Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно сделать вывод, что маркиза хотела, чтобы ее дочь была «пухленькой», что, по ее мнению, уравновешивает худобу и тучность, иначе говоря, парадоксальным образом соединяется в понятии стройности. В этом определении сочетаются красивые очертания и упругость, предполагаются округлости, а не «полнота». Стройная фигура может быть какой угодно, но не «толстой». Кроме того, это определение настаивает на сведении «мощности» к минимуму — никаких очерченных мускулов, только нежная «плоть»: например, «жирная» кожа благодаря специфической мягкости должна обеспечить необходимые формы и рельеф. В результате не избежать двусмысленности: стройность, по традиционным представлениям, не может существовать без «жира», или, говоря точнее, оптимальное состояние невозможно без некоторого избытка густых и жидких веществ. При определении «нормального» и «красивого» о мускулах речь не идет. Руки женщин, например, должны быть «белыми, мягкими и нежными» — в противоположность мужским рукам, которым следует быть «сильными, мощными, подвижными и мускулистыми»[387].
Тем не менее полнота или, скорее, чрезмерная полнота определяется в первую очередь с точки зрения формы. Это заметно как в словесных описаниях, так и на картинах: в изображении всех частей тела появляется один и тот же мотив шара. Фигуры становятся разнообразнее: возникает все больше изгибов, что вновь говорит об избыточности очертаний: «круглый» неизбежно означает «толстый». Таковы слова Сирано де Бержерака, высмеивающего Монфлери:
Ваши ноги по окружности фигуры так плавно переходят в голову, что вы представляете собой не что иное, как воздушный шар[388].
А вот что пишет Фюретьер о «шарообразной» фигуре толстого буржуа: природа «недодала ему роста, зато щедро наградила тучностью»[389]. Короткие руки и ноги, укороченная шея согласуются со сферической формой тела почти на уровне интуитивно воспринимаемого образа. Такой упрощенный рисунок на долгие годы станет символом избыточной плоти. Кстати, это высмеивает Мольер в комедии «Версальский экспромт»: фигура короля, в противоположность тому, каким ему надлежит быть, представляет собой огромный «шар с требухой»[390],[391].
Глава 4. Принуждение плоти
В XVI–XVII веках возникают новые оригинальные практики контроля веса, а в уходе за телом появляется система. Делаются робкие попытки оценки, сначала основанные на ощущениях: люди замечают, что вследствие ожирения одежда становится тесна, кольца узки, то тут, то там уже неудобно. Несмотря на нехватку слов для описания, «ощущение» жира, его внутреннее восприятие проявляются эмпирически. В письмах, в литературе, в описаниях ритуалов все чаще упоминаются диеты, где главное — сокращение количества пищи или употребление «сушащих» веществ, которые, предположительно, должны способствовать похудению, поскольку главной причиной полноты по-прежнему считается излишняя влага. Использовали даже такие вещества, как различные уксусы, лимоны, мел. Все они, вытянув жидкости, должны были подтянуть кожу. Прибегают и к помощи «компрессии» — к разнообразным обручам, поясам, корсетам, конструкции которых в XVI–XVII веках совершенствуются, вызывая уверенность в том, что физическое воздействие способно «вылепить» желаемую внешность, что человеческие фигуры обретут заданные объемы.
Первые шаги в оценках
Как бы то ни было, в XVI–XVII веках, помимо цифр и слов, появляются первые объективные оценки полноты. Математик и писатель Джероламо Кардано в середине XVI века в «Мемуарах» подробно описывает собственную внешность: отмечает свой «незначительный рост», «узковатую грудь», «длинную и тонкую шею», рассказывает о чертах лица[392], но ничего не сообщает о фигуре, животе, ногах, частях тела, не поддающихся описанию. Однако он рассматривает себя, находит какие-то признаки и говорит о них. В этом беспрецедентном свидетельстве мы впервые видим субъекта, оценивающего собственную внешность. Кардано сообщает, что следит за своими объемами: он не полнеет и не худеет. Это, конечно, косвенная оценка, основанная на ощущении перстней, на чувстве, что «их давление на пальцы осталось прежним»[393]. Кардано не взвешивается, не прибегает к цифрам. Он не изучает свое отражение: в XVI веке не было зеркал, в которых можно было бы увидеть себя в полный рост. Он не оценивает свою полноту ни по тому, приходится ли подгонять по фигуре одежду, ни по состоянию контуров тела. О своих «объемах» Кардано судит лишь по перстням, по их давлению на пальцы. С одной стороны, это говорит о внимании к внешности, с другой — о приблизительности ее оценки: автор следит за своим внешним видом, но по сравнению с сегодняшними критериями приводимые им сведения неточны. Это лишь базовое наблюдение, проводившееся без использования специальных средств и инструментов.
Естественно, проявляются и другие признаки — например, тесная одежда, о чем в 1528 году говорит Бальдассаре Кастильоне, обращаясь к «придворной даме». Первичным остается эмпирический «расчет на уровне ощущений»: необходимо оценить, «какова она — чуть более полная или чуть более худая, чем следовало бы», и «помочь с выбором одежды»[394], чтобы компенсировать излишек или недостаток. Оценка привязана к одежде. Выход можно найти при помощи подходящей ткани. В XVII веке этот прием использовали также весельчаки, описанные Таллеманом де Рео. Это была хитрость, заставлявшая «тупицу» поверить в то, что он внезапно растолстел, наевшись грибов и другой еды, вызывающей обильное газообразование. Человек беспокоится, чувствует себя «раздавшимся», ему жмет одежда, которая попросту была «ушита» шутником-слугой[395]. Этот пример мог бы показаться смешным, если бы не демонстрировал роль одежды при спонтанной оценке. Елизавета Валуа, в 1560 году в возрасте 15 лет ставшая королевой Испании, также была вынуждена обновить гардероб из-за того, что пополнела: «Ей нужны платья на четыре пальца шире, чем те, что она носила, пока была здесь»[396]. То же самое вспоминает мадам де Севинье, описывая свои попытки похудеть в пятидесятилетнем возрасте: «Я не
