Человек из тени - Дональд Гамильтон

— Один. Антуанетта Вайль. За ней следят?

— Ее прикрывают. Сегодня она еще не выходила. Почему ты спрашиваешь?

— Просто так, — ответил я.

И впрямь не знаю, почему задал этот вопрос. Тони не имела отношения к делу, если не считать того, что я случайно втянул ее. Никто не поблагодарит за заботу о девчонке, которая по глупой случайности вляпалась в наше дело, даже она сама.

11

В кафетерии был белый кафельный пол, старомодные столы и стулья, а кабинок и игрового автомата не имелось. Оливию я усадил за угловой столик, делая вид, что случайно повстречал ее у входа.

Я обратил внимание, что она в платье. Восторгаться нечем — модное свободное, даже мешкообразное платье хорошо смотрится только на худых моделях, похожих на жердь, но она сложена иначе. Это было коричневое джерси. Говорят, вязаные вещи очень удобны в путешествиях. Я рад, что они хоть на что-то годятся. Джерси оказывает на меня не больший эффект, чем джутовая мешковина.

И все-таки это платье, а не твидовый костюм. Были и другие перемены.

— Бог ты мой! — сказал я.

— О чем это вы?.. А…

Она слегка покраснела и стала скованной, как обычно. Губы подкрашены пусть незаметной и розовой, но все-таки настоящей помадой. Еще малость и она сдастся — начнет пудрить нос и делать макияж. У меня это вызвало смешанное чувство. То есть захотелось напомнить, что просто нахожусь на работе, и только. Я вовсе не собирался нести моральную ответственность за изменения ее мироощущения.

С меня хватает личных отношений в этом деле. В ушах еще звучал голос Антуанетты: «Почему? Я поверила вам, а вы втянули меня в это?». Доктор Оливия Мариасси была еще одной приманкой, о чем я старался не забывать. В отличие от Тони, она знала, правда, что ее используют и зачем, но только самому Господу ведомо, как предстоит еще ею манипулировать.

— Невежливо так разглядывать меня, — заметила она. — И невежливо надо мной смеяться.

— А кто смеется?

— Я полагаю, что для невесты вполне естественно чуть-чуть прихорашиваться, — сказала она в свою защиту. — Мы же ведь женимся сегодня, да? Планы не изменились?

— Все должно произойти как намечено, — сказал я. — Более того, Вашингтон требует, чтобы мы отделили агнцев от козлищ, или вернее сказать в единственном числе — отличили агнца от козлища. Кто бы за нами ни увязался, мы должны его взять и передать немедленно в руки команды сокрушителей.

Она подняла на меня глаза:

— Команды сокрушителей?

— Команды «С», — сказал я. — Следственной команды. Экспертов. В том случае, если сами не захотим задавать вопросов.

— Это не слишком-то приятно, согласитесь, — слегка вздрогнула она.

— Совсем неприятно.

— Будь хоть еще какой-то выход… Не думаю, что смогу с удовольствием вспоминать, как помогла заманить в ловушку — кого бы то ни было. Даже получи он задание убить меня, это неприятно. Тауссиг — действительно такая уж важная шишка? Каков он из себя?

— Никогда не видел, — сказал я. — Но, полагаю, при случайной встрече с ним на улице вы бы приняли его за Альберта Эйнштейна или кого-то еще в этом роде. Видите ли, Эмиль Тауссиг тоже гений, в своей области, понятно. Что же касается его важности, то не подобает задавать такие вопросы, док. Вы хотите, чтобы я произнес длинную патриотическую речь о том, что судьбы людей и даже целых народов зависят от того, найдем ли мы ход к Тауссигу?

— Я знаю, — вздохнула она, — некоторые вещи следует просто принимать на веру. Далеко не всегда я сама рада тому, как используется наука, но своих исследований не прекращаю.

После паузы она продолжила тем же тоном:

— Что же касается агнцев…

— Кого, простите?

— Что касается агнцев и козлищ, мистер Коркоран, то мы уже не одни.

Она смотрела мимо меня. Потом наклонилась, и я дотронулся до ее руки.

— Поль, дорогой, — сказала она.

Я все понял.

— Любимая, — сказал я, глядя на нее с обожанием.

И вот Муни уже стоял рядом в своих роговых очках и тяжелом твиде с видом человека, страдающего от бессонницы. Я заметил, что он бледен, но чисто выбрит. Поднимаясь, я уловил запах какого-то мужского лосьона.

Он быстро поднял руку:

— Пожалуйста, я не собираюсь… Я пришел просить прощения. Вчера я просто вышел из себя.

— Кем бы вы ни были вчера, — сказал я агрессивно, — сегодня вы заслужили пару тумаков!

Оливия все еще удерживала меня за руку:

— Пожалуйста, дорогой. Утро такое прекрасное, стоит ли его портить. Если Хэролд хочет извиниться, почему бы не выслушать? — она говорила спокойным голосом, даже улыбнулась Муни. — Продолжайте, Хэролд. Извинитесь. Скажите Полю, что сожалеете о том, что ударили его из-за спины, так неожиданно.

