Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Существует множество в значительной степени формальных, даже эзотерических, если не смехотворных признаков: все они находятся на стадии гипотезы, ими занимается узкий круг врачей, их влияние на медицинскую практику, можно сказать, ничтожно. Эти признаки говорят лишь о повышенном интересе европейских врачей классического периода к жировому веществу, а также об их неспособности объяснить способы его образования и состав. Но любопытство врачей неоспоримо, требования к результатам, которые пока невозможно применить на практике, растут.
Специфика водянки
В XVI и XVII веках наиболее четко противопоставляются друг другу отечность и ожирение. Жидкость «подвижна», жировая ткань обладает «плотностью» — по-видимому, различия между ними изучены лучше всего.
В первую очередь, внимание уделяется действию распределенных по телу жидкостей. Они заметны: можно на глаз оценить изменение отеков в зависимости от силы тяжести, в различных положениях тела — согнутом или выпрямленном, различия в их колебаниях, их можно измерить пальпированием кожи, ухо способно различить звуки, возникающие при движении жидкостей. Среди прочих наблюдений приведем свидетельство Амбруаза Паре, сделанное в 1570 году: «Когда больной лежит на спине, опухоль становится менее заметной, потому что жидкость перетекает в разные места»[290]. Отсюда отечность в разных местах тела. В описаниях, сделанных в XVI веке, преобладает один симптом: чрезвычайно сильный асцит — брюшная водянка с характерными перкуторными звуками. Якодомус Ломмиус пишет о том, что в этом случае отеки начинаются снизу — в первую очередь распухают ноги, затем живот, а «остальные части тела высыхают»[291]. Это отличает водянку от ожирения.
Анатомы со вниманием относятся к подобным скоплениям: описаны, например, 180 фунтов «тухлой воды»[292], излившейся из матки женщины, вскрытие тела которой в середине XVI века провел Везалий, или «большое количество красноватой воды», несколькими десятилетиями позже обнаруженное в трупе «бедной девушки из Утрехта», живот которой был «невероятного объема», а остальное тело — «очень худым»[293]. Эти жидкости по «консистенции» отличались от жира.
Врачи классической эпохи давали и некоторые механические объяснения: например, писали об угнетении «лишними соками» печени — «кроветворного» органа. Эти «лишние соки» до такой степени сдавливали протоки, что по ним могли протекать только «сыворотки»[294]; внутренние пространства приходили в беспорядок, наступало общее разлитие. Эттмюллер описывал случаи, когда слишком холодные напитки, принятые ночью, вызывали паралич печени у пациентов и их животы чрезвычайно раздувались[295]. Вырисовывается особый облик страдающего водянкой, в котором смешиваются худоба, вызванная нехваткой «питания», и опухание вследствие излишков жидкости. Вот как Жан Лермит в 1598 году описывает Филиппа II, страдающего водянкой: «Его ноги, бедра и живот были распухшими, тогда как все остальные части тела были очень тощими — кости, обтянутые кожей»[296]. Вероятными казались и некоторые другие причины: проблемы с мочеиспусканием, геморрой, задержка менструации — все, что могло приводить в движение самые разнообразные жидкости.
С другой стороны, с большей осторожностью стали проводить искусственное вскрытие живота. В 1580 году Амбруаз Паре еще мог счесть «нормальной» историю одного парижского грузчика по прозвищу Иди-если-можешь, у которого был огромный живот. Однажды в драке приятель пырнул его ножом, и из живота вылилось «огромное количество тухлой воды»[297], после чего человек пришел в себя и вернулся к работе. Разрез тем не менее таит в себе неминуемую опасность. В 1613 году Никола Абраам де Фрамбуазьер настаивал на необходимости предупредить «друзей пациента о том, что этот метод лечения сопряжен с большим риском»[298]. А Лазар Ривьер в середине XVII века описал смерть «обессилевшего» человека, наступившую через несколько часов после того, как его живот был достаточно безболезненно «вскрыт». Вывод весьма категоричен: «Ни один из прооперированных не выжил»[299]. В трактате Томаса Сиденхема о водянке в 1683 году утверждается неизбежность неудачи: при этом методе лечения поражаются жизненно важные органы, наступает гангрена тканей[300].
Тем не менее сохраняются странные верования: например, в 1680-х годах Лазар Ривьер выражает убежденность, что если больной водянкой будет стричь ногти на ногах под корень, «до появления крови», это может способствовать «некоторому сокращению количества серозной жидкости»[301]. Образ бурдюка, наполненного жидкостью, никуда не делся. Продолжают существовать занятные мнения, например случай странной болезни, настигшей немецкую принцессу, описанный супругой маркграфа Байройтского: «Ее тело невероятно раздувалось по утрам, а к вечеру эта опухоль исчезала»[302]. Или же причудливые случаи, описанные в XVII веке Марко Северини: тела, деформированные огромными опухолями, превращающими спины в «животы» с невероятными изгибами[303]. Таинственные, тайные симптомы, изображенные без каких-либо комментариев и объяснений. Новизна здесь, повторим, в другом: в лучшем определении водянки, в лучшей характеристике ее проявлений.
Впрочем, новизна эта ограниченна. Дать четкое определение было трудно в связи с сомнениями в причинах этих опухолей, а также с «многообразием», приписываемым болезни, — проблемами, непосредственно связанными только с объемами отеков. В 1613 году Томмазо Кампанелла даже называл водянку одной из главных болезней, от которых он хотел оградить жителей своего Города солнца
