Нежность - Федор Раззаков

В том же году судьба свела Смирнову с режиссером Михаилом Калатозовым. Их знакомство произошло в Кисловодске, где оба отдыхали от столичной суеты. В отличие от многих курортных романов, которые длятся ровно столько, сколько длится отпускной сезон, роман режиссера и киноактрисы продлился гораздо дольше. Калатозов даже пригласил Смирнову на главную роль в своей новой картине «Верные друзья». Но этой задумке так и не суждено было осуществиться. Через несколько дней после начала съемок Смирнова вдруг поняла, что эта роль не для нее, и от дальнейшего участия в фильме отказалась. По тем временам это было неслыханно, но просьбу актрисы удовлетворили. Ее роль досталась Лилии Гриценко.

Отказ Лидии Смирновой от главной роли в фильме своего возлюбленного абсолютно не отразился на их отношениях – они продолжали встречаться. Калатозов тогда настолько сильно увлекся Смирновой, что, как и прочие любовники, сделал ей официальное предложение. Более того, одну из комнат в своей трехкомнатной квартире на Дорогомиловской он, рассчитывая на ее согласие, обставил новой, купленной специально для возлюбленной мебелью. Но старания оказались напрасными: актриса ему отказала. Ее просто испугало предложение Калатозова уехать с ним на год-два к нему на родину, в Грузию: он собирался устроить ее в Русский драмтеатр в Тбилиси. Уезжать Смирнова не захотела.

К тому же в ее жизни возник тогда уже новый мужчина, причем тоже режиссер – Константин Воинов. В 1955 году он предложил Лидии сыграть главную роль в его фильме «Сестры» по рассказу П. Нилина «Жучка». Так начался их роман, который продолжался почти 40 (!) лет. (Кстати, потом Воинов снял актрису еще в пяти своих картинах.)

Что касается Калатозова, то он так и не смог простить Смирнову. Когда Лидия сошлась с Воиновым, он написал ей письмо, в котором послал на ее голову все возможные проклятия и даже признался, что она заставила его возненавидеть всех женщин.

Между прочим, в самом начале зарождения отношений между Смирновой и Воиновым режиссер Михаил Ромм пытался отговорить последнего от этого опