Разгром - Владимир Колосков

– Кто это был? О ком ты говоришь?

– Я их не видел, – снова рассмеялся прокаженный через закрытый рот и приблизил фонарь к своим невидящим глазам, – но если ты хочешь помочь нам, я могу отвести тебя к нашей королеве. Смешно, что у нас тоже есть королева, вы не находите?

– А ты тут весельчак, – недовольно пробурчал Мельхиор. – Ладно, веди. У меня нет времени для шуток, – ответил Мельхиор. Он не разделял веселого настроения нового знакомого, но понимал, что для того смех, может быть, единственный способ переносить нынешнее жалкое состояние.

Они прошли узкими ходами и вскоре вышли к подземной реке. Все ходы были рукотворными, но пещера оказалась природной. Ее освещала тусклая масляная лампа, света которой едва доставало, чтобы человек с поверхности мог различить очертания пещеры. Глаза прокаженных привыкли к темноте, а за время нахождения под землей обвыкся и Паласар.

– Где вы берете масло? – спросил Мельхиор.

– Там, – ответил прокаженный, указав пальцем вверх, – ждите здесь, я соберу остальных.

Друзья остались у подземной реки, а их сопровождающие исчезли в ходах. Новые ходы вели много глубже подвала парфянского храма. Их пробили не парсы, а тысячелетняя работа воды, которая, судя по следам на стенах, когда-то поднималась так высоко, что затопляла пещеру целиком и, ища выходы, размывала узкие трещины до такой ширины, что теперь по ним могли передвигаться люди.

– Неуступчивый малый, – заметил волшебник и сел, скрестив ноги.

– Его зовут Хафар, – сообщил Паласар. Пока они пробирались к пещере, рассказчику историй удалось перекинуться с ним парой слов, и на этот раз Хафар оказался не против его обходительности.

От дальнейшего повествования о Хафаре Паласар воздержался, потому что волшебник закрыл глаза и, по предположению рассказчика историй, погрузился в медитацию. Решив не отвлекать спутника от столь важного занятия, он прошелся вдоль реки.

Пещера оказалась интереснее, чем ему сперва подумалось. Во-первых, по ней гулял сквозняк, и по реке можно было куда-то выбраться. Мельхиор, слившись с подземным ветром, изучал именно это. Во-вторых, парсы поработали над пещерой. В стенах были выбиты ниши, которые использовались или как кельи для отшельников, или как склепы для захоронения. Сейчас в нишах лежали тряпки и мелкие вещицы прокаженных, облюбовавших эту пещеру за легкий доступ к питьевой воде.

– Он рассказал тебе, откуда они берут масло? – внезапно спросил Мельхиор, очнувшись от медитативного оцепенения.

– Оттуда же, откуда и еду. У многих наверху остались родные. Они сообщаются через храм. Обычно не видятся. Родственники оставляют еду внутри у входа, а те потом забирают и делят.

– Можно было легко догадаться, – упрекнул себя волшебник. На какое-то время ему показалось, что, поняв тайну сообщения отверженных с миром, он приблизится к разгадке происходящего, но в этот раз взял ложный след.

Измерив пещеру шагами и получив двадцать пять в той части, где высота позволяла ходить, не сгибая спину, Паласар перебрался на другой берег реки. Сильным прыжком он с запасом преодолел водную преграду. С другой стороны шагов вдоль берега набралось двадцать шесть. А в стенах он разглядел новые вырубленные ниши. В одной из них, согнувшись в три погибели, лежал человек. Паласар хотел заговорить с ним, но, прислушавшись к дыханию, предпочел не тревожить хозяина келейки. Тот доживал последние часы, и если ему повезет, то он отойдет в иной мир во сне.

Из ходов показались люди. Паласар прыгнул обратно к волшебнику и стал разглядывать собравшихся. Всего набралось человек шестьдесят. Хафар вел под руку старую женщину. По легкой тени почтения, с которой на нее смотрели остальные, легко было догадаться, что это королева и есть, причем особого пиетета, кроме самого формального, ее подданные к ней не испытывали. Когда королеву усадили на камень, покрытый затертым до дыр персидским ковром, она окинула пронзительным взглядом голубых глаз окружавшее ее собрание и, обращаясь к Мельхиору, спросила:

– Вы и есть те самые чужаки с поверхности?

– Вопрос риторический, ваше величество, – ответил Мельхиор.

– Бросьте ваш придворный этикет, уважаемый, – остановила его королева. Резкие нотки ее голоса очень напоминали Хафара. «Родственники?» – подумали Мельхиор и Паласар одновременно.

– Когда я была в силе, факиры вроде вас ползали по полу и целовали мой перстень, прежде чем получали разрешение заговорить.

