Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Заян аль-Дин сделал нетерпеливый жест, и мюрид Кадем большим пальцем ноги подтолкнул Лалеха.

– Продолжай, во имя калифа.

– Да улыбнется ему Аллах и осыплет милостями. – Лалех снова сел. – Ночью я подошел к берегу и спрятался за утесом выше залива. Потом отправил свой корабль в море, чтобы его не увидели последователи аль-Салила. С утеса я наблюдал за крепостью врага, если будет угодно его величеству.

– Продолжай!

На этот раз Кадем не стал дожидаться приказа калифа, просто пнул Лалеха в ребра.

Тот ахнул и торопливо продолжил:

– Я видел на якоре у берега три корабля. Один из них – высокий корабль, отнятый у английского эфенди. – Лалех повернул голову, показывая на консула, и сэр Гай мрачно нахмурился при напоминании о своей потере. – Остальные два корабля – те самые, на которых аль-Салил бежал после поражения, нанесенного великим калифом аль-Дином, любимцем пророка.

Лалех снова простерся перед троном, и на этот раз Кадем изо всей силы пнул его в бок подкованной сандалией.

Лалех подскочил, и от боли его голос стал визгливым:

– К вечеру я увидел маленькую рыбацкую лодку, которая вышла из залива и встала на якорь перед ним. В ней было три человека. Они начали рыбачить при свете фонарей. Вернувшись на борт дау, я послал своих людей захватить их. Одного, сопротивлявшегося, они убили, остальных двоих взяли в плен. Я отвел лодку на много миль от берега, потом наполнил каменным балластом и затопил. Я сделал так, чтобы аль-Салил поверил, будто ночью лодка перевернулась и люди в ней потонули.

– Где эти пленники? – спросил Заян. – Приведите их.

Мюрид Кадем хлопнул в ладоши, и стражники ввели двух человек, одетых в грязные набедренные повязки. На их исхудалых телах виднелись следы избиений. Один потерял глаз. Незажившая черная рана, покрытая струпьями, ничем не была закрыта, и в ней копошились металлически-синие мухи. Оба были в тяжелых ножных кандалах.

Стражники швырнули их на пол.

– Унизьтесь перед любимцем пророка правителем Омана и всех островов Индийского океана калифом Заяном аль-Дином.

Пленники корчились на полу и кричали о своей верности и покорности.

– Ваше величество, вот люди, которых я захватил, – сказал Лалех. – К несчастью, одноглазый спятил, но второй, по имени Омар, более стоек и ответит на любые твои вопросы.

Лалех снял с пояса хлыст из шкуры гиппопотама и развернул его. Едва он взмахнул хлыстом, сумасшедший пленник задрожал от ужаса и что-то забормотал, пуская слюну.

– Я узнал, что оба они были матросами на корабле, которым командовал аль-Салил. Они много лет служили ему и хорошо знают дела предателя.

– Где аль-Салил? – спросил Заян аль-Дин. Лалех щелкнул хлыстом, и одноглазый безумец от ужаса испражнился себе на ноги. Заян с отвращением отвернулся и приказал стражникам:

– Выведите его и убейте.

Кричащего пленника выволокли из тронного зала, а Заян все внимание обратил на Омара и повторил вопрос:

– Где аль-Салил?

– Ваше величество, когда я видел его последний раз, аль-Салил был в заливе Рождества, в форте, который они называют фортом Предзнаменования. С ним его сын, старший брат и их женщины.

– Каковы его планы? Долго ли намерен он оставаться в этом месте?

– Ваше величество, я всего лишь скромный моряк. Аль-Салил не обсуждает со мной свои дела.

– Ты был с аль-Салилом, когда он захватил корабль «Арктур»? Ты видел ящики с золотом, которые были частью груза этого корабля?

– Ваше величество, я был с аль-Салилом, когда он заманил «Арктур» на камни под названием Обманщик. Я был среди тех, кто поднимал ящики с золотом из трюма и переносил на борт «Мести».

– Что за «Месть»? – спросил Заян.

Омар торопливо объяснил:

– Так называется флагманский корабль аль-Салила.

– Где эти ящики с золотом сейчас?

– Ваше величество, их перенесли на берег, как только корабли стали на якорь в заливе Рождества. Я помогал их переносить. Мы сложили их в укрепленном помещении под фундаментом форта.

– Сколько человек у аль-Салила? Сколько из них обучены пользоваться саблей и мушкетом? Сколько пушек у аль-Салила? Есть ли у предателя еще корабли, кроме этих трех?

