Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд

Изощренность, продолжительность и – как следствие – высокая стоимость прививки понятным образом привели к тому, что на протяжении двух десятков лет после появления этой процедуры в Британии ее делали главным образом в семьях высшего общества, которые защищали своих детей и зачастую, чтобы предотвратить заражение в доме, еще и слуг. Сообщения о некоторых случаях смерти после прививки и опасения, что привитые могут заражать других натуральной формой болезни, вызывали в обществе озабоченность. Однако главной причиной снижения энтузиазма по поводу прививок стало значительное уменьшение заболеваемости оспой. Даже в королевской семье, непоколебимо выступавшей за прививки, перестали следить за «оспенным вопросом». В ноябре 1743 г. принц Георг, старший сын принца и принцессы Уэльских, будущий король Георг III, заразился оспой, однако сообщалось, что он, «как надеются, вне опасности, ибо заболел благоприятной ее разновидностью»[76].

Передышка оказалась недолгой. В 1740-е гг. на территории Британии вновь произошла вспышка оспы, а в начале следующего десятилетия она приобрела масштабы общенациональной эпидемии, что вынудило всех заново осознать угрозу. Страх общества всегда был самым мощным мотивом для прививок, и практика возродилась стремительно. Немногочисленные случаи смерти от прививки могли встревожить потенциальных пациентов (бедняки по-прежнему были гораздо меньше убеждены в пользе прививок, чем представители более обеспеченных сословий), но к этому времени в кругах практикующих медиков уже исчезли последние остатки сомнений в безопасности и эффективности новой методики. Томас Фрюэн, врач из городка Рай (графство Сассекс), отмечал в своем очерке 1749 г., посвященном прививкам, что «успех, коим сопровождалось применение сего метода в течение нескольких прошедших лет, к нынешнему времени, по-видимому, утвердил его на столь прочном основании, что уста противников поневоле замыкаются, позволяя методу использоваться совершенно беспрепятственно»[77]. Он признавал, что оппонентов имелось множество, однако «по большей части то были люди малозначительные, тщившиеся очернить сие искусство скорее посредством распространения фальшивых известий и вымышленных историй, нежели прибегая к логическим аргументам или ссылкам на личный свой опыт». Он призывал вернуться к ясности, какую дает взгляд на факты в широком масштабе: вместо того чтобы «сварливо набрасываться» на немногочисленные неудачи прививочного метода, человеку следует «взвесить преимущества, кои явствуют из цифр применения сей практики».

Младшего брата и младшую сестру принца Георга – принца Эдуарда и леди Августу – привили, как только у Георга появились симптомы болезни, используя зараженный материал из его пустул. Активная поддержка прививочного метода членами королевской фамилии стала отличной рекомендацией для этой процедуры в высших кругах британского общества. Впрочем, отсутствие системы общественного здравоохранения, организованной на государственном уровне, означало, что на всем протяжении XVIII в. не наблюдалось продвижения этой практики сверху вниз по властной вертикали. Вместо этого представители медицинской профессии, регулируемой неэффективно, страдающей от ослабления иерархии и от нехватки единой системы образования и присвоения квалификации, занимались прививками без особых затей, просто сообразуясь с запросами рынка.

Тем, кто не мог платить, начали помогать частные благотворительные инициативы. Организованные кампании, массово обеспечивавшие прививкой бедняков, появились лишь ближе к концу столетия, но лондонская Больница для подкидышей, основанная в 1739 г. филантропом и капитаном морских судов Томасом Корамом, внедрила прививки для «маленьких детей, ставших жертвою несчастных обстоятельств или брошенных» (как правило, это были чада, рожденные вне брака), поступающих в больницу с 1744 г. Эту политику твердо поддерживали многие видные попечители заведения, в том числе доктор Ричард Мид, его медицинский консультант, выдающийся врач и яркий ученый-эрудит, коллекционер, специалист по ядам, тот самый, который некогда дрался на дуэли из-за спора о правильном лечении оспы. Поскольку найденыши находились на попечении больницы, а прививка была процедурой с доказанной эффективностью, спасающей жизни, считалось вполне приемлемым подвергать ей детей, не спрашивая их согласия. К концу апреля 1756 г. здесь привили 247 детей, из которых умер всего один, и попечительский совет с гордостью оповестил об этом факте через газеты.

