Девушка с голубкой - Индия Грэй

— Скучные мужчины, идите и говорите о делах! А я покажу Лили дом. Мы должны познакомиться как следует.

— Осмелюсь предположить, что она беременна.

В мужественной обстановке отделанного деревом кабинета Хуана Карлоса не было места женским глупостям наподобие изящных бокалов и легких алкогольных напитков. Он плеснул янтарную жидкость из тяжелого квадратного графина в два стакана и протянул один сыну, который проигнорировал жест:

— И что же навело тебя на это предположение?

— Я не могу придумать другой причины, по которой ты женился на ней. Таких женщин берут в любовницы, а не в жены.

«Не поддавайся на провокации, не реагируй. Не показывай ему, что он зацепил тебя, и тебе больно». Тристан не мог сосчитать, сколько раз повторял про себя эту мантру, разговаривая с отцом. Он даже не заметил момента, когда необходимость прятать эмоции перестала требовать волевого усилия и превратилась в привычку.

— Каких таких женщин, отец? — Прислонившись к углу стола, Тристан вопросительно заломил бровь.

— Безродных, не получивших должного воспитания. — Хуан Карлос сделал глоток и скорчил гримасу, которая, как без труда догадался его сын, не имела отношения к качеству превосходного коньяка. — Модель, Тристан! Какая невероятная пошлость! — Старший Ромеро задумчиво покрутил стакан и продолжил все тем же светским тоном: — Полагаю, ты сделал это нарочно, чтобы пошатнуть мой престиж?

— Как ты пошатнул мой сегодня утром? — спросил Тристан с тихим раздражением. — Сколько ты заплатил членам совета, чтобы они поддержали тебя, а не меня? Они проголосовали за увеличение процентной ставки по африканским кредитам, зная, что правительствам стран‑должников придется урезать расходы на медицину и образование.

Хуан Карлос обошел стол и погрузился в огромное кожаное кресло.

— Не все в жизни измеряется деньгами, мальчик мой, — философски сказал он, разглядывая нама‑никюренные ногти. — Большая часть вещей, но не все.

— Ты заключил сделку, рассчитывая на мой брак с Софией?

— Это была не такая уж плохая идея. Неужели ты думаешь, что я женился на твоей матери по любви?

— Нет. — Смех Тристана отдавал горечью. — Так я никогда не думал.

Горечь жгла ему горло, тьма, которая держала его в осаде всю жизнь, подползла ближе. Он убеждал себя, что привык к ней — жил с ней столько, сколько себя помнил, не вглядываясь в нее, не давая ей имени. До этого момента. Стоя посреди комнаты, которая видела столько страданий, он снова вспомнил голос Лили: «Чувство, которому ты особенно открыт, это страх…»

Тристан не хотел признавать ее правоту. Но сейчас понял, что она попала в яблочко. Глядя в пустые глаза отца, так похожие на те, что каждый день смотрели на него из зеркала, Тристан Ромеро испытывал страх.

Слишком долго он мирился с тем, что по милости сидящего перед ним человека так и не научился любить. Это был научный неврологический факт. Но сегодня Тристан, впервые вглядевшись во тьму, испугался, что жестокость, пропитавшая годы его становления, намертво впаялась в мозг и ждет там своего часа. И когда их с Лили ребенок появится на свет…

O Dios, Dios note 3, что же он наделал?

Он принудил Лили к браку из соображений проклятой семейной чести. Но как быть с обещаниями, которые он дал ей? Как он сможет защитить ее и ребенка, если самая большая опасность, вполне возможно, исходит от него самого? Что, если он — точная копия отца, только пока еще сам не знает об этом?

Он прижал сжатые кулаки к вискам, слушая спокойный, рассудительный голос Хуана Карлоса.

— Это был бы прекрасный альянс, союз нашего банка с крупнейшим частным банком Греции. Из Софии получилась бы прекрасная жена, а ты мог бы продолжать свои грязные маленькие интрижки с моделями. Вместо этого ты женился на одной из них. Тебе должно быть стыдно, Тристан. Я считал тебя здравомыслящим человеком.

— Я достаточно рационален, — холодно сказал Тристан. — Твое первое предположение было верным. Лили ждет ребенка, а я исполняю свой долг по отношению к нашему гнилому благородному семейству.

Что‑то блеснуло в бесстрастных глазах Хуана Карлоса. Тристан решил, что это может быть торжество.

— Эта девица заманила тебя в ловушку!

— Я бы сказал, она сама попалась в ловушку, — усмехнулся Тристан, направляясь к двери. — Заключила стерильный брак без любви ради спасения чужой фамильной чести.

— Вряд ли ее участь так печальна. Ты же наследник семьи Ромеро, маркиз…

— Вот именно, — с омерзением сказал Тристан, прежде чем выйти. — Кто в здравом уме захочет со мной связываться?

Аллегра привела Лили в маленькую гостиную на своей половине особняка. Комната с толстыми коврами, золоченой мебелью и километрами шелковых драпировок была настолько жаркой, мягкой и агрессивно, нарочито уютной, что Лили сразу стало трудно дышать.

— Надеюсь, однажды ты начнешь считать этот дом своим. — Аллегра сделала еще один хороший глоток шампанского. — Может, теперь, когда Тристан женат, он будет уделять семье больше времени. А то у него все дела, дела, ты понимаешь…

Окончание фразы повисло в воздухе, мать Тристана неуверенно оглядела комнату, словно пытаясь сообразить, зачем привела сюда гостью. Теперь было очевидно, что Аллегра очень, очень пьяна. На приеме в зале она держалась молодцом, из чего Лили заключила, что хозяйка дома привыкла скрывать опьянение. Наверное, пристрастием к алкоголю объяснялся и синяк, проглянувший через толстый слой тонального крема на ее скуле.

— Думаю, нам пора возвращаться, — осторожно сказала Лили.

— Подожди! Я должна отдать тебе то, за чем привела! — И Аллегра скрылась в спальне.

Оставшись одна, Лили прижала руку к животу и попросила ребенка повременить с токсикозом. Волны тошноты накатывали одна за одной, грозя перехлестнуть через край.

— Вот! — Аллегра вернулась с большой плоской шкатулкой в одной руке и бокалом в другой.

Бокал снова был полон, заметила Лили с тревогой. Видимо, ее свекровь хранила запасы спиртного во всех комнатах.

Поставив шкатулку на стол, Аллегра упала в кресло:

— Открой.

Лили нерешительно подняла крышку, словно ожидала, что внутри что‑то взорвется или выскочит, чтобы укусить ее. Вместо этого в глазах радугами засияли бриллианты и рубины ожерелья, покоящегося на черном бархате подкладки.

— Теперь ты Ромеро, — неожиданно трезво сказала Аллегра. — Когда я была невестой Хуана Карлоса много лет назад, фамильные украшения его семьи достались мне, а я передаю их тебе.

— О, сеньора, — пролепетала Лили, ловя ртом воздух.