Шекспировские чтения, 1976 - Уильям Шекспир

Во всех этих случаях чувствуется ирония Шекспира. Правы исследователи, утверждающие, что Шекспир изобразил в архиепископе одного из величайших лицемеров {См., например: Stanford Brooke, Ten more plays of Shakespeare. London, 1925, p. 303-304.}. Но дело не только в этической оценке. Для успеха в политических делах правители вынуждены скрывать истинные цели своих поступков, создавать видимость законности, оправдывая свои действия с точки зрения общечеловеческой справедливости. Узнав о заманчивом предложении архиепископа, Генрих обращается к нему с горячей речью, предупреждая о страшных последствиях войны (I, 2).

В этих словах Генриха дана косвенным образом оценка поведению архиепископа. Хитрый политик смело принимает грех на себя и произносит знаменитый монолог о порядке, сравнивая государство с пчелиным ульем. Комментаторы указывают много источников для этого монолога {L. В. Campbell. Shakespeare's "Histories" - mirrors of Elizabethan policy. San Marino, California, 1947, p. 273.}. В частности, Э. Гретер обнаруживает параллели с рассуждениями Томаса Элиота. Элиот доказывает, что различие в положении людей установлено богом, и восхваляет в государстве пчел покорность установленному порядку. Известно, что рассуждение Элиота о хаосе, который грозит миру, когда нарушен порядок, Шекспир использовал для монолога Улисса в пьесе "Троил и Крессида" {E. Grether. Op. cit, s. 14-15. Уитакер упоминает, кроме Элиота, еще два источника монолога Улисса: начало 10-й проповеди из Первой серии официальных англиканских проповедей и 3-ю главу первой книги сочинения Хукера "Законы церковной политики". Однако он отмечает, что обращение Улисса "Appetite, a universal wolf" отсутствует в этих источниках, хотя и является развитием учения Хукера. Автор не использует в этой связи сочинение Платона "Государство" (см.: V. К. Whitaker. Philosophy and romance in Shakespeare's "problem" comedies. - In: "The Seventeenth century..." R. F. Jones e. a. [Eds.]. Stanford, California, 1965, p. 340; см. также статью: I. Kletnstuck. Ulysses' speech on degree as related to the play of Troilus and Cressida. - "Neophilologus", 1959, Jg. 43, Afl. I, p. 58-63).}. Улисс прибегает к философским обобщениям, чтобы доказать, что иерархия в обществе является законом природы (I, 3).

Речи архиепископа и Улисса содержат часть истины: Шекспир, вероятно, согласен с мнением философов, утверждавших, что в человеческом обществе, как и в природе, все совершается по определенным законам, существует разделение труда и разделение общества на группы. Однако Шекспир тут же показывает, как эти идеи используются в политических целях для оправдания эгоистических интересов. Противник абсолютизма Томас Старки приводил аргументы защитников монархии, почти совпадающие с доводами архиепископа и Улисса. Некоторые исследователи увидели в этих монологах политические концепции самого Шекспира, защиту иерархии и проповедь подчинения существующему порядку. А между тем в драмах Шекспира выведены всего лишь необыкновенно хитрые политики, умеющие привлекать законы природы и общества для того, чтобы в глазах окружающих существующее положение вещей казалось соответствующим вечным законам природы. В государственной политике эти персонажи Шекспира проявляют высшую мудрость и маскируют собственные интересы не менее искусно, чем это делает Платон, оправдывая с помощью мудрой философии античное рабство и кастовый строй.

Платон красочно и убедительно описывает разделение труда в результате появления все новых потребностей, а затем поясняет, что разделение труда неизбежно порождает куплю и продажу, наемников, продающих свою физическую силу, солдат для ведения войны, правителей для управления делами государства, - и объявляет такое положение вещей законами природы, вечными и неизменными. Чтобы установить справедливый порядок, необходимо, чтобы каждый исполнял дело, к которому он предназначен от рождения (это положение вполне соответствовало изречению "трудись в своем призвании"). Страж должен управлять, а раб - трудиться, не стремясь стать свободным, иначе город погибнет. Тогда не будет вражды между богатыми и бедными, не будет несправедливости, ибо для Платона несправедливостью является все, что нарушает мир в городе {См.: Платон. Указ. соч., т. III, ч. 1, с. 224-225.}.

Архиепископ Кентерберийский, Улисс и Менений Агриппа как будто следуют учению Платона о государстве, дополняя древние положения о разделении труда примерами из современной Шекспиру политической борьбы, заимствованными из политических трактатов.

