Девушка с голубкой - Индия Грэй

— Да, сейчас, — сказал он, стараясь не повышать голос. — Или ты передумала?

Глаза Лили приобрели стальной оттенок английского неба перед грозой, но что туманило их — злость или обида, Тристан определить не смог.

— Нет, конечно. Просто я думала… я хотела…

— Что? Платье от‑кутюр и дюжину маленьких подружек невесты с цветочными корзинками?

— В твоих устах это звучит так пошло. — Лили с грустной улыбкой опустила глаза. — Я знала, что свадьба будет скромной, но думала, что мы сможем пригласить кого‑то из твоих родственников и Скарлет с Томом…

Тристан едва не рассмеялся, представив, как Хуан Карлос и Аллегра сидят в церкви и спокойно наблюдают бракосочетание сына с английским ничтожеством, но взял себя в руки.

— Отец Анхелико считает нас парочкой сумасшедших влюбленных, которым не терпится стать мужем и женой. Если ты действительно хочешь, чтобы он нас поженил, постарайся изобразить энтузиазм. — Тристан перешел на едва слышный шепот. — Таким и будет наш брак, Лили. Никаких романтических жестов или эпических чувств. Если ты не уверена, что для тебя это приемлемо, у тебя есть последняя возможность уйти.

Она молчала, не отрывая от него предгрозовых глаз, выражение которых Тристан по‑прежнему затруднялся истолковать.

Потом сделала шаг назад. И еще один. И еще.

Некоторое время Тристан не мог думать ни о чем, кроме того, как Лили красива в тусклом сиянии свечей, как уместна ее окруженная бледно‑золотистым нимбом красота в огромном, наполненном ароматом благовоний пространстве церкви.

Вдруг он осознал, что она делает.

Лили уходит от него.

Глава 8

Челюсть заныла — так крепко Тристан сжимал зубы, чтобы не окликнуть ее. Он отвернулся и уставился яростным взглядом на алтарь, ожидая звука закрывающейся за Лили двери. Это было бы знаком, что он свободен от обязательств и может вернуться к привычному образу жизни, случайным любовницам и вечеринкам, одиночеству, которым он так дорожил.

Но дорожил ли?

Знака все не было. Двигаясь как на шарнирах, Тристан повернулся посмотреть, что случилось. В глубоких тенях под сводами его невеста разговаривала со служительницей, указывая на девочку. Малышка прервала игру и следила за ходом переговоров, поглядывая на Лили с застенчивым благоговением. Ее мать улыбнулась, кивнула. Лили опустилась перед девочкой на колени, пригладила растрепанные прядки ее волос, собрала цветы в аккуратный букетик и показала, как правильно держать. Славное маленькое личико засияло от гордости, когда девушка выпрямилась и взяла ребенка за руку. Служительница протянула ей бордовую розу на длинном стебле.

На Тристана снизошло озарение. Лили не уходила от него. Она просто делала все по‑своему, с присущей ей упрямой, настойчивой доброжелательностью, которая попеременно то бесила его, то заставляла чувствовать себя виноватым.

Напряжение отпустило, Тристан с удивлением заметил, что руки у него слегка дрожат. Вовсе не от облегчения, строго сказал он сам себе. Возвышенные чувства — не для него. Он радовался, что его мужская гордость не пострадала. Ни одна женщина еще не бросала Тристана Ромеро, ощущение, что это могло бы сейчас случиться в первый раз, оказалось незнакомым и неприятным.

Священник откашлялся, намекая, что желал бы поскорее начать обряд. Лили встала рядом с Тристаном — так близко, что он разглядел зрачки ее серебристо‑серых глаз, уловил молочно‑медовый аромат кожи. Отец Анхелико заговорил о святости супружеских уз, но перед внутренним взором Тристана калейдоскопом проходили картины, совершенно неподходящие для церкви. Лили в поле перед замком Стовелл, подол платья бьется на ветру, открывая стройные золотистые ноги. Лили, обнаженная, в башне, сияние ее шелковой на ощупь кожи в лунных лучах…

Из этой башни начался их путь сюда.

— Сеньор Ромеро?

Очнувшись от размышлений, он понял, что все выжидательно смотрят на него — старый священник, маленькая девочка, Лили.

— Простите.

Тристан взял Лили за руку. Бриллиантовое кольцо, которое он ей прислал, разбрасывало в полумрак радужные искры. Мужчине вдруг стало стыдно за то, что он выбрал для невесты такое показушное, холодное украшение. Кольцо словно бы олицетворяло самую суть брака, в который они собирались вступить. Интересно, понимала ли Лили, во что ввязывается?

Конечно нет. Как не понимала слова клятвы, которую отец Анхелико просил жениха и невесту повторить за ним по‑испански. Поколебавшись, Тристан перешел на английский:

— Я, Тристан Ромеро, беру тебя, Лили, в законные жены…

Робкая улыбка тронула ее губы цвета клубники.

Священник продолжал бубнить будничным тоном, словно читал финансовую сводку в газете. Горло Тристана сжалось, не желая выталкивать наружу обещания, которые он не собирался давать никому и никогда. Когда он все‑таки заговорил, голос прозвучал шершаво и ядовито:

— Обещаю хранить тебе верность в богатстве и бедности, здравии и болезни. Обещаю любить и почитать тебя до конца моих дней.

Ложь, все ложь. Надевая простенькое золотое колечко на тонкий палец Лили под пронзительными взглядами Иисуса Христа и его гипсовых святых с алтаря, Тристан на секунду задумался, какое наказание полагается ему за лживые клятвы. Он не сомневался, что будет наказан. Это было одним из непоколебимых убеждений, вынесенных из детства.

Теперь святой отец обращался к Лили — медленно, четко выговаривая слова. Когда она начала повторять за ним на своем детском, спотыкающемся испанском, Тристан вопросительно уставился на особенно сурового ангела.

Обещания любви и веры летели под высокие, пронизанные сквозняками своды старинной церкви. Пустые обещания, напомнил себе Тристан, но, украдкой оглядевшись по сторонам, понял, что все присутствующие тронуты нежностью, звучащей в негромком голосе Лили. Даже старик с четками теперь смотрел на них с выражением необъяснимой печали.

Произнося слова, связывающие их навсегда, невеста подняла руку и прикоснулась к щеке жениха. Колючий панцирь, под которым Тристан прятался от мира, пошел трещинами, ощутив тепло ее ладони. Обращенные на него глаза казались озерами лунного света, ласкового, но такого яркого, что на него почти больно было смотреть. Этот свет проникал в самые темные уголки его сознания, высвечивая скопившуюся там пыль.

Лили договорила. В тишине Тристан наклонил голову и коснулся губами ее губ в невесомом поцелуе. Это задумывалось им как ритуальный жест, призванный удовлетворить романтические ожидания маленькой аудитории, но, стоило их губам встретиться, каждый нерв тела мужчины наполнился огнем. Лили резко вздохнула, выгнулась навстречу. Роза, которую она держала, упала на каменные плиты, руки девушки обвились вокруг его шеи. Нежный, щедрый, полный любви, ее поцелуй не был формальной частью спектакля, он был обжигающим и настоящим.