Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Сделав большой глоток вина, Лиатна пошла к особняку. Ей надо было срочно привести себя в порядок. Чтобы там не двигало Киротом, она должна была выглядеть под стать благородной хозяйке дома, прибывающей в трауре.

В спальне её уже ждала Кеафрана — крепко сложенная, плечистая но стройная мефетрийка тридцати лет, что последнее десятилетие была личной служанкой Лиатны. Её вьющиеся волосы как всегда пребывали в беспорядке, а большой рот, казалось, стремился растянуться до самых ушей. На столе перед ней уже лежали босоножки, расшитое золотой нитью легкое платье из белого шелка, украшенный самоцветами широкий пояс, и золотые браслеты. Ну и конечно же серая накидка. Куда без неë в Месяц утешений.

— Мэя гэспажа гэтова одеваться? — Кеафрана так и не избавилась от своего грубого мефетрийского выговора, хотя Лиатна и пыталась её переучить. Много и много раз.

— Да, Кеф, только добавь сюда ещё пару серёжек.

— Кэкие жэлаете, мэя гэспажа?

— С зелеными гранатами. Они же подойдут к этой ужасной накидке?

— Конечно! Вы будитэ прекрэсны, гэспажа, — заулыбалась своей бесконечно широкой улыбкой рабыня. Но Лиатна лишь тяжело вздохнула. Разве может красота сочетаться с этим ужасным трауром?

Достав из сундучка с драгоценностями два крупных камня в золотой оправе, служанка подошла к вдове и ловко сняла с неё одежду. Оставшись обнаженной напротив большого зеркала, Лиатна внимательно осмотрела себя. Её тело всё ещё помнило, как быть красивым. Не таким стройным и упругим, как во времена молодости, но всё же сохранившим изящество линий и контуров. Хотя грудь её обвисла, на животе виднелись белые отметки от трëх беременностей, а кожа выглядела бледной, у неё была хорошая фигура. Да и на лице совсем не чувствовалась печать времени — тот же узкий подбородок и подчеркнутые скулы, алые губы и тонкий, чуть вздернутый нос. Ну и серые глаза в ореоле густых ресниц, под длинными строгими бровями. Разве что пара морщин в уголках глаз и губ, омрачали общую картину. А так, она была почти той же девушкой, что давала клятвы вечной любви и верности перед жрицей Венатары семнадцать лет назад.

Ну что же, если Кирот решит вспомнить их молодость, она не сильно его разочарует. Да и опыта у неё с тех пор тоже прибавилось.

Кеф надела на неё белый шелк, скрепив широким поясом, потом браслеты и украшения, а следом и серую накидку, укрывшую её голову и плечи. Увидев себя в ней Лиатна поморщилась.

— И кто только придумал, что нужно целый месяц носить серое…

— У Тэйлара мягкие зэконы, гэспажа. В Мефетре вдовы до сих пор рубят себэ на руках мэзницы в знак скэрби.

— Бр-р-р. Какой жуткий обычай. Неужели у вас и правда все так поступают?

— Только те, что любили свэих мужей. Но людэ не зря говорят, что никто нэ умеет любить так сэльно и страстнэ, как мэфэтрийки.

Вдова настороженно взглянула на свои руки. У неё были тонкие длинные пальцы, унизанные золотыми кольцами. Нет, она точно бы не смогла так с ними поступить. Даже если бы и вправду любила Арно.

— Да уберегут меня боги от такой любви.

Войдя в гостевую залу, Лиатна застала Кирота Кардариша за игрой в колесницы с Урпой. Судя по всему, партия была в самом разгаре, оба они добрались до середины доски и раб явно не желал поддаваться гостю. Но увидев вошедшую хозяйку, он тут же встал и, поклонившись, попятился прочь.

— О, госпожа Себеш! — прогремел старейшина. — Да пошлют вам боги все благословения и утешения в этот недобрый час. Хочу вас заверить, что я един с вами в скорби. Эта страшная и, кхм, весьма неожиданная смерть, потрясла всё благородное сословие нашего государства.

— Благодарю за тепло ваших слов, господин Кардариш. Их сладость смягчает бесконечную горечь от утраты моего возлюбленного мужа.

— Да, кхм, постигшая вас трагедия и вправду ужасна. Жуткая, глупая и явно случайная смерть. Да и плохие новости на ней для вас не иссякли.

