Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем - Герман Романов

— А как я вам армию укомплектую, Константин Иванович? Вы требуете пополнений, а взять мне их негде. Добровольно никто не идет за нищенское вознаграждение, не побоюсь этого слова.

— Финансы не бездонный колодец, чтоб его черпать. Бумажные деньги будут введены в оборот только к началу февраля. Золото расходуется слишком быстро. У нас и так жалованье служащим уже вдвое повышено и составляет почти три четверти довоенного.

— А вы дороговизну в расчет возьмите, Иван Андрианович! Это за золото отдают охотно, но вы сибирскими знаками половину платите…

— Господа! Прошу извинить, но может быть, вы выслушаете мои соображения?!

— Да, конечно…

— Мы слушаем вас, Константин Иванович…

Министры обороны и финансов разом остыли и повернулись к Арчегову. Премьер Вологодский, который во время перепалки только страдальчески морщился, с укоризной поглядел на склочников. Министр экономики Серебрянников вытирал платочком пот с широкого лба, Пепеляев задорно поблескивал стеклами очков, а глава МВД Яковлев хитро улыбался, видно, обдумывал какую-то гадость. То еще правление — порой единомышленники, но иной раз прямо змеевник какой-то, террариум.

И в стороне, как бы подчеркивая свою непричастность, сидел заведующий делами кабинета Гинс, тщательно записывая разговоры. Ему предстояло оформить принятые решения кабинета министров. За ним примостились в олимпийском спокойствии вице-адмирал Колчак и генерал-майор Оглоблин, их вопросы стояли во второй очереди.

— Смотрите, господа. В селах выбраны призывы от 1898-го до 1900 года рождения включительно. Про города я не говорю — они вычерпаны до остатка. И что получается? В последний набор взяли мальчишек, а не солдат. Их учить и кормить надобно, не на убой же посылать. Зачем 1901 год призывать, если они физически не готовы.

Ермаков-Арчегов знал, о чем говорил, — акселерации в начале века не было, а потому обычно призыв осуществлялся с 21 года. Здесь же стали уже призывать с 19 лет — молох гражданской войны требовал своих жертв. Но бросать в бой будущее русского народа он не мог. Требовалось, по крайней мере, хотя бы полгода кропотливого обучения.

— Смотрите — призывы 1898 и 1899 годов рождения взяты меньше чем на одну треть. Освобождены от призыва, а это больше двух пятых, и не по негодности к службе по физическому состоянию, а единственные сыновья в семье или единственные работники. Десятая часть — белобилетники, а чуть ли не одна пятая дезертиры. Так ведь, Павел Дмитриевич?

— Абсолютно так, Константин Иванович. Если призвать единственных сыновей, у которых способный к труду отец, и поставить под ружье дезертиров, то мы призовем даже чуть больше, чем взяли до этого. И еще одно обстоятельство — призывы 1895, 1896 и 1897 годов рождения не отслужили в 1916 и 1917 годах положенных по закону двух лет службы и, следовательно, могут подлежать повторному призыву. Если взять также освобожденных в то время от службы, то общий призыв только по Иркутской губернии достигнет двадцати пяти тысяч человек.

На добрую минуту в вагоне воцарилась мертвая тишина, но потом министры возмущенно и со страхом заговорили разом. Первым не выдержал Вологодский, смертельно побледнев:

— Вы в своем уме — это же приведет к всеобщему возмущению!!!

— Даже в шестнадцатом году правительство не решилось на отмену льгот! — Гинс привстал с места, лицо покраснело.

— Забирать единственных сыновей нельзя! Мы тогда и недели не продержимся, все вокруг разом красными станут, — Серебренников стал яростно вытирать струящийся пот, он полностью взмок.

— Даже от дезертиров прока не будет. Сбежали раз, сбегут и во второй! И еще за собой других увлекут, — Пепеляев знал размах уклонений от службы, ведь в правительстве Колчака он руководил МВД.

— Господа! — чуточку повысил голос Арчегов. — Я не говорил о призыве. Нужно сделать так, чтобы они пошли на службу добровольно и с охотой, и при этом не платить ни копейки. И такая возможность есть!

Министры разом замолчали и вперлись в полковника взглядами — не помутился у человека рассудок? Чтобы пойти на службу с охотой, когда есть законная возможность уклониться от воинской повинности?! Это надо полностью рехнуться!

