Мститель - Эдуард Борнхёэ

— Не пора ли начинать?

— Где вы достали таких прекрасных лошадей? — спросил Тазуя.

— Прежде чем прийти сюда, заглянули на конюшню в соседнее поместье, — с усмешкой ответил Андрее.

— Почему же вы сразу не напали на замок?

— Люди не решались начать без тебя, — объяснил Андрее, который, как видно говорил от имени остальных.

Если бы кто-нибудь в эту минуту заглянул в глаза Тазуя, он заметил бы в них что-то вроде тайной радости.

— Я же вам сказал, когда вы избирали меня главой отряда, что в этом деле я вам помочь не могу, — сказал он глухо.

Отряд молчал, но видно было, что люди не согласны со своим вожаком. Замок был лакомым куском, да и многим нужно было свести там старые счеты.

Но Тазуя пояснил:

— Теперь в замке уже подняли тревогу, там уже поняли, что происходит, и приготовились отразить нападение. Нас заставят с позором отступить, и мы бесполезно прольем свою кровь.

— Я ничего не боюсь, когда ты с нами, — горячо возразил Андрее. — Я прорвусь, будь против меня хоть дюжина чертей! Да и остальные от меня не отстанут.

Отряд шумно подтвердил его слова.

— Поймите, так будет лучше, — повышая голос, убеждал крестьян Тазуя. — Сейчас у нас людей мало, а времени достаточно. Когда соберем побольше войска, сможем начать осаду замка… «Может быть, за это время она проберется в Таллин», — досказал он про себя свою тайную мысль.

Среди людей поднялся ропот. Одни говорили, что им стыдно перед своими собратьями, которые дочиста выжгли поместья своих господ, а самих хозяев отправили на тот свет. Другие же прямо спрашивали, для чего же они выступали и что им теперь делать. Не смотреть же, сложа руки, как другие действуют!

Тазуя немного подумал.

— Люди! — крикнул он, и его громкий голос заставил утихнуть всякий ропот. — Я хорошо понимаю, что вы хотите настоящего дела. Но скоро у нас будет отличная работа. Как вы считаете, вы ведь не очень-то любите монахов и других черных воронов?

Возгласы, раздавшиеся в ответ, звучали жаждой крови; ответ этот неопровержимо свидетельствовал о том, какое ничтожное место завоевали в сердцах этих угнетенных полуязычников тогдашнее христианское вероучение и «благодеяния» монахов.

— Я передушил бы всех этих выродков с их черными хламидами! — решительно заявил Андрее.

— Вот там-то нас и ждет работа, — продолжал Тазуя. — Отсюда до монастыря в Падизе всего несколько часов езды. Монастырь этот хоть и основан недавно, но трудами наших братьев уже накопил немало богатств. Говорят, что монахи стригут своих крестьян почище, чем иной помещик. Мы могли бы без большого труда поучить святых отцов христианскому смирению, пока к ним подоспеет помощь. Вы согласны?

В толпе поднялся радостный крик:

— Пойдем, осветим попам дорогу в пекло! Они нас тащат на небо, пусть же сами черные вороны летят туда в дыму пожара. Мы им поможем!

Вскоре весь отряд промчался на юго-запад, по направлению к лесу, и исчез в темноте. Холм опустел, все стихло; только ветер шумел и завывал в ветвях одинокой сосны, точно искал убежища от тех ужасов, отзвук которых он разносил по стране.

В эту страшную Юрьеву ночь эстонец дал волю ненависти, издавна накопившейся в его душе, и несколько тысяч датчан и немцев, мужчин и женщин, стариков и детей нашли свою гибель на эстонской земле.

14

После того как в сельских местностях все чужеземцы либо были убиты, либо бежали, отряды восставших крестьян собрались под Таллином. Число осаждающих достигало десяти тысяч, и у всех было только одно желание: сражаясь за свободу, победить или умереть. Прежняя жизнь стала им настолько ненавистной, что даже смерть казалась им лучшим исходом. Они избрали из своей среды старейшин, а из их числа — четырех верховных старейшин, которых немцы в насмешку называли «королями», и отправили в Финляндию послов с просьбой о помощи. Епископ Выборгский обещал прислать восставшим корабли и людей, но за это потребовал, чтобы Таллин после падения перешел под власть шведского короля.

В городе, где число жителей сильно возросло за счет бежавших из сельских местностей, царили страх и отчаяние. Здесь опасались, что крестьяне сразу начнут штурмовать город, и тогда никому не миновать мучительной смерти. Можно было предполагать, что озлобленные крестьяне не пощадят городских жителей так же, как не щадили господ в поместьях. Тайно были посланы гонцы к магистру Ливонского ордена Бурхарду фон Дрейлебену с просьбой о помощи.

