Разгром - Владимир Колосков

Пока Аринуашди изо всех сил напрягала руки, дрожащие после грубого обращения шахской стражи, и осваивала новое для себя ремесло знахарки, из другого ящичка, куда более потайного, чем прежний, Мельхиор вытащил булавку. У булавки имелась своя коробочка из сандалового дерева с вырезанными защитными заклинаниями, дно коробочки устилали слои некрашеного шелка, проложенные платиновой крошкой. С такими предосторожностями Мельхиор хранил одну-единственную по-настоящему дорогую в его коллекции вещь. Булавку украшала миниатюрная змеиная головка с двумя крохотными изумрудами на месте глаз. Волшебник приколол чудо-булавку к вороту кафтана.

Оружие. Мельхиор не любил его. Слабые люди всегда используют оружие, когда не могут добиться желаемого собственными силами. Оружие делает за них грязную работу, устраняет с их пути сложности. Чтобы не быть рабом собственной слабости, чтобы оружие не напоминало слабым людям об их беспомощности, они придумали даже искусство обращения с оружием. Это искусство дает им иллюзию, будто заслуга оружия все-таки их собственная заслуга. В мире майи такие иллюзии возможны, более того – обычны.

Из этих наблюдений за людьми Мельхиор находил оружие мерзким, но сейчас, когда, как говорили римляне, дело дошло до триариев и бой будет идти без оглядки на потери, ему не до брезгливости. Восточный созерцательный Мельхиор признавал слабость в грядущем поединке со жрицей, но надеялся не попасть в ловушку зависимости от оружия окончательно, даже зная, что второй, северный, расчетливый Мельхиор без колебаний пустит булавку в ход. Тогда будет видно, не ошибся ли Косматый с советом держаться от города подальше.

Перевязка заняла больше времени, чем быстрые сборы Мельхиора. Пока волшебник скучал, Фраман Радж с упоением обнюхивал пальцы, хранившие сладкий запах дурмана, но вдруг решил занять волшебника рассказом.

– Известно ли вам, как собирают это чудодейственное зелье? – риторически спросил он и, дав Мельхиору промычать что-то неразборчивое, продолжил: – В горных долинах к востоку отсюда, где маковые поля застилают целые долины… Сборщики – обычно это молодые юноши – раздеваются донага, натираются маслом, а потом носятся бегом по этим полям, и пыльца оседает на их коже, с которой ее собирают особыми скребками. Затем отжимают масло и пот, нарезают, как сыр, и продают. Хэш. Мы курим его в минуты горя. У нас это называется «уйти в хэш».

– Очень интересно, – согласился Мельхиор таким тоном, будто эти пляски на полях он по меньшей мере дюжину раз видел воочию. Аринуашди история заинтересовала только в части, касающейся голых юношей, натертых маслом, но она была горожанкой, и, даже несмотря на юношей, крестьянские хитрости сбора урожая были на две головы ниже ее достоинства.

– В неделях к западу от нас, – продолжил Радж, – есть даже секта «Новый призыв», которая сделала курение гашиша своей духовной практикой. Их называют хашашины, или, по-вашему, ассасины. Вообще я противник того, чтобы смешивать разнородные пьянящие чувства. Я – натура тонкая! («И ты тоже», – вздохнул про себя Мельхиор.) Некоторые смешивают опьянение с любовной страстью или с воинским пылом, но это от недостатка. Кто полон страстью, не распаляет себя перед ночью, кто отважен и яростен, не пьянит себя перед битвой… Лишь в горе и одиночестве зовут духов красных долин…

– Пора идти, – призвал волшебник, когда работа Аринуашди была закончена.

Перевязанный Фраман Радж вопросительно взглянул на Мельхиора. Как Паласар не умел становиться ветром, так старый военачальник не умел оборачиваться дроздом. Волшебник повел его к дверям и, оставив ждать внутри, сонным туманом вылетел наружу. Дюжина шахских стражников грузно повалилась на землю, не в силах бороться с накатившей на них дремотой. Услыхав лязг железа, Фраман Радж осторожно приоткрыл дверь и с удовлетворением разглядел дрыхнувший без задних ног пост. Мельхиор дождался, пока Радж с усердием завзятого мародера снял с каждого стражника палаш с ножнами и поясом – а это нелегко сделать одной рукой – и взвалил тяжелую ношу себе на спину. Аринуашди старый воевода к деликатному делу не подпустил: еще порежется.

В сопровождении вьючного генерала и служанки волшебник в очередной раз пришел к парсийскому храму. Хафар постарался от души. Вокруг алтаря собралось человек двести, готовых помогать ему в нелегком предприятии. Как он и обещал, среди них были и здоровые люди из числа родных и близких его отверженной братии.

Фраман Радж был так обескуражен при виде своих будущих псов войны, что молча пожирал прокаженных глазами, не находя, что сказать. Волшебник упоминал сброд, он думал, речь пойдет о разбойниках и дезертирах, лихих людях, которым всего-то и надо, что немного воинской дисциплины, но эти! Фраман Радж даже позабыл шутку, которой при приветствии хотел высмеять «служивых».

Конец ознакомительного фрагмента.