Тот же филантропический дух практического облегчения страданий способствовал созданию в 1746 г. еще одного благотворительного учреждения, что ознаменовало собой новый прорыв в данной области. Речь идет об Оспопрививочной больнице графства Мидлсекс, позже получившей название Лондонской оспенной больницы. Здесь не только лечили больных натуральной оспой, которым запрещалось ложиться в другие столичные больницы во избежание распространения инфекции, – лечебное заведение стало пионером больничных прививок. Профилактика оспы постепенно начала превращаться из дорогостоящего персонализированного лечения, применяемого в аристократических домах, в более широкий подход, ориентированный на все классы. В конце концов, отмечалось в отчете попечителей, «люди низшего общества по меньшей мере так же подвержены [оспе], как и принадлежащие к сословиям высшим, пусть они и совершенно не способны поддерживать себя в условиях столь страшного недуга»[78].

Новое лечебное учреждение, первое заведение такого типа в Европе, начинало свое существование как несколько холщовых палаток, но вскоре перебралось в постоянные здания, где пациентов на протяжении четырех недель держали в карантине и готовили к предстоящей процедуре. Как только становилось ясно, что у них нет натуральной оспы, им делали прививку, после чего они три недели восстанавливались в отдельном здании. Длительность процесса ограничивала число потенциальных пациентов, и, хотя больница постепенно расширилась и стала прививать примерно по 1000 человек в год (гордо сообщая, что на почти 600 пациентов в среднем приходился лишь один смертельный случай), учреждение порицали за то, что оно занимается главным образом здоровьем слуг его богатых покровителей. Жившие по соседству горожане, опасаясь распространения заразы, подавали прошения, безуспешно пытаясь добиться закрытия больницы, и столь яростно издевались над пациентами, покидающими заведение, что их пришлось начать выписывать под покровом ночи.

Несмотря на недостатки, уникальная специализация Оспенной больницы и успех применяемого в ней метода быстро привлекли туда иностранных медиков, желавших научиться у англичан прививочному делу. Видные доктора из Женевы, Швеции, Голландии и Франции возвращались на родину, распространяя полученные знания в своих странах и за их пределами. Так влияние лондонской больницы расходилось по всей Европе. Однажды ее даже посетил гость из России – барон Александр Черкасов, обучавшийся в Кембриджском университете и отлично говоривший по-английски: ему захотелось посмотреть, как делают больничную прививку. Через несколько лет барон, ставший к тому времени президентом Медицинской коллегии, открывшейся в Петербурге, выполнил роль переводчика для Томаса Димсдейла. Именно он встретил врача во время его тайного визита в Зимний дворец, где Димсдейлу предстояло сделать прививку российской императрице.

За пределами лечебных учреждений рост спроса на прививки в Британии привел к размыванию границ, издавна существовавших между представителями медицинской профессии. Хирурги, в соответствии со своей традиционной ролью отвечавшие лишь за компонент процедуры, связанный с грубым ручным трудом, то есть за осуществление надреза, и аптекари, «выписыватели и раздаватели» лекарств, пробивались на более высокооплачиваемые этапы процесса, связанные с подготовкой к прививке и последующим уходом за пациентом. Обычно этими стадиями руководили доктора – высококвалифицированные (во всяком случае так предполагалось) специалисты по внутренним механизмам работы организма. Они, в свою очередь, стали жаловаться на это вторжение в сферу их компетенции и решили сами взять в руки ланцеты, предлагая – в пику конкурентам – прививки «полного цикла», за которые пациент должен был отдать не менее 10 гиней (в то время почти стодневный заработок опытного ремесленника).

Хирурги-дилетанты (одни действовали вполне эффективно, другие же были просто шарлатанами) начали заполнять свободные рыночные ниши, делая процедуру доступной для тех, кто не мог себе позволить выплату крупных гонораров докторам. Высокая стоимость прививки «поневоле приводит к тому, что ее благ лишается огромная, рискну даже сказать – подавляюще огромная часть человечества», – предупреждал в 1752 г. один из авторов ежемесячного журнала The Gentleman's Magazine, что стало одним из первых публичных призывов сделать эту процедуру общедоступной. Автор отмечал: «Как правило, бедняки совершенно отрезаны от какого-либо участия в ней»[79]. Он добавлял: даже фермеры и ремесленники, живущие намного выше черты бедности, не могут себе позволить защитить от оспы всю семью, между тем операция эта проста