— Что вы имеете в виду, господин Кардариш? — ледяная рука страха сжала сердце вдовы, а кровь в ушах застучала, словно внутри её головы забили в барабаны.

— Боюсь, что пришел я сюда не только для того, чтобы выразить вам свою скорбь. Синклит получил ваше письмо и рассмотрел его.

— Да? И каков же ответ? — осторожно произнесла женщина, понимая, что уже знает его заранее.

— Мы были знакомы с вами в далекой юности. Поэтому я и решил принести вам его лично.

Кирот Кардариш достал богато украшенный свиток и протянул вдове. Она взяла его, постаравшись унять нарастающую дрожь в руках, и, развернув, пробежалась глазами по ровным линиям букв. После долгого ритуального вступления, рассказывающего о воле Богов, народа и Синклита, словно приговор, были выведены простые и страшные слова: «Старейшины отказывают в просьбе досрочной передачи мантии несовершеннолетнему наследнику рода Себешей». Вот и всё. Последняя её надежда была перечеркнута этой строкой.

Свиток выпал из ослабевших рук женщины и, упав на пол, покатился. Лиатна почувствовала, как к горлу подступил приступ тошноты. Великие горести, ну почему боги были так несправедливы? Почему, годами душа её проблемами, они решили именно сейчас затянуть веревку до хруста позвонков? Чем она так их оскорбила? Несоблюдением траура? Или это покойный муж умудрился как-то вызвать их гнев, а она получила от него по наследству не только дом и имя, но и проклятье?

Вдове захотелось расплакаться как маленькой девчонке. Захотелось уткнуться в локоть и рыдать, рыдать навзрыд, не жалея ни слез, ни причитаний. Плюнуть на все приличия, на всю выдержку и самообладание, превратившись в зареванную девочку прямо на глазах у её знатного гостя. И пусть он смотрит, пусть видит, как гибнет в ней сильная и благородная женщина.

Но вместо слез, она неожиданно для себя рассмеялась. Она залилась чистым и звонким смехом, словно только что прочитала глупую, но прелестную шутку.

— Вам плохо, госпожа Себеш? — гость явно был сбит с толку ее реакцией.

— Ну что вы, мой дорогой Кирот. Разве может мне быть плохо? Я всего лишь потеряла мужа, унаследовав от него сомну долгов, а Синклит пожелал, чтобы принадлежащая моему сыну мантия ещё год пылилась в его стенах, лишив нашу семью права голоса. Спасибо, что хоть не передали её племянникам моего покойного супруга.

— Вы же знаете, таков закон. Место в Синклите всегда наследуется по прямой мужской линии новым главой рода, но занять его может лишь совершеннолетний.

— Знаю, господин Кардариш. И как честная и благородная женщина, я смиренно принимаю волю богов, народа и Синклита. Но прошу вас, скажите мне, зачем вы решили сами принести мне этот свиток? Неужели раб ли гонец не мог доставить нам эти скорбные вести?

— Затем, что я пришел не только со скорбными новостями.

В этот момент двери гостевой залы распахнулись и две рабыни внесли подносы с вином, фруктовой водой, фруктами, лепешками и сладостями. Поставив их перед гостем и хозяйкой и наполнив их кубки, вином для Кирота и водой для Лиатны, они с поклоном удалились. Вдова, совсем не ждавшая хоть малого лучика света в окружившей её тьме, пристально смотрела на Кирота, ожидая что именно он скажет дальше. Тот же, отхлебнув вина и внимательно осмотрев поднос, взял пару виноградин. Прожевав плоды, он вновь выпил, прочистил горло хрипом, и продолжил:

— Так вот, как я уже говорил, все эти внезапные смерти сильно потрясли наше благородное сословие. И меня в том числе. Всем ясно, что смерть вашего мужа была случайностью. Думаю, что смерти желали лишь для Шето, а Арно просто не повезло. Мда. И хотя я скорблю и о Первом старейшине, кто бы что там не думал, но так получилось, что Тайвиши были моими соперниками. Они прокладывали себе путь к порфире, а я, как и все алатреи, им в этом препятствовал. Так что помочь я им не могу, да и не желаю. А вот для вашей семьи я способен кое-что сделать.

Лиатна вся подалась вперед. Сердце в её груди бешено забилось и казалось, вот-вот выскачет прочь, порвав плоть и платье. Неожиданно она поняла, что готова заплатить любую цену за помощь этого человека. Совершенно любую.