Э. Гретер отметил, что современные парламентские дебаты могли дать Шекспиру материал для речи архиепископа Кентерберийского. Автор не приводит доказательств, а между тем речь Эдуарда Кока, знаменитого юриста XVI в., содержит явные аналогии с монологом архиепископа. Эдуард Кок во время обсуждения билля о субсидиях (1593 г.) выступил с пространной речью, в которой восхвалял парламент и которую закончил льстивым обращением к королеве: "Наши жизни распростерты у ног ваших". Кок сравнивал парламент с государством пчел, где есть король, где трудолюбивые пчелы высасывают мед из цветов и приносят пищу королю, а трутней, лишенных жала, изгоняют из государства {В. Townshend. Historical collections or an exact account of the proceedings of the four last parliaments of Queen Elizabeth of famous memory. Wherein is contained the complete journals both of the Lords and Commons taken from the original records of these houses. Faithfully and labouriously collected by Heywood Tounshend, a member of those parliaments. London, 1680, p. 46.}.

В хронике Шекспира сравнение с ульем превращается в описание государства, в котором царит согласие. Некоторые образы нарушают, однако, идиллическую картину и придают драматический характер всему описанию. Власти "наказывают", солдаты "грабят" цветы и приносят добычу королю, "поющие каменщики" строят золотые своды, а "бедные носильщики" складывают у ворот королевского дворца свою "тяжелую ношу", правосудие с грустными глазами передает бледным палачам "ленивого, зевающего трутня". Король - центр всего государства, единственная цель различных стремлений, так завершает архиепископ свою аллегорию. "Разные пути ведут к одной цели", - говорит он и ловко приводит рассуждение к нужному политическому выводу: "Поэтому, государь, во Францию". Логически такой вывод не вытекает из предшествующего описания, но ссылки на законы природы помогают архиепископу окончательно убедить короля (I, 2).

Шекспир не дает оснований предполагать в характере Генриха V лицемерие и ханжество, которыми отличался его исторический прототип. Нельзя согласиться с теми, кто считает шекспировского Генриха V "макиавеллистом". Обращения короля к подданным проникнуты верой в свою правоту, и вполне оправдано восприятие этой драмы как патриотического произведения. Однако в драме есть и другая, более сложная историческая проблема, связанная с необходимостью прибегать к жестокости ради успеха в политике. В государстве нет той гармонии и согласия, которая описана в монологе архиепископа Кентерберийского. Против похода Генриха во Францию выступает кучка предателей, задумавших убить короля, пользующегося поддержкой всех сословий.

В хронике Холиншеда мотивы заговора против Генриха изображены весьма туманно, однако при внимательном чтении можно было сделать вывод, что накануне опасного и длительного похода предусмотрительный король уничтожил всех, кто мог в его отсутствие завладеть престолом, и при этом казнил многих своих личных друзей. В драме сохранена хронологическая последовательность событий: перед самым походом раскрыт заговор, причем мятежники выражают радость, что их измена открылась, сразу же сознаются во всем и молят короля о "милости". Генрих произносит речь, обличая измену и предательство и попутно упоминая, что казнит их не потому, что они замышляли убийство короля, а потому, что спасает государство от разорения и своих подданных от рабства. Если принять во внимание характер исторического Генриха V, то можно заподозрить, что жестокая расправа с изменниками необходима Генриху для того, чтобы обеспечить в борьбе с врагом прочный тыл: бог помог раскрыть измену, которая мешала нашему походу, - говорит он, отдавая приказ о казни.

Ни в одной из хроник Шекспир не дает столь ужасных картин войны, как в "Короле Генрихе V". Уже в начальных сценах Генрих перечисляет несчастия, которые несет с собой война, в речи перед воротами Гарфлера он уговаривает горожан сдаться на милость победителя, пока ему подвластны войска. Потом будет поздно: грубые и жестокие солдаты в пылу битвы способны на буйное насилье и грабеж, их совесть будет подобна аду, и призывы к порядку будут подобны посланиям, обращенным к Левиафану. Нарисованная Генрихом картина вызывает отвращение к войне (III, 3).

В речах короля чувствуется трагическая двойственность - он сочувствует страдающим от ужасов войны жителям и в то же время призывает своих солдат к яростному, исполненному бешенства штурму, сравнивая бой с травлей зверя. Генрих признается, что жаждет славы, что в далеком будущем сохранится память о горсточке счастливцев, погибших под Азинкуром.

Принц Генрих несравненно более привлекателен, чем король Генрих V. Принц с презрением относится к рыцарской славе, король Генрих признается в своем честолюбии; принц сочувствует самым ничтожным из бедняков и бродяг, король Генрих в условиях войны приказывает вешать всех за воровство. Если сначала он советует воинам быть великодушными, то вскоре обстоятельства заставляют его быть жестоким: узнав, что французы разграбили королевскую палатку и убили охрану (охрана была возложена на нескольких мальчишек), король приходит в ярость и отдает приказ перерезать глотки всем пленным. При этом Шекспир опускает приведенные у Холиншеда причины, оправдывающие этот поступок {См.: К. О. Braun. Die Szenenfiihrung in den Shakespeareschen Historien. Ein Vergleich mit Holinshed and Hall. Inaugural diss. Wiirzburg, 1935. S. 144.}.