— Надо принять закон не о новом порядке отбывания воинской повинности. Само название кого угодно отпугнет! Нужен закон о службе в вооруженных силах и о льготах и привилегиях, из этого проистекающих! Начнем с крестьян, ибо они составляют три четверти населения на нашей территории. Главным принципом должно быть следующее — земля принадлежит тем, кто ее не только обрабатывает, но и защищает с оружием в руках. Кто отслужил в Сибирской армии положенные сроки, в обязательном порядке получают пять десятин удобной и, главное, присельной земли. По праву первого выбора! И сверх того — обычную, положенную для крестьян в том или ином селении норму. Вот так — отслужил честно, имей надельной земли больше чем сосед, кто от военной службы увильнул!

Арчегов обвел взглядом министров — испуг стал потихоньку сходить с их лиц, уступая место интересу. А в глазах у всех одно — «что же замыслил командующий, опять на кривой всех обходит». Константин мысленно улыбнулся — теперь процесс пойдет, как говаривал последний генсек.

— И это пожизненно. Увечным солдатам давать до самой смерти по десять десятин, столько же вдовам, но до совершеннолетия самого младшего из детей. Эти категории должны также получать и все другие положенные по закону наделы. Единственные сыновья, если они желают послужить добровольно, на фронте в боевых частях использованию не подлежат. Но служат полный срок. А единственные работники получают отсрочку для подрастания братьев или выздоровления отца. Или служат только полгода, а их семьи обязаны содержать селяне или родственники, взамен чего пользуются их дополнительным наделом. И надел выдавать сразу, по призыву на службу.

Молчание собравшихся было красноречивым, особенно у Михайлова, что с понятным напряжением вслушивался в слова Арчегова.

— Кроме того, выплата государственных сторублевых пособий производится не всем поголовно, а только тем хозяйствам, где отслужили положенные сроки в сибирской или императорской армии. Инвалидам великой войны, вдовам и тем, кто воевал с германцами. И еще — они получают такие же дополнительные наделы. Но опять же — если их дети или родственники отслужили добровольно в сибирской армии. За это должен отчитаться сельский сход, проконтролировать МВД, а министр финансов незамедлительно выдать государственные облигации. И еще — новоселам восстановить ежегодные денежные субсидии, но только если их сыновья отслужат в армии. Кроме того, предлагаю выдавать паек малоимущим, чьи сыновья находятся на службе.

Вологодский облегченно вздохнул, а министры стали оживленно переговариваться. Предложение Арчегова являлось несколько неожиданным, и вопросы к командующему были у всех. Но тот заговорил снова, и сразу воцарилось внимательное молчание.

— Льготы предлагаю следующие — бесплатное обучение для детей, бесплатная медицинская помощь, прием на государственную службу только тех, кто отслужил в армии. Это касается и выборов во все местные и государственные органы власти. Выбирать только отслуживших беспорочно и имеющих унтер-офицерский чин или хотя бы капрала. Ну и другие льготы, которые вы решите принять. Я думаю, что через несколько лет служить будут все поголовно, причем многие из тех, кто сейчас освобожден, сами пойдут с охотой. Но требую одного — политически неблагонадежных и порочных на военную службу не брать. За лояльность новобранцев должен нести ответственность сельский сход. Более того — надо брать на службу и негодных, если у них есть желание. И соответствующая квалификация для службы на нестроевых должностях. Это касается образованных слоев населения. У меня все.

— Я думаю, предложения Константина Ивановича следует немедленно обсудить. Я вижу, что они детально проработаны и принесут несомненную пользу, — Вологодский говорил негромко, прикрыв глаза. Но Арчегов успел заметить острый взгляд премьера, брошенный на генерала Сычева. А это отвечало его интересам — ведь военный министр уже сделал свое дело…

— С села будете, товарищи?

— Ага, тутошние мы! — двое крестьян, грузивших солому на сани, с любопытством воззрились на окруживших их всадников. Пожилые уже дядьки, далеко за сорок, в отцы годятся. Глаза хоть и с хитрецой, но честные.

— Белые в Красновском есть?

— Откель?! Они по железке ходют да в Ачине сидят.

— Чего возить взялись-то? — Командир с тремя красными квадратиками на рукаве бекеши показал на занесенные снежком копешки соломы, вытянутые по белому полю, в двухстах шагах от наезженной санями дороги.

— Дак как же? По монбилизации подводной всю осень гоняли, тока щас ослобонили. Вот и возим потихоньку. Не убраны же поля.