Но эстонцы не стали штурмовать город, а только осадили его. Они ждали прибытия еще одного крупного отряда, который во главе с Тазуя разгромил Падизеский монастырь, истребил монахов, помог окрестным крестьянам уничтожить их господ и поднял восстание среди жителей Ляэнемаа. Из Ляэнемаа пожар восстания перекинулся через проливы на Сааремаа, где воинственные крестьяне в один день перебили почти тысячу немцев, в том числе и наместника магистра ордена со всеми должностными лицами. Наконец отряд Тазуя прибыл под Таллин, в лагерь восставших крестьян, где был встречен восторженными криками. Тазуя знали почти все эстонцы, но его прошлое, так же как и его подлинное имя, было известно лишь нескольким повстанцам из его отряда, а тем он строго приказал хранить все это в тайне. Многие жалели, что Тазуя из-за его молодости нельзя избрать верховным старейшиной, хотя он, с его пламенной речью, знанием военного дела и умом, был как бы создан для этого. Все его начинания до сих пор увенчивались успехом.

Когда Тазуя проезжал через лагерь, направляясь к вместительному шатру, выстроенному для совета старейшин, радостные возгласы не утихали; все — и стар и млад — старались пожать руку доблестного мужа или хотя бы приветствовать его ласковой улыбкой. Разумеется, были здесь и насмешники, но когда же их в Эстонии не было?

— Смотрите, молодежь! — говорил какой-то старик. — Вот это храбрец! Мы и подумать не осмелились бы о восстании, если бы он, переходя по ночам из деревни в деревню, не созывал людей и не пробуждал в них дух свободы. Разве не подвергал он себя сотни раз смертельной опасности, разве не боролся, чтобы уничтожить в народе оцепенелую тупость и страх перед кнутом? Всякому это давно надоело бы, а он совершил невозможное.

— Я ему не верю, — возразил кто-то вполголоса. — Выдает себя за повстанца, а сам наполовину господин.

— Чем он лучше меня? — недоумевал другой.

— Говорят, господа его обобрали до нитки, — заметил крестьянин помоложе.

— А разве он когда-нибудь жаловался на это? — живо отозвался старик. — Разве он говорит о себе? Ни слова. Если его и спросишь, он начинает говорить о другом. Он так же мало думает о себе, как о прошлогоднем снеге. Он все делает только для других.

— Ну, ну, он тоже ложку мимо рта не пронесет, — с сомнением пробормотал кто-то.

— Я слыхал, — возразил новый собеседник, также считавший себя осведомленным, — будто он вовсе и не из крестьян. Говорят, он сам был вольным человеком и владельцем усадьбы, но за то, что он заступался за крестьян, немцы сожгли его усадьбу и перебили всю его семью.

— Конечно, он не крестьянин, — подтвердил другой. — Он умеет читать греческие, еврейские и латинские письмена, а с барами, с которыми наши люди расправляются, он говорит на чистом немецком языке. Если он не немец, то, наверно, колдун.

— Я за ним пошел бы в огонь, — прошептал какой-то юноша, и глаза его загорелись воодушевлением.

Когда Тазуя вошел в шатер, все старейшины были в сборе — здесь происходил военный совет. Годами они все были старше Тазуя, некоторые уже седовласые, но, когда он вошел, все встали и приветствовали его с особенной приветливостью, доходившей до почтительности. Затем все сели в круг. Высокий седой старик, которого все остальные почитали, как верховного старейшину, посмотрел на Тазуя и сказал:

— Тазуя, сын мой, ты возвратился с тяжелой и изнурительной работы и, вероятно, изрядно устал. Скажи, сколько времени ты хочешь отдыхать?

— Я готов приняться хоть сейчас за самую тяжелую работу, если это принесет пользу нашему делу, — просто ответил Тазуя.

Взгляд старика с видимым одобрением скользнул по стройному, сильному телу и серьезному, бледному лицу юноши.

— Ты — краса и гордость нашего народа, — сказал он, — в твои руки он мог бы смело вверить свою судьбу. Послушай, о чем мы здесь совещались, и дай нам совет — ты мудрее всех нас. Мы со дня на день ждем помощи из Финляндии и до этого не хотим штурмовать город. Мы должны его плотно окружить, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти. Но для этого нам нужно укрепить свое собственное положение. В тылу у нас находится замок Лодиярве. Его охраняют толпы слуг, и там нашли себе убежище множество бежавших из окрестностей. Они могут нанести нам большой ущерб, так как в случае вылазки со стороны городских войск защитники замка нападут на нас с тыла, и мы очутимся между молотом и наковальней. Поэтому нам следует очистить свой тыл, то есть либо завладеть замком, либо стереть его с лица земли.