Реликт - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баренц поискал глазами машину стрелка и успел увидеть финал инцидента: всплеск белого огня, облако искр, гаснущее в падении, как ракета фейерверка, и три стремительных блика на корпусах пограничных машин.
– Прошу прощения за опоздание, – прорезался в интеркоме голос командира патруля. – Помощь нужна?
– Нет, – тяжело сказал председатель Совета безопасности, ведя вздрагивающий куттер на снижение. – Почему не задержали живым? Кто стрелял?
– Мы не вели огонь на уничтожение, – сухо ответил пограничник. – Он взорвался сам.
– Инк, запрограммированный на нападение?
– Если бы это был инк, он действовал бы точнее.
– К-диверсант? Человек?
– Ни тот, ни другой. Судя по всему, это был «серый человек». Он шел навстречу в нормальном темпе, и мы не сразу разглядели, кто внутри. Хорошо, что он открыл огонь на большой дальности.
Баренц оглянулся, бегло оглядел компанию: Максимов держался за плечо, левая щека его была обожжена и покраснела. Хакан Рооб, цел и невредим, сидел в позе тибетского ламы с полузакрытыми глазами. Кий-Коронат хмуро вертел в руках осколок блистера.
– Живы, отцы? Садимся.
– Ты же говорил, что К-диверсанты с их «серой гвардией» не представляют реальной силы, – пробурчал директор УАСС. – А они самые натуральные террористы с весьма широкими возможностями.
Баренц снова оглянулся, сухое костистое лицо его с широким лбом и неулыбчивыми глазами было серьезно, но в голосе послышались нотки необычного для него сожаления:
– А не зря тебя прозвали корочуном, Остап. На твоем месте я бы задумался о происхождении прозвища.
– Что-то я не слышал, чтобы начальники нравились всем своим подчиненным, – все тем же ворчливым тоном отозвался Кий-Коронат, не обижаясь. – Лучше быть корочуном, чем «статуей командора», как прозвали Эрберга.
Рооб, рассматривающий ногти на руке, засмеялся тихим мелким смехом. Кий-Коронат удивленно, Максимов с любопытством, а Баренц озадаченно посмотрели на него.
В дырах, пробитых в прозрачном колпаке машины, окруженных сеткой трещин, свистел ветер, куттер вздрагивал и норовил свалиться в штопор, что-то позванивало и потрескивало в его каркасе – того гляди развалится, а председатель ВКС смеялся…
Что-то промелькнуло за бортом, Баренц резко поднял голову, мгновенно весь подобравшись, но это были галионы сопровождения, один из них успокаивающе покачал узкими лонжеронами стабилизатора.
Служебный модуль Савича ничем не отличался от кабинета Железовского, разве что его хозяин был связан с обработкой массивов информации совершенно из другой области знания.
Включив пейзаж: луг, кромка леса, голубое небо, река, – Савич сел рядом с гостем, поправил на виске сетчатый лепесток эмкана. Стена напротив превратилась в дымную пелену, опрокинулась, распахнув черный зев космического пространства с россыпями созвездий; на этом фоне влево уходила, теряясь в бесконечности, полупрозрачная белесая труба, похожая на древко копья, украшенного светящимся красноватым «наконечником». Было видно, что «наконечник» тихонько движется, удлиняя хвост древка, вызывая в памяти ассоциации с древней ракетой и высотным самолетом. Это было развернутое компьютером изображение тоннеля Большого Выстрела, увенчанного «тенью».
– Сто с лишним тысяч парсеков, – нарушил молчание Савич. – Но я думаю, «ствол» тянется до границ нашего метагалактического домена, нам просто не хватает возможностей для определения всей его длины.
На белесом древке зажглись зеленые и желтые огоньки, обозначившие места расположения маяков предупреждения и погранпостов. Казалось, было их много, несколько тысяч, однако на самом деле расстояния между соседними парами достигали не менее трехсот миллиардов километров.
– Фронт, – пробасил Железовский мрачно.
Савич кивнул, поняв собеседника.
– Не умер древний термин, живет, наполняясь новым смыслом и не теряя старого. Никогда не думал, что фронт может существовать без воюющих сторон, не разделяя врагов. Никогда не думал, что возможна мыслящая сила вне ее материального воплощения! А ведь имею один из самых высоких в Системе уровней абстракции. Похоже, Конструктор в конце концов научит нас мыслить нестереотипно.
– Вряд ли, инерция мышления у человечества колоссальна, сколько примеров тому… Черт бы побрал эту вашу «мыслящую силу». Когда наконец она остановится?
– Едва ли это возможно без помощи извне. Конструктор просто не в состоянии пробиться в наш континуум через потенциальный барьер вакуум-подобного состояния, разделяющий вселенные – нашу и ту, откуда он пытается уйти, иначе давно появился бы физически.
– Но ведь пробился же он туда? Почему же не может обратно?
Савич пожал плечами.
– Может быть, та вселенная имела более низкое энергонасыщение, может, существовала «струна», соединяющая миры, на которую он наткнулся. Кто знает, что еще? Человек еще не дорос до освоения иррациональности, для этого надо постичь многие истины, научиться не делать ошибок, преодолеть тупик биологии, овладеть тайнами собственной психики, наконец. Может быть, тогда мы поймем, чего хочет Конструктор? А в настоящее время вряд ли мы найдем с ним общий язык. – Если он не остановится, мы не доживем до описанного вами идеала. Но довольно философии. Вы просчитали вершину взаимодействия Т-конуса?
– С точностью до двадцатого знака. Чужанский «перевертыш» может быть захвачен ловушкой Т-конуса, если увеличить мощность генераторов поля всего в два раза, а это реально.
– Что ж, тогда увеличим мощность и испробуем действие конуса на решетке роидов. Если эксперимент удастся, значит, шанс спровадить БВ за пределы Рукава тоже реален.
– Лишь бы не помешали К-мигранты со своим «серым отрядом».
Железовский помолчал, изредка пошевеливая бровью.
– Думаю, не помешают. Они, конечно, не люди в полном смысле слова, но и не созданные специально машины для уничтожения, киборги-убийцы. Военных программ, оптимизированных для диверсионной деятельности, Конструктор в них вложить не мог, это изобретения человеческого «гения». А «серые люди» – всего лишь слуги, и ничего больше, они тоже не способны выйти за рамки стандарта