— Ему бы еще больше пришлось сожалеть, ударь он в лицо, — возразил я.

— Поль, не будьте врединой. Пожалуйста, дорогой… Хэролд, продолжайте, мы слушаем.

Оливия ласково улыбнулась, и он что-то пробормотал. Затем она заставила нас пожать друг другу руки, словно мы повздорившие мальчишки. А затем пригласила Хэролда взять стул и присоединиться к нам. Это не был самый приятный завтрак в моей жизни, но зато она получила истинное наслаждение. Ей нравилось наблюдать, как он корчится от стыда. Эту черту ее характера я раньше не замечал, и она меня радовала. Даму с таким обилием желчи не столь уж легко уязвить, констатировал я к своему удовлетворению.

В конце концов она отодвинула стул и погладила мою руку.

— Допивайте кофе, дорогой. Я поднимусь к себе упаковать вещи.

Она повернулась к Хэролду:

— Почему бы тебе не пойти со мной. Я хочу кое-что сказать.

Как и подобает недотепе-репортеру из Денвера, я продолжал сидеть.

— Как только допью кофе, подойду, — сказал я.

Она наклонилась и поцеловала меня в губы.

— Не торопитесь, — сказала она смеясь, — и не ревнуйте, дорогой. Пока я с ним, ничего со мной не случится, правда, Хэролд?

Он не ответил. Он переваривал поцелуйчики и нежности Оливии. Он уже обратил внимание на необычную для нее губную помаду, на то, что Оливия то и дело прикасалась ко мне без особой нужды, и явно сожалел, что не пустил вчера в ход и ноги, чтобы разделаться со мной как следует. То ли он и вправду ревновал, то ли я нарушил его планы, понять пока трудно.

Я смотрел, как парочка удалялась. Оливия определенно не сомневалась в истинном характере его чувств и явно предвкушала, как объявит о предстоящем замужестве, сказав, что не держит камня за пазухой. Как раз наоборот — он помог гадкому утенку почувствовать себя лебедем в браке с таким мужчиной, как я.

Да, это был ее звездный час. Вознаграждение за сотрудничество с нами. Но ей еще придется отработать каждую секунду своего садистского триумфа, пока она от нас отделается. Однако все это было достаточно знаменательно, и я не мог с горечью не подумать, что Оливия Мариасси оказалась совсем иной личностью по сравнению с холодным образом отрешенного от жизни ученого, «синего чулка», какой она мне — и не только мне — представлялась.

Официантка подала кофе, но, как оказалось, это не то утро, когда я мог что-то завершить, будь то бритье или завтрак, и все из-за изобретения Алекса Г. Белла. Я едва успел сделать глоток, как в углу зазвонил телефон. Девушка, поднявшая трубку, осмотрелась и увидела меня, одиноко сидящего за столиком.

— Вы мистер Коркоран? Вас просят к телефону.

Я быстро подошел к аппарату, но не настолько, чтобы не понять, какой промах совершил. Дневной свет и исчезновение Кроха сделали меня неосмотрительным, и я позволил Оливии подняться к себе без сопровождения, если не считать Муни, который мог оказаться нашим врагом.

— Слушаю, — сказал я в трубку. — Коркоран у телефона.

— Поль? — говорила Оливия, но совсем иным голосом — прежним невеселым, язвительным тоном. — Поль, пожалуйста, немедленно поднимитесь ко мне в номер.

— Разумеется.

Я поднялся по лестнице, чтобы не ожидать лифта. Нож был наготове, когда я приближался к двери. Он не был на автоматической пружине, но я мог молниеносно открыть его одной рукой. Я постучал, и когда дверь открылась, устремился в номер.

Нечто подобное я мог бы и предвидеть. В комнате были двое — Оливия и Муни. Она впустила меня. Руки ее были в крови. Он лежал на постели без пиджака, рукав сорочки оторван. Лицо посерело. Под голую руку подложено полотенце, чтобы впитывать кровь, которая текла из пулевой раны на бицепсе.

12

Оливия осторожно закрыла дверь, оставляя тем не менее на ручке отпечатки пальцев.

— Так он к тому же негодяй. Но вам не следовало стрелять, — сказал я.

Она ответила раздраженно:

— Не валяйте дурака. Откуда у меня оружие?

Я мог бы подсказать, как его раздобыть. Этой ночью неподалеку было то, что я храню в чемодане. Но даже если предположить, что она в помыслах о мести могла прибрать его к рукам, один выстрел поднял бы на ноги весь отель. К тому же, Муни напрочь оторвало бы руку. В него явно стреляли не из револьвера 38 калибра, а из чего-то куда скромнее, да и выстрел был тихим. И вспомнилось сразу же о том, кто, согласно утреннему сообщению, так пристрастился к малокалиберному оружию.