Паническая атака - Михаил Попов

Гомеопат принимал в помещении аптеки — союз более трогательный, чем дружба кошки с собакой. Целитель засел даже не в одном из помещений, а в конце длинного торгового зала, за круглой колонной. Именно так должны были, по моему мнению, выглядеть «птичьи права». Впрочем, одернул я себя, тебе что нужно: лекарь с евроремонтом или с Гиппократовым даром?

Мой возможный спаситель сидел за обшарпанным канцелярским столом старого покроя, откинувшись на спинку стула и сложив руки на пузе. Один глаз прищурен. Второй, впрочем, тоже.

— Рассказывайте.

Я поднял правую руку и похлопал себя по основанию шеи, начиная рассказ про тоску томительную, про погоду-давительницу, настроение предсмертное, сердечную икоту и другое всякое.

— Соли, сосуды, — услышал я в ответ. — Функциональное расстройство. Поправим.

Лекарь набросал несколько букв на листочке и сунул мне, уже скучая.

— Но это обратимо? — малодушно не удержался я от вопроса.

— Ну не ногу же вам отхватило трамваем!

Гомеопатические пальцы бесшумно молотили по столешнице.

И я ушел, заставляя себя радоваться мысли, что доктор так мало мне уделил времени. Был бы я запущенный больной, был бы я безнадежен, тогда бы он, наверно, по-другому себя вел. И взял-то всего сто пятьдесят. Однако что можно вылечить за такие деньги? Пузырьки с «сольвенцием» и «ацидум-С», две коробочки белых сахарных горошин. Неужели это разгрызет мои соли и промоет сосуды? Но я решил, что буду исполнительный больной. Пять капелек на полстакана воды, четыре горошины под язык. И так до нового года. Хватит ли запасов терпения?

Заодно, раз уж все равно ввергся в лечение, я стал пробовать и стрельниковскую гимнастику. Оказалось, ничего йоговского, все просто, по-человечески, шмыгай себе носом и считай шмыги. Каждое упражнение девяносто шесть раз: хочешь — двадцать четыре раза по четыре, хочешь — двенадцать по восемь, а то шесть по шестнадцать. Мне больше подошло последнее, потому что для этого дела устраивался я в кабинете, перед своим книжным стеллажом, в котором было шесть рядов полок. На каждой полке брал на заметку по книжке и, глядя на нее, резко дергал в себя ноздрями воздух. По мнению автора брошюры, должен был в клетки коры головного мозга попадать дополнительный кислород, а также укрепляться сосуды и в головном мозге, и в сердце, и вообще повсюду. Как и все авторы таких руководств, автор обещал многое: отрегулировать процессы возбуждения и торможения, то есть сон, настроение, снять вегетососудистую дистонию — другими словами, успокоить моего «жеребца». Во всем этом я несомненно и срочно нуждался. Смутила меня немного щедрость авторских обещаний, он утверждал, что у тех, кто будет шмыгать регулярно и старательно, пройдет и астма (ну, положим), и эпилепсия (эх, не знал об этом методе Федор Михайлович), и даже импотенция. Но как бы там ни было, каждое утро я капал себе в стакан пять бледных капель и вставал голышом перед стеллажом и отправлялся по маршруту: Виктор Суворов «Аквариум» — Успенский «История византийской империи» — Элиас Канетти «Масса и власть» — двухтомник «Друзья Пушкина» — «Путешествие из Петербурга в Москву» — Мэлори «Смерть Артура».

После того как я, сдуру забравшись в свой советский энциклопедический словарь, обнаружил, что гомеопатический метод доктора Ганемана «не нашел надежного подтверждения в работах современных ученых», в моем упорстве появилась трагическая нота. Почти одновременно со словарем читая почему-то опостылевающий мне все больше и больше «Спорт-экспресс», я натолкнулся на интервью с нашей легкоатлеткой, которая упустила на чемпионате мира по легкой атлетике в Париже золотую медаль. Так вот, наша несостоявшаяся чемпионка жаловалась, списывая свою неудачу на приступ вегетососудистой дистонии. На вопрос корреспондента, а что делать с этой напастью, терзающей бегунью при каждом изменении погоды, она со спокойствием античного философа заявила, что делать тут нечего, современная медицина не знает средств против этой хвори. Тут мне припомнилось другое интервью из этой же газеты, с другой нашей рекордсменкой, прыгуньей с шестом, — те же жалобы. Хорошенькое дело! Болезнь у меня, судя по всему, не только неизлечимая, но и женская. Мои каждодневные занятия приобрели плюс к трагическому акценту еще и несомненный комический. Но упорство мое лишь закалялось. Если мои занятия бессмысленны, буду заниматься с удвоенной силой!