Заян писклявым женским голосом терпеливо допрашивал пленника, часто повторяя вопросы. Когда Омар колебался или отвечал не сразу, Лалех бил его хлыстом по ребрам. К тому времени как Заян откинулся и довольно кивнул, из открытых ран на спине моряка капала кровь.

Заян отвернулся от пленника и посмотрел на троих, сидевших ниже его трона на шелковых подушках. Он смотрел на их лица, и на его губах появилась понимающая улыбка. Они подобны кольцу голодных гиен, глядящих, как кормится большой лев с черной гривой, и ждущих, когда он насытится, чтобы можно было подбирать остатки.

– Возможно, я не задал этому негодяю вопросы, ответы на которые важны для наших размышлений?

Он произнес это вопросительным тоном и посмотрел на сэра Гая.

Питерс перевел, и Гай слегка поклонился, прежде чем ответить:

– Вопросы вашего величества свидетельствуют о проницательности и понимании. Есть кое-какие личные дела, о которых эта тварь может что-нибудь знать. С вашего великодушного разрешения?

И он опять поклонился.

Заян знаком разрешил ему продолжать. Питерс повернулся к Омару и задал ему первый вопрос. Допрос шел нелегко, но постепенно сэр Гай вытянул из пленника все подробности относительно сокровища и помещения, в котором оно хранится. Наконец он убедился, что все его золото сложено в одном месте, а не спрятано по частям в других тайных хранилищах. Теперь его заботило только одно: как вернуть это золото, ничего не отдавая союзникам, которые вместе с ним сидят перед троном Заяна аль-Дина. Но решение этой задачи он поищет позже. На время он отложил ее и принялся подробно расспрашивать Омара обо всех ференги в стенах форта Предзнаменования. Имена в произношении Омара были почти неузнаваемы, но сэр Гай услышал достаточно, чтобы увериться – в крепости находятся Том и Сара Кортни вместе с Дорианом и Мансуром.

Годы нисколько не ослабили ненависть Гая к его брату-близнецу. Гай хорошо помнил свое романтическое юношеское восхищение Каролиной и то отчаяние, которое ощутил, когда ночью увидел, как Каролина и Том совокупляются в пороховом погребе «Серафима». Конечно, он в конце концов женился на Каролине, но она досталась ему после того как Том ею обладал и с его ублюдком в чреве. Гай пытался утолить ненависть к Тому утонченной пыткой, которой подвергал Каролину все годы их брака. Хотя время пригасило пожар, ненависть осталась жесткой и холодной, как лава из потухшего вулкана.

Затем Гай начал расспрашивать о Мансуре Кортни и Верити. Верити была второй большой любовью в его жизни, но любовь эта была темная, извращенная. Он хотел обладать дочерью во всех смыслах, даже вступая в противоречие с законом и природой. Ее голос и красота утоляли какой-то глубокий голод в его душе. Однако никогда его чувства не достигали такой силы и глубины, как в те минуты, когда он хлестал кнутом ее белую сладкую плоть и видел, как на совершенной коже появляются кровавые рубцы. Тогда его любовь становилась яростной и всепоглощающей. Мансур Кортни похитил у сэра Гая предмет его страстных желаний.

– Что ты знаешь о женщине-ференги, которую аль-Салил захватил в бою с моим кораблем?

Голос сэра Гая дрожал от боли, которую причинил ему этот вопрос.

– Эфенди имеет в виду свою дочь? – с детской наивностью спросил Омар.

Сэр Гай не смог ответить, лишь резко кивнул.

– Она стала женщиной сына аль-Салила, Мансура, – ответил Омар. – Они спят на одной постели и много времени проводят наедине, смеясь и разговаривая. – Омар поколебался, прежде чем говорить на такую интимную тему. – Он обращается с ней как с равной, хоть она и женщина. Позволяет ей идти перед собой и перебивать, когда он говорит, и он обнимает и ласкает ее на виду у всех. Хотя он мусульманин, с ней он ведет себя как неверный.

Внутренности сэра Гая жгло как кислотой. Он вспоминал тело Верити, белое и совершенное. Воображение отказывалось ему подчиняться. Оно рисовало ему грязные, непристойные картины с участием Верити и Мансура, и он не мог закрыть для них свое сознание. Он содрогался от отвращения и противоестественного возбуждения, от эрекции, тисками сжавшей его пах. «Когда я схвачу ее, буду бить, пока белая кожа не начнет клочьями свисать с тела, – пообещал он себе. – А что до свиньи, которая развратила ее, его я заставлю молить о смерти».