– Какая резкая перемена, – усмехнулся в ответ Мельхиор. Эта женщина стала ему симпатична, в ней чувствовалась сила. – Смею заверить, что если бы ты хоть раз встретила факира вроде меня, – Мельхиор подчеркнул свою значимость, выделив эти два слова, – то твоя судьба сложилась бы более счастливо.

– Тебе ли под силу изменить ход колеса Судьбы?

– Мне – да.

«Что это? – встревожился Паласар. – Уж не флиртуют ли они?»

– Ладно, оставим восхваления. Хафар сказал, что вы готовы предложить нам помощь, пусть мы в ней и не нуждаемся, и взамен, наверное, попросите об услуге. В чем ваше дело?

– Сейчас мне от вас ничего не требуется. Только не мешаться под ногами. Меня интересуют пришельцы, которые загнали ваших людей под землю. Я уже знаю, откуда они являются, и собираюсь к ним. Все, что мне надо, я надеюсь получить от них.

– Кого ты видишь перед собой, не боятся пришельцев. Но нас много. Куда больше, чем пришедших сюда. Есть среди нас те, кто готов рискнуть наверху, лишь бы не попасть к ним. Нас выгнали из ущелья, сейчас они заняли почти всю реку под городом и ту часть, что проходит под дворцом, тоже, но здесь, под храмом, нас не трогают. Пока будет так, мы не пойдем на улицы.

– Тогда мой совет: оставайтесь здесь. Мне надо поговорить с моим спутником.

Королева, не ответив, махнула рукой. Мельхиор и Паласар отошли.

– Она не похожа на прокаженную, – поделился подозрением Паласар.

– Болезнь не в ее коже, а в костях и суставах, – ответил Мельхиор. Заклинание истинного видения он произносил по многу раз на дню.

– Скрытая форма, – многозначительно заметил Паласар, будто не повторял уже изреченное суждение, а набирал очки авторитета на врачебном консилиуме.

– Я отправлюсь поглядеть на пришельцев, а ты возвращайся в город. Против них ты мне не помощник.

– Разумное предложение, – облегченно вздохнул рассказчик историй. Он любил приключения, но у него не рождались желания рисковать ради них головой.

– Встретимся за ужином у нашего хозяина.

– До вечера.

– До вечера.

Мельхиор юркнул в темноту пещеры, и местные жители, чье зрение было сродни кошачьему, увидели, как он растворился в тени. Они не поверили глазам, приняв исчезновение волшебника за игру теней, но прошло время, и волшебник не появлялся. Мельхиор, конечно, не исчез и не растворился. Он же был не из тех, кто колет орехи кузнечным молотом. Волшебник просто обратился в летучую мышь.

В подземелье под парсийским храмом дороги волшебника и рассказчика историй на время разошлись. Паласар в сопровождении Хафара поднялся по крутой лестнице в храм и оттуда знакомой дорогой вернулся в дом Фраман Раджа. Мельхиор в теле летучей мыши миновал многочисленные изгибы подземного потока и нашел уютное место на потолке круглой пещеры, над головами тех пришельцев, чьи замыслы в настоящий момент интересовали его более всего.

Зацепившись лапками за кальцинированный выступ, Мельхиор обернулся крыльями и вслушался в идущий под его головой разговор. Говоривших было трое. Редкий, древний язык, язык не этого мира. Волшебник, никогда не покидавший пределов посюстороннего, не слышал его со времен обучения. Не позабыл ли он его? Нет. Пока говорившие не декламировали од и не углублялись в вопросы философии, понимать их речь было нетрудно.

Первого звали Пепел, второго – Космы (Мельхиор прозвал его Косматым), третьего – Вельхфрунг (Мельхиор не знал, что значит это слово и значит ли оно что-то вообще, в конце концов, не все обязаны иметь говорящие имена). Все трое сбросили покровы иллюзий, под которыми волшебник видел пришельцев в городе. В пещере под городом они чувствовали себя в безопасности. Серые, нечеловеческие головы пришельцев нелепо торчали из дорогих одежд. Пепел и Вельхфрунг были одеты по моде. Пепел щеголял в знакомом белом халате и белой чалме горожанина торгашеского сословия, а Вельхфрунг, как нахохлившийся попугай, нес на себе шелка и злата высшей знати. Косматый, напротив, был облачен в диковинный наряд из чешуи и кожи, расшитый слюной пауков. В городе он был бы слишком заметен, поэтому вряд ли его владелец часто выходил из пещеры, разве что ночью.

– Семьдесят тысяч в городе, – отчитывался Пепел, – тридцать тысяч под стенами, еще несколько тысяч в дороге. Этого будет достаточно для жрицы.