Рубикон - Наталья Султан-Гирей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она не придет?
— Она никогда больше не придет. Если б ты мог понять, мой Маленький Юлий, какую битву мы сейчас выиграли.
Дома было тихо. Несмотря на лето, в очаге пылал огонь. Жужжали четыре прялки. Прабабушка, бабушка, мать и дочь пряли. И нить их пряжи, тонкая, прочная, тянулась через века.
Цезарь осторожно опустил сонного ребенка. Бабушка и сестра кинулись раскутывать малыша.
Октавиан разрумянился. Он спал сладко, и фея Абунда не снилась маленькому квирику. Здесь был Рим.
Цезарь благоговейно преклонил колени.
— Клянусь тобой, мое сокровище, никогда ни с кем не изменять Риму и Италии!
IV
Марк Лициний Красс был огорчен удачами Гая Юлия не меньше Помпея. Больше! Как же он просчитался... Из наемного вояки Гай Юлий Цезарь вырос в венчанного лаврами вождя...
Крупно шагая вдоль глухих стен боковых улочек Палатина, Красс не слушал, что говорил ему верный Клодий. Субтильный щеголь торопливо семенил за своим массивным принципалом. Оттопыренные уши Красса медленно багровели от досады. Для чего он нес расходы, терпел убытки, беспокойства? Его отстранят потихоньку, вежливо, не исключая из триумвирата. Зять и тесть объединятся против него и при разделе провинций неминуемо обойдут. А если и уделят доходное захолустье, все равно ему не вписать свое имя в скрижали Истории.
И точно в ответ на его невеселые мысли дикие заунывные звуки разорвали вечерний воздух. Красс остановился:
— Песни пустыни? В Риме?
— Армянин развлекается, — хихикнул Клодий.
Он пояснил, что Помпей в свою бытность на Востоке взял в плен армянского царевича Артаваза, захватив его во время набега кочевников на римские пограничные посты в пустыне. Отважного юношу с трудом удалось взять живым. Теперь Владыка Парфии, женатый на сестре Артаваза, предлагал богатый выкуп. Царь Армении Тигран тоже просил выдать ему сына. У него старые счеты с Артавазом. Царевич, защищая деда своего Митридата Понтийского, восстал против отца, был изгнан и, скитаясь с кочевниками по пустыне, тревожил римские границы. Несмотря на богатые дары, которые наперебой предлагали и Тигран, царь Армянский, и Фраат, царь Парфии, Помпей решил оставить царевича заложником.
Рыдание восточной музыки наполняло вечер ропотом, угрозами, обжигало отчаянием и несмирившейся ненавистью.
Красс продолжал молчать. Он знал все рассказанное Клодием и живо представлял себе, что если армянский царевич вырвется из плена, то он натравит Парфию на Рим. Давно назревавшее военное столкновение станет неизбежным. К тому же побег Артаваза навлечет на Помпея подозрение в подкупе. А для борьбы с парфянами понадобится полководец с незапятнанным именем. Лавры, добытые на Востоке, легко станут диадемой в Риме.
Полная безудержной тоски мятущаяся мелодия все еще билась раненой птицей. Красс поднял голову, как бы вынюхивая что-то.
— Хорошо играет! Одаренный юноша!
Клодий, нагнувшись, поднял камешек. Он чутьем уловил невысказанные желания своего покровителя. Народный трибун, Клодий имел право навещать узников.
Артаваз сидел, забившись в угол. Отросшие волосы падали на лоб, мешая глядеть, но пленник не откидывал их. Мертвенно-желтыми пальцами он рвал струны. Наклонив голову, прислушивался и вновь ударял по струнам.
Клодий кашлянул. Царевич вскинул голову, и трибун в невольном страхе отступил. Изможденное лицо горело ненавистью. Глаза, огромные, одичавшие, жгли. Артаваз поднялся, очень высокий, худой, как скелет.
Клодий, овладев собой, быстро подошел.
— Беги, тебе помогут. — Он вытащил из-за пояса веревку и напильник.
— Кто? Зачем? — Голос Артаваза оборвался. — Твой зять Фраат. — Клодий помолчал. — А я никто, забудь...
V
Царь Армении Тигран внезапно умер от разрыва сердца, и на престол вступил Артаваз. Он заключил союз с Парфией, объявил себя мстителем за деда своего Митридата Солнце и защитником свободы Востока.
Азия вновь обрела единство и грозила опрокинуть когорты Рима. В Сирии восстали рабы, в Иудее пастухи, покинув стада, взялись за оружие, арабы участили лихие набеги...
Цезарь пытался опереться на Египет и натравить Клеопатру на Артаваза и Фраата, но, прежде чем гонец с его письмом достиг Александрии, Сенат и народ римский послали Владыке Парфии и царю Армении вызов войны.
Верный Клодий несколько ночей провел без сна, переписывая векселя должникам своего принципала. Не желая в дни войны отягощать своих сограждан, Красс прощал должным ему сенаторам и трибунам все проценты. Верховное командование над легионами Рима принял Марк Лициний Красс.
Пустыни Азии встретили неприветливо. Испокон веков ядром римской армии была пехота. О твердыни римского каре разбивались и волны понтийских орд, и полчища Карфагена. Римский пехотинец бесстрашно рубил хоботы африканских слонов, валил гигантские ели в задебренных болотах Галлии, рассекал одним ударом от плеча к бедру отважных иберийцев, но тащиться в тяжелом вооружении по зыбучим пескам, под раскаленным солнцем Азии, месяцами недосыпать, страдать от жажды и голода оказалось не под силу даже железным легионам Рима. Начались болезни, ропот, дезертирство.
Красс казнил в недовольных когортах каждого десятого, в битвах позади молодых воинов ставил триариев, приказав убивать того, кто бегством задумает спасти свою жизнь.
— Колите копьями, разите мечами этих красавчиков прямо в лицо, — поучал Артаваз.
Он угадал. Не страшась смерти, римские юноши боялись остаться уродами.
Едва завидев парфов и армян, римские новобранцы, особенно всадники, сыновья состоятельных семей, бросали оружие и пускались в повальное бегство.
Верные приказу Красса, триарии избивали своих же беглецов. Поднялась паника. И среди смятения, как духи на огненных конях, летали парфянские удальцы.
Тучи стрел загнали римлян за лагерный вал. Армянская пехота двинулась на приступ. Шли сплошным строем, карабкались по трупам, цеплялись за выступы крепостной стены. Триарии, закованные с ног до головы в тяжелую броню, обрушивали на осаждающих камни, лили горячую смолу, расплавленное олово. Но гривы армянских шлемов, точно бесконечные волны ковыля, всходили и всходили. Падали одни, другие моментально заполняли ряды.
Великий визирь Парфии Ород первый взбежал на вал. С разбегу прыгнул в гущу римлян. Парфянские удальцы прорвались за своим вождем. В образовавшуюся брешь широким потоком хлынули армяне. Триарии, чтоб не попасть в руки варваров, убивали друг друга. Ород устремился к золотому орлу, знамени Красса.
Покинутый всеми, триумвир один защищал штандарт. Ород приказал парфянам отойти.
— Марк Лициний Красс! — крикнул он. — Презренные азиаты, которых ты клялся уничтожить, не нападают толпой на одного. Сражайся со мной!
Красс сделал быстрый выпад, но Ород увернулся и, вскинув высоко меч и быстро вращая им, стал теснить врага. Парфы окружили вступивших в поединок вождей и не подпускали римлян на помощь их полководцу.
Ород был ранен. Из разрубленной щеки струилась кровь. Он остановился перевести дыхание. Красс, изловчившись, хотел нанести смертельный удар головой под ложечку, но Ород изо всей силы ударил триумвира по согнутой шее мечом. Голова римлянина покатилась. кто-то из парфянских удальцов подхватил трофей и воздел на пику.
С гиканьем и торжествующими воплями ринулись дети пустынь на остатки римских войск. Завидя голову триумвира, плывущую на пике над морем узорных покрывал парфян, последние квириты сдались.
Торжество победителей было полным. Впервые за сто лег Рим узнал вторые Канны — решительный разгром и поголовное уничтожение армии.
VI
Лошадки, не понукаемые всадниками, бежали мягкой ровной рысцой. Вокруг зеленели покрытые лесом горы Пицениума. Долина, где пролегала дорога, дышала свежестью и тишиной. Летний зной давно миновал, и молодая, по-осеннему яркая трава поднималась из лона отдохнувшей, омытой августовскими ливнями земли.
Лонгин Кассий приехал в этот затерянный уголок Италии к своему приятелю Скрибонию Либону отдохнуть, да заодно и собрать кой-какие долги. Либон задолжал еще его отцу, и теперь молодой воин считал вполне уместным напомнить забывчивому владельцу необъятных латифундий об этих векселях. Конечно, не в первый же день приезда.
Они долго ехали молча, наконец Кассий заговорил о трудностях похода:
— За отступление не дают лаврового венца, но, уверяю тебя, отступить в порядке к сирийской границе во главе толпы перепуганных насмерть, искалеченных, измученных людей потребовало не меньше мужества, чем иные победы. Парфы преследовали нас. Новобранцы еще издали, завидя врага, поднимали вой, плакали, кричали "мама", цеплялись за своих дружков. Я распределил их между старшими товарищами и велел каждому ветерану защищать своего сопляка. Малыши приободрились, легионерам стало совестно трусить перед ребятишками. Паника улеглась, а когда мы добрались до Сирии, я бросил против парфян вспомогательные отряды. Впрочем, парфы и не думали нас гнать дальше. Их непобедимость кончается вместе с пустыней. — Кассий опустил поводья.