Разгром - Владимир Колосков

– Как и раньше, – подтвердил Косматый. – Я же оставлял для тебя проходы.

«Предусмотрительный хитрец», – подумал волшебник.

– Почему вы называете себя доппельгангерами? – спросил он вслед за этим.

– Потому что тебе хорошо знакомо это слово. Так нас называют в твоих землях. Нас часто путают с другими существами, а то и с выдумками. Доппельгангеры, сиды, ракшасы, гуи. А здесь мы джинны. Одни из джиннов. Где-то…

– Хватит. Я понял. Зачем и что это за камень?

– Это печать Баала, – бесстрастно ответил Косматый. – Еще нужен меч. Когда солнце поднимется в зенит, жрица мечом расколет печать и Баал выйдет наружу. Мы используем печать, чтобы указать место, а меч служит проводником божественной силы. Не тревожься до срока. Баал очень далеко, сюда придет только его тень, сборщик дани, пожинающий беззащитные жертвы, назначенные жрицей. Не советую быть поблизости, когда это случится.

– Я вижу, ты мне не враг. Преданность жрице не оплачивается достойно?

– Среди наших я древний. Я древнее жрицы и всего жреческого рода. Я помню наш мир до Баала. Я помню нас до тех пор, как мы стали послушными куклами, которые и смеяться позволяют себе, только изменив внешний облик. Я помню нас еще не принявшими серый цвет слуг. Мы всегда были странниками и всегда меняли облик, как одежду. До Баала мы путешествовали, чтобы устраивать шутки себе на потеху. Мы оставили след и в ваших легендах. Ваш Локи был кто-то наш. Кому придет в голову мысль превращаться в кобылу, чтобы отвлечь от работы жеребца, а потом и родить от него, как не доппельгангеру? Уж точно не колдуну вроде тебя, для таких дел вы, маги, слишком серьезны. Но к делу. Я недоволен тем, что происходит, и маятник моей верности движется к среднему положению. Ты не сможешь победить нас здесь, но ты, как никто, искусен в иллюзиях и можешь попытать счастье в нашем мире. Следуй за нами, когда все закончится. Проход будет открыт какое-то время после. Теперь уходи. Здесь твое волшебство бессильно.

– Я не могу помешать доставить сюда печать?

– Теперь даже я не могу ничему помешать. Осталось только поднять. Ты не странник, у тебя нет власти над проходами, и вернуть ее обратно ты не можешь. Как я говорил, осталось только поднять ее во дворец, с этим кто угодно справится.

– Разрушить печать? – предложил Мельхиор.

– Сама печать нерушима. Только меч может расколоть ее. Попробуй, если не брезгуешь.

Прикосновение руки соединило Мельхиора с печатью, и волшебник познал сущность темного бога. Косматый был прав. Печать запредельна для человеческого искусства. Ничто из знаний Мельхиора не могло причинить ей вред.

– И часто вы притаскиваете эту мерзость в наш мир? – поинтересовался Мельхиор. Косматого надо использовать, пока он в разговорчивом настроении. Жаль, Паласара нет, он бы вытащил из сероголового целую исповедную речь.

– То в ваш, то в какой-нибудь другой. Часто ли? Всякий раз, когда Баал просит жертву. С богом говорит только великая жрица. Теперь он просит чаще. Говорят, он набирается сил и грядет его возвращение, тогда целые миры будут опустошены подобно городам.

– Кто будет завтра во дворце проводить ритуал?

– Будут черные волхвы – они назначают жертву. Визири – высшие маги для поддержки, жрица и ее выкормыш Вельхфрунг и, может, еще жреческие маги рангом пониже. Пепел был пустяком, но после убийства визиря тебя принимают всерьез и больше не будут баловать. Дам совет: не стоит тягаться со жрицей. Она под дланью Баала.

– Мой совет: держись завтра от дворца подальше.

– Я буду дома. При ритуале Баал щадит только жрецов. Даже из нас. Я уйду, когда доставлю печать во дворец. Я открываю проходы. Большие проходы. Эта работа закончена.

Косматый поднял глаза к потолку. Прозрачного свода над ними не было видно: он был затенен и терялся где-то в вышине.

– К ночи печать поднимется прямо во дворец, – объяснил Косматый. – Я знаю, как без хлопот доставлять такие предметы. За это меня еще терпят.

Оставив Косматого с печатью, а Паласара с Хафаром, волшебник покинул катакомбы, поднялся на поверхность и в наступающих сумерках пошел к дому Фраман Раджа. По пути Мельхиор обнаружил, что раздвоился. В нем теперь жило два волшебника. Один хотел рассуждать о предопределении, кисмете, карме и проворачивать дела с изяществом шахматного игрока, другой был расчетливым стратегом и прагматично взвешивал все мысли на холодных весах разума. Первый был местным, второй притащился за компанию из заморского севера. Первый гадал, суждено ли ему умереть от старости, второй высчитывал, как увеличить шансы на победу или лучше прямо сейчас оставить Андзора наедине с его «союзниками».