Вместе с тем обещанных результатов, даже в том случае, если словарь лжет, а брошюра говорит правду, можно было ждать не ранее чем через месяц-полтора. А шея изводила прямо сейчас. Похоже на громадный нарыв, зубную боль, имплантированную меж лопатками. Рано или поздно я должен был подумать: а не простой ли у меня остеохондроз? В самом деле, образ жизни — сидячий. Голова наклонена вперед, шея все время напряжена. И так год за годом. Чуть сдвинулось там что-то меж позвонками, а много ли надо, чтоб заныло?

Верный своему методу борьбы с медицинской неграмотностью, побежал в книжный магазин на Преображенке, нашел отличную книгу: «Остеохондроз: без легенд и мифов». Доктор Екименко. Увлекательное, надо сказать, чтение. Очень быстро я убедился, что в своих подозрениях насчет позвоночной болезни был абсолютно прав. Смещение позвонков шейного и грудного отделов может вызывать не только соответствующие боли, но и подавленность, депрессию. Опять оно, мерзейшее словцо! Только бы не это. Ужели слово найдено?! Надеюсь, что нет.

Я очень обрадовался тому, что у меня, может быть, не в порядке позвоночник. Тут и банальное: неприятная определенность лучше полной неопределенности, и то, что с помощью этого заболевания я полноправно вхожу в интимный круг достойных людей, таких, как Артем, например. У меня появляются хорошие, заинтересованные собеседники, можно сказать, соратники. Что в этом отношении мне могла дать аритмия? Ну, Колю Горбачева да Дорина. Сегень свою аритмию утопил в проруби. Преклоняюсь! Позвоночник был много богаче, антуражистее. Тут и мануальщики всякие, народные типы с магическими пальцами, тайны томографии, снимки, на которых, правда, никто уже не запишет ни одного битла. Кроме того — бассейн! Я тут же созвонился с Артемом, и мы всласть наобщались на одинаково нас томящую тему. Будущее рисовалось теперь не сплошь черным. Маячила впереди совместная поездка к одному подмосковному дедку, сотворившему уже не одно чудо.

В конце книжки был телефон доктора. Я позвонил. Меня записали на послезавтра. В ожидании визита я лакал капельки, шмыгал носом в кабинете у открытого окна. И почитывал книгу. Приятно смаковать описание симптомов, которых у тебя нет. У меня не было, судя по всему, остеопороза, межпозвонковой грыжи со смещением и без смещения, не было сколиоза и даже болезни Бехтерева. Чтобы это проверить, надо встать — ноги на ширине плеч, руки прижаты — и попытаться наклониться вправо или влево. Больной бехтеревкой этого сделать не может, а я мог свободно. Значит, у меня всего лишь остеохондроз. Шейного и даже пусть шейногрудного отдела. Воспаленные ткани давят на сосуды, нервы, и у меня ноет шея и подступает нечто похожее на депрессию. Остеохондроз был чем-то вроде не слишком близкого знакомого, я все время слышал о нем вокруг себя — то у этого остеохондроз, то у того. Совсем близко, за моим столом, не появляется, но все время мелькает неподалеку. Очень важно было сознавать, что болезнь эта, несмотря на свою обыденность, все же довольно тяжелая. Требует тщательного и длительного лечения. На все, на все это я был готов. Это ведь не ИБС, тут все можно повернуть обратно. Надо только хорошенько постараться, а я уж постараюсь.

Доктор Екименко, еще вполне молодой человек в свежайшем халате, с умными, глубоко запрятавшимися под надбровья глазами, любезно пригласил меня внутрь своего обширного, идеально чистого, замечательно опрятного кабинета. Большая лежанка с проделанным у одного края отверстием стояла посередине помещения. Несколько современного вида приборов у стены в истерике наброшенных проводов.

— Что вас беспокоит?

Все как всегда: шея, сосуды, перебои, погода, краткое описание предыдущих мытарств.

— Раздевайтесь. Брюки тоже.

Доктор достал одноразовую бумажную простыню, вырезал в ней отверстие и совместил его с отверстием на лежанке. Я вдавился туда лицом, стараясь дышать «спокойно, не слишком глубоко».

— И постарайтесь расслабиться. Это вакуумный массаж.

На спину мне налипли шесть больших, судя по ощущению, присосок. В общем, осязание — довольно приблизительное чувство, зачем-то сделал я вывод. Если бы меня попросили сказать, какого диаметра эти присоски, я бы мог ошибиться в разы. Или это только у меня такое близорукое осязание.

Щелкнул невидимый тумблер, и присоски неизвестного размера стали по очереди посасывать мою потную кожу. Доктор сел за рабочий стол и оттуда начал описывать достоинства применяемого ко мне метода. По его мнению, «ничего страшного», ни даже запущенного остеохондроза у меня он не обнаруживает. Сердце выкатилось из груди и оказалось во рту. Надежда на пристойный диагноз растворялась в ритме бодрых резиновых поцелуев.