В лапах страха - Александр Юрин

Марина схватилась за голову, стремительно открыла дверцу холодильника. Прошлась наугад трясущимися пальцами по покрытым инеем полочкам, ванночкам, решёточкам; нащупала ноготками в лотке для масла знакомую пластмассовую поверхность; сжала кулачок и выудила руку из царства вечного холода. Вдохнула напоследок полной грудью спёртый, морозный воздух, испуганно отдёрнула руку, позволяя массивной дверце захлопнуться под собственным весом. Затем подошла к столу и уставилась на оставленный мужем стакан. Кулачок разжался сам собой; на усеянную квадратиками и ромбиками скатерть упал пузырёк с этикеткой на боку: «Алпразолам».

Марина, что есть сил, стиснула зубы, поняла, что плачет. Она не выносила эти проклятые таблетки — они доказывали то, что она постоянно опровергала, отметала, выносила на помойку вместе с прочим мусором! (но ЭТО всегда возвращалось).

Всякий раз, когда раздавался стук в дверь, скрипели половицы… а затем плакала дочь.

Марина судорожно открутила крышку пузырька, вытряхнула на влажную ладонь пару капсул. Последние. Пузырёк сделался невесомым, а оттого каким-то издевательски усмехающимся. Он словно пытался окончательно поставить Марину на колени, чтобы уже наверняка завладеть её душой. Точнее дело было вовсе не в пузырёк — сломить волю пыталось лекарство.

Марина скомкала пузырёк, наугад швырнула в раковину. Выдохнула и проглотила обе капсулы разом, при этом даже не почувствовав неприятного скольжения вдоль пищевода, после чего решительно вытерла слёзы тыльной стороной руки и посмотрела на стакан с водой, к которому даже не притронулась. На поверхность всплыла пара пузырьков, лопнула, издав мерзкий стрекочущий звук.

«Как саранча! — пронеслось в голове. — Даже эти чёртовы твари смеются надо мной! Клоун я, что ли?..» — Она схватила стакан, выплеснула воду в раковину. Затем вернулась к столу и принялась истерично рыться в выдвижном ящике.

«Где-то здесь должен быть рецепт».

Сейчас она его найдёт и завтра купит новый пузырёк. Посмотрим, как тогда они все над ней посмеются! Она им покажет, с чем супчик вкуснее! Обязательно покажет!

Марина переворошила ложки, вилки, губки, салфетки, перевернула коробку с ножами… Невольно замерла. Одного не хватало.

— Чёртова сука, — прошептала она. — Вон ты чего удумала…

Глеб замер в дверях гостиной, глупо уставился на сына.

Юрка сидел на спинке дивана, уткнувшись плечами в стену, словно желал слиться с бетонной поверхностью в одно целое, и еле заметно раскачивался взад-вперёд. Взор мальчика был устремлён на замершего в центре гостиной пса.

Глеб решительно шагнул к испуганному сыну.

Юрка с трудом оторвался от созерцания огромного бультерьера и так же безвольно взглянул на отца.

— Юрка, ты чего? — Глеб хотел было прикоснуться к перепуганному малышу, но тот отпрянул и от него. — Что-то случилось?

Умка недовольно заворчал, но остался сидеть на месте, как бы предлагая Глебу самостоятельно убедиться в том, что ничего страшного не произошло. Он только повёл ушами и качнул головой в сторону шкафа, из-под которого доносился неприятный хруст проворачивающихся вхолостую шестерёнок.

Юрка вздрогнул, потянулся к отцу.

— Тише, ты, — зашипел Глеб на собаку и, подхватив сына подмышки, поставил рядом с собой на пол.

Юрка поскорее спрятался за отца, осторожно выглянул из-за штанины, указал влажным пальчиком на зверя.

— Чего это он?

— Испугался? — усмехнулся Глеб, выискивая глазами мельтешащего сына, тень которого неуловимо возникала то с одного, то с другого бока.

— Кто, я? — надулся мальчуган, чувствуя, как при отце к нему возвращается, утерянная было уверенность и, одновременно, явно смущаясь своего недавнего поведения. — А чего он подкрадывается…

Глеб покачал головой; изловчился, поймал сына за шкирку, как котёнка; вытащил на открытое пространство перед собой, осмотрел; присел на одно колено, чтобы лучше видеть насупленное личико малыша.

— Чтобы Умка подкрадывался к кому-то — да никогда в жизни!

— Подкрадывался-подкрадывался, — быстро закивал головой Юрка, прислушиваясь к раздосадованному треньканью встревоженного Сверчка. — А его что, Умкой зовут? — Мальчик с любопытством глянул на притихшую собаку, и как-то загадочно улыбнулся, словно в мгновение ока позабыл про все недавние страхи.

(сестра его ненавидит, а под матрасом — нож).

Глеб улыбнулся.

— Всё верно, так и кличут.

Умка повёл головой — опять ему косточки перемывают. И когда уже это закончится?

— А почему?

— Ну, такую кличку дали, — растянуто сказал Глеб. — Чересчур умный — вот и Умка!

Собака демонстративно почесалась, облизала нос.

Юрка засмеялся, пуская пузыри.

«Немного нервно, но лучше уж так, чем сумасшедшее туда-сюда несколькими минутами ранее на спинке дивана…»

— Не, не умный! — довольно заключил малыш и прыснул с новой силой.

Умка заворчал, недовольно посмотрел на тычущий в свою сторону пальчик, медленно отвернулся.

— Ну вот, обиделся, — лаконично заявил Глеб, отпуская сына.

— Не, так не бывает!

— Как же, не бывает? А это что, по-твоему?..

Юрка осторожно шагнул в сторону сопящего бультерьера, но Сверчок в голове затрещал, будто задыхающийся от огня пулемёт, и малыш поспешил остановиться.

— Он просто притворяется… — Юрка рассеянно развёл руками, вопросительно глянул на отца, немо вопрошая: «Ведь притворяется же?..»

«Ну конечно, притворяется. Ждёт, чтобы ты подошёл поближе. Чтобы можно было… Поиграть?..» — Глеб тряхнул головой, гоня прочь странные мысли. Сказал вслух:

— Не думаю. Слышишь, как вздыхает?

Юрка прислушался — Сверчок тоже.

— Угу. Я ведь не специально!

Глеб улыбнулся, потрепал сына по русым волосам. Два полноводных Байкала, устремлённых на пса, задрожали, но остались в берегах. Мальчик шмыгнул носом, в отчаянии посмотрел на отца.

— И что же теперь будет?

«Как что? Слопает, конечно. Сегодня же ночью, когда все остальные будут спать. Тихо и мирно, хлюпая кровью и довольно причмокивая. Как в страшной сказке про серого волка и не умеющего держать язык за зубами малыша».

Глеб сжал кулаки, ещё сильнее тряхнул головой.

— Папа, с тобой всё в порядке? — испуганно прошептал Юрка и от напряжения даже присел.

— Да-да, всё хорошо, милый.

— Но ведь он обиделся…

— Кто?

— Умка.

— Нет-нет.

— Но ты ведь сам только что сказал, что обиделся!

«Да, я сказал, чёрт побери, но это не значит, что нужно ныть об этом весь вечер! — Глеб скривил челюсть, силясь совладать со звоном в ушах, — когда появилась тоника он не заметил. — Что это? Никак уже безумие пожаловало: тук-тук… кто-нибудь есть дома?.. А дом, вообще, есть?.. Крыша-то хоть цела?»