Мельхиор так задумался над разделением, что едва не угодил в западню, расставленную шахом перед жилищем Фраман Раджа. Западня обернулась бы бедой для стражи, оставленной сторожить волшебника у дома его хозяина, но луна позволила им пережить эту ночь. Выглянувший из-за облаков рогатый полудиск осветил улицу, и Мельхиор заметил стражу прежде, чем они разглядели ночного гостя. В дом к Фраман Раджу волшебник влетел черным дроздом.

Внутри все было перебито и перевернуто сверху донизу. Гостей разогнали. Хозяин одиноко сидел у пустого стола и с горя – иначе он бы не стал – курил гашиш. Человек не столь наблюдательный сказал бы, что он курил багдадский кальян искусной работы, собранный со всем возможным прилежанием потомственного ремесленника лет тридцать – сорок назад, но Мельхиор безошибочно определил по запаху, что курил он именно гашиш. Серебряный мундштук с аляповатым изображением конных лучников дрожал в пальцах Раджа, грозясь упасть на ковер и запачкаться.

Правая рука Раджа, перемотанная окровавленным тряпьем, болталась на повязке. Рядом с хозяином, положа голову ему на колени, дремала Аринуашди, тоже несколько потрепанная налетом шахской стражи.

– Ты пробрался через засаду?! – радостно воскликнул Радж при виде Мельхиора, но тут же сник: – А, ты же великий маг.

– Как дела у великого шаха? – спросил Мельхиор, присаживаясь рядом.

– Допросил меня. Перерыл весь дом. Забрал детей, сказал, если тебя не отыщут к утру, им всем… – Фраман Радж провел пальцем по горлу.

– Всех забрал?

– Нет, только малолетних.

– Это нормально, – заверил Мельхиор. – А как твои дела?

– Благодарствую джиннам красных полей, боль отступила, а горевать мне отродясь не приходилось.

– Есть одно дело до тебя, Фраман Радж. Уж не откажи.

Хозяин глубоко затянулся сладковатым дымом и, выдохнув на Аринуашди, широко развел здоровой рукой, рискуя за трубку потянуть и опрокинуть кальян: говори, мол.

– Есть у меня под началом отряд. Сброд несусветный, но на кое-что сгодится. Возьми его и захвати мне к утру северные ворота.

– И стоило меня шевелить из-за таких мелочей, – выпалил Фраман Радж. В опьянении никак не разобрать, говорит ли он серьезно или в шутку. – Я, бывало, не то что ворота, целые города брал. Подкопом. Шесть месяцев ушло. К утру так к утру. Мне бы подняться! Подними меня! – Фраман Радж ударил по уху Аринуашди, отчего та подскочила и стала заспанно озираться по сторонам, сопротивляясь возвращаться к кошмару, из которого недавно выбралась.

Фраман Радж подскочил и ни с того ни с сего стал трясти служанку за плечи. При этом он так резко дернул раненой рукой, что со стоном свалился на пол. Аринуашди заплакала.

– Тише, Радж. Тише, Аринуашди. Тише, Радж… – проговорил Мельхиор гипнотическим голосом, и двое застыли перед ним как статуи. – Вы под моей защитой.

Мельхиор взял мундштук, выпавший из руки Раджа, положил его на стол, потом вытряхнул на стол тлеющий пепел и залил его мутным содержимым кальяна. Волшебник размотал тряпки и осмотрел руку Раджа. Грустные переломы, если лечить их обычными средствами.

– Пойдемте в мои покои, – позвал Мельхиор, и хозяин, поддерживаемый служанкой, побрел за ним.

В покоях волшебника стоял внушительный, окованный мозаичной дамасской сталью сундук. Рисунок на стальном оребрении переливался всеми цветами от фиолетового до оранжевого и привлекал Аринуашди больше, чем многие золотые украшения, которые ей доводилось наблюдать на гостях. Сундук, без сомнения, был волшебным, потому что его с легкостью поднимал один человек, а вот открыть замки никому, кроме Мельхиора, было не под силу.

В крышке сундука были запрятаны потайные ящички с разнообразным магическим скарбом, собранным за годы путешествий. Из одного тайника волшебник выудил мешочек с приятно пахнущими травами. Аринуашди было приказано размочить половину трав в кипящей воде и аккуратно привязать на рану Фраман Раджу. Мельхиор нарочито повторил про аккуратность, потому что, судя по первой перевязке, с этим у служанки имелись сложности.

Пока Аринуашди изо всех сил напрягала руки, дрожащие после грубого обращения шахской стражи, и осваивала новое для себя ремесло знахарки, из другого ящичка, куда более потайного, чем прежний, Мельхиор вытащил булавку. У булавки имелась своя коробочка из сандалового дерева с вырезанными защитными заклинаниями, дно коробочки устилали слои некрашеного шелка, проложенные платиновой крошкой. С такими предосторожностями Мельхиор хранил одну-единственную по-настоящему дорогую в его коллекции вещь. Булавку украшала миниатюрная змеиная головка с двумя крохотными изумрудами на месте глаз. Волшебник приколол чудо-булавку к вороту кафтана.