обосновались совсем рядом с моим. Все-таки место, где стоит моя палатка, очевидно, самое удачное, самое выигрышное во всей нашей долине.

Но, возможно, есть и другие объяснения такого стремления к соседству? Так или иначе, но мы можем теперь ходить в гости. Но мне что-то не хочется.

Вот такое наблюдение…

Среди багажа Звездинских я заметила длинный, подозрительного вида футляр. Больше всего мне хотелось бы думать, что там находится какой-то музыкальный инструмент и по вечерам, глядя на великолепные закаты, которые и вправду необыкновенно хороши в моей долине, Звездинский собирается музицировать. Но не думаю, что так оно и есть. Хотя объяснение приемлемое. Говорят, у великого Рихтера была избушка в какой-то дремучей тайге, и там стоял «Стейнвей». По себе поняла, что сочетание одиночества и дикой природы дает художнику необыкновенное ощущение творческого подъема и свободы. Однако не думаю, что в таинственном футляре у Звездинского находится скрипка.