Серебряный остров - Николай Корнеевич Чуковский

— А что он ещё хочет узнать? — спросил Коля.

— Мало ли что, — сказал Архипов. — Ему видней. Он меня в тот раз спросил: «Ты чем собираешься заниматься, Архипов?» А я ему: «Мне всё равно: сыновья убиты, жена пропала, мне и жить незачем». Вот он и предложил: «Пойди ко мне работать, согласен?» Я сказал: «Вообще мне всё равно, а к вам пойду с охотой, потому что из всех, кто здесь с немцами боролся во время оккупации, и кого я знал, и кто мне был мил, вы один остались». И вот посылает он меня то на вокзал, то на пристань, к каждому поезду и к каждому пароходу, чтобы не пропустить одного человека, который должен приехать в город.

— А зачем ему нужен этот человек? — спросил Коля.

— Видно, нужен, — сказал Архипов уклончиво. — Теперь все кого-нибудь ждут да ищут: время такое. Вон и Агафья Тихоновна всё ищет…

— Агата? Кого?

— Нищего с девчонкой.

— Я знаю этого нищего, — сказал Коля.

— Его все здесь знают. Когда он был ненужен, я его на каждом углу встречал, а теперь, когда понадобился, он как сквозь землю провалился.

— А зачем он вам понадобился?

— Не мне, а Агафье Тихоновне. Она велела мне отнять у нищего девочку и привести её к ней.

На этом разговор Коли с Архиповым кончился. Уже темнело, и мама, наверно, вернулась со службы домой. Коля попрощался. Архипов просил его заходить, и Коля обещал. Он вышел из пещеры и зашагал по пустынным, темнеющим улицам. Ему хотелось побыть одному, подумать.

Тут было о чём подумать.

III

В годы эвакуации Коля редко разлучался с мамой даже на несколько часов. Когда мама работала в колхозе, он всюду бегал за нею — в поле, в огород, в лес, в коровник, в правление. Она полола гряды — и он полол. Она копала картошку — и он копал. В Челябинске зимой они расставались только на то время, которое он проводил в школе.

Из школы он шёл домой; если же мама была на службе, шёл к ней на службу, потому что дома было холодно, а мама не позволяла ему самому топить печку.

Но здесь, в родном городе, с первых же дней получилось так, что Коля и мама были вместе только по ночам. Коля с утра уходил в школу на работу и проводил там весь день. Мама с утра шла на службу к себе в библиотеку и сидела там до тех пор, пока не начинало темнеть и она уже не могла различить букв.

В этой библиотеке, принадлежавшей горсовету, она работала и до войны. Теперь горсовет назначил её заведующей библиотекой.

Впрочем, пока она, в сущности, никем и ничем не заведывала. Да и неизвестно ещё было, есть ли у неё библиотека.

Домик библиотечный уцелел, или, вернее, почти уцелел. Это был одноэтажный каменный дворянский особнячок, построенный лет полтораста тому назад, тёмножёлтый, с белыми колонками, с позолоченными ржавчиной железными решётками на высоких, узких окнах, хорошенький, как шкатулка. Стоял он в саду, который необычайно густо разросся за годы войны, и с улицы почти не был виден, заслонённый листвой клёнов, лип, берёз, бузины.

В начале оккупации немцы устроили в этом домике офицерскую столовку, или, как они называли, «казино». Книжные полки они сожгли в печах, а книги — несколько десятков тысяч томов — свалили в огромный, глубокий подвал, служивший, вероятно, когда-то винным погребом. В подвале этом вода стояла по колено. Через несколько месяцев немцы почему-то перевели «казино» в другое место, и домик с тех пор пустовал. Но немцы не забыли, что в подвале сложены книги, и перед уходом из города сделали попытку их сжечь. Вытащить из подвала у них уже не было времени, и они подожгли их, не вытаскивая. Однако в подвале было слишком много воды и слишком мало воздуха, и пожар скоро прекратился.

И маме прежде всего нужно было выяснить, что уцелело от библиотеки.

К счастью, ей вызвалась помогать Лиза Макарова, ученица восьмого класса, тоже недавно вернувшаяся со своей матерью из эвакуации. Это была тоненькая девочка с двумя светложёлтыми косичками, так туго заплетёнными, что они стояли торчком. Мама и Лиза по холодной каменной лестнице спускались в подвал и тащили оттуда груды обгорелой мокрой бумаги. Эти груды они сваливали прямо на пол в бывшем читальном зале, где в стене, под потолком, зияло пробитое снарядом отверстие, сквозь которое видно было небо. Устав бегать вниз и вверх по лестнице, они садились на корточки возле уже принесённых книг и начинали разбирать их.

Тут были книги, совсем сгоревшие, были и такие, у которых обгорело только несколько страниц. Были книги, совсем загубленные водой, были и такие, которые только слиплись от сырости. Вода уничтожила те из них, что лежали в подвале внизу, огонь уничтожил те, что лежали наверху. Но из тех, что лежали посередине, многие почти уцелели. Сидя на полу на корточках, мама и Лиза сортировали книги, сваливали безнадёжно погибшие в одну кучу, уцелевшие — в другую, те, которые надо просушить, — в третью, те, которые надо подклеить, — в четвёртую. Это была работа, полная волнений, надежд и отчаяния. Они шумно радовались каждой находке.

— Третий том Тургенева! Почти сухой! — кричала Лиза в восторге.

Она откладывала третий том в сторону, туда, где уже лежали седьмой и девятый, найденные раньше. Появлялась надежда: а вдруг уцелело всё собрание сочинений Тургенева? Но через несколько минут мама находила жалкие остатки четвёртого тома.