В лапах страха - Александр Юрин

Марина быстренько завернула кран и, страшась собственных мыслей, попятилась прочь от раковины. Нервы и впрямь были на пределе. А от того в голову лезла всякая ерунда. Хотя это и не ерунда даже. Самый настоящий параноидальный бред! Ведь в водосливе ничего не может быть — это просто длиннющая чёрная труба, с традиционными сточными запахами и булькающими звуками. Но вот только, как заставить сознание избавиться от тупой уверенности, что внутри что-то затаилось? Как преодолеть этот примитивный страх?..

«А очень просто! Ничего не предпринимать. Пусть судьба сама пишет сценарий. Пусть населяет страницы жуткими тварями. Пусть распутывает замысловатый сюжет. Пусть подводит закономерный итог. Пусть чинит расправу над недальновидными персонажами… А мне всё равно! Гори оно вечным пламенем! Всё эта омерзительное человеческое копошение, именуемое жизнью!»

Марина подошла к окну, упёрлась взглядом в темноту. За стеклом заворочались тёмно-жёлтые кляксы — они чем-то напоминали пересытившихся слизней. Раскачивающийся веер одинокой лампочки у дверей подъезда тут же подкрасил их мохнатые бока в оранжевые цвета, отчего сделалось окончательно не по себе.

«Недолго ещё ждать осталось, — думала Марина, мысленно гоня прочь извивающихся по ту сторону тварей. — Скоро понаедут вездесущие соседи, начнут сновать дни и ночи напролёт туда-сюда, точно запрограммированные. Никакого покоя не будет, как и возможности предаться размышлениям, попутно силясь совладать с лезущими наружу «тараканами». Хоть покупай ружьё и отстреливай осточертевшую живность, потому что как-то иначе этот бесконтрольно размножившийся муравейник уже не остановить. А ещё борются за какие-то там права. Будто уже существующих им мало. Последнее время и без того уже невозможно никого на место поставить — сразу начинают кодексом в нос тыкать, — вот это ты в праве осуществить, а с этим, иди-ка к такой-то бабушке… Грамотные, блин. Идиоты, честное слово! Из года в год голосуют за эту долбанную демократию, которая незамедлительно взбирается на горб, чтобы оттуда уже помыкать массами. За её кукольных выдвиженцев, со всеми их абстрактными благами и свободами, которые, на деле, яйца выведенного не стоят, так как существуют лишь жалкие полгода, непосредственно пред выборами, после чего, всё заново возвращается на круги своя — своего рода закономерность чреды событий в природе. А крохоборы и толстосумы деликатно откашливаются в кулачок, свесив с плеч ножки в лакированный туфельках — мол, порезвились и будет, — после чего нетерпеливо тянут своих марионеток за привязи, как кучер взбунтовавшуюся кобылу за вожжи, не желая прислушиваться к пролетарскому ржанию. А кто-то, загнанный на полпути в «светлое будущее», потом ещё умудряется спрашивать: как это так? Неужели снова?.. Ведь вы же обещали править иначе, господа извозчики!.. Чёртовы кукловоды, мать вашу!!! Но ответ прост и очевиден: телега перевернулась вовсе не от реформ — нужно было заранее угадывать колдобины на пути и обходить их. Вот тогда-то повернулся бы и ваш Золотой ключик, открыв путь в Зазеркалье… или куда там ведет Потайная дверка?..»

Марина вздрогнула и прикрыла ладонью губы.

Чего это с ней?

«Ах да, нервы».

Женщина вздохнула, оперлась трясущимися руками о подоконник. Внизу хлопнула дверь подъезда — ну, неужели, — отчего жёлтый веер принялся энергично раскачиваться, исподтишка атакуя скопившуюся вокруг темноту. На границе света и тьмы угадывалось осторожное шевеление. Словно нечто, не отождествлённое сознанием, переползало с места на место, взирая на Марину сквозь темень, расстояние и окна квартиры, попутно исподтишка поигрывая сигналкой их старенькой «десятки». Нет, оно смотрело вовсе не на Марину, мрак разглядывал что-то у неё за спиной…

Марина в ужасе отпрянула от стекла, словно под балконом и впрямь что-то затаилось. Сигналка пропиликала однотонную трель и умолкла.

Навсегда?..

Бред!

«Нет, бред заключается в другом. А это просто… нервы?»

Бред стучался во входную дверь, навязчиво скрипел половицами в прихожей, злорадно замирал за спиной, решительно пробирался в голову. И всё это — когда она начинала «грызть» дочь.

«А чего в этом такого? Как ещё прикажите воспитывать подростка, тем более, женского пола, особенно когда на носу переходный возраст? Дашь слабину сейчас, так она уже завтра приползёт с брюхом, вся в слезах, со словами «мама, что мне делать?.. я не знала, что от этого бывают дети, прости…» Или обнюхается какой-нибудь дури, ищи её тогда по приёмным покоям да моргам! Уж лучше самой придушить, как говаривал классик, — и точка! Тем более, к ней уже повадился ходить один долговязый хлыст. И вряд ли, чтобы только поболтать».

Хотя, с другой стороны, ей просто нравилось изуверствовать над дочерью. Бить со всей силы и по лицу. А потом наблюдать, как девочка хлюпает разбитым носом, растирая по щекам липкую кровь. Марина даже могла поклясться, что это её возбуждало, вводя в некое состояние эйфории, сродни оргазму. От вида подростковой крови она испытывала истинное наслаждение, которое, ни в коей мере, нельзя было сравнить с тем наслаждением, что доставлял в постели муж. Нет, он был неплохим любовником: просто довольно быстро уставал, часто оставляя дело незавершённым… А это бесило! Просто до умопомрачения! Единственным же, кто попадался под руку после неудавшегося полового акта, не считая Глеба, оказывалась дочь. Чаще по утрам, реже — по вечерам.

«Попутно, я слышала в голове внушение… что так правильно».

Юрку она любила иначе.

«Как же, любила…»

К малышу нельзя было прикасаться. Во время беременности Марина умудрилась подцепить где-то ангину — естественно в роддоме, где же ещё, — из-за чего мальчик родился раньше срока. Намного раньше срока! Маленький, обтянутый фиолетовой плацентой, такой беспомощный, больше походящий на прибитое насекомое, — он помещался на ладони… Вот на этой самой ладони, которая готовила, стирала, убирала… и, попутно, избивала дочь. Именно вид посиневшего, полуживого эмбриона и поселил в Марининой голове лютую неприязнь к этим жужжащим тварям. Да, она не может этого забыть! Не может заставить себя прикоснуться к ним даже по прошествии пяти лет. Впрочем, и к сыну тоже. Не может. Потому что он и по сей день, похож на насекомое. Зелёное, пузатое, с огромными, как монокли, глазами, — совсем как в той книжке, которую она ему когда-то читала!

«Что это, вообще, за дрянь была?!»

Марина схватилась за голову, стремительно открыла дверцу холодильника. Прошлась наугад трясущимися пальцами по покрытым инеем полочкам, ванночкам, решёточкам; нащупала ноготками в лотке для масла знакомую пластмассовую поверхность; сжала кулачок и выудила руку из царства вечного холода. Вдохнула напоследок полной грудью спёртый, морозный воздух, испуганно отдёрнула руку, позволяя массивной дверце захлопнуться под собственным весом. Затем подошла к столу и уставилась на оставленный мужем стакан. Кулачок разжался сам собой; на усеянную квадратиками и ромбиками скатерть упал пузырёк с этикеткой на боку: «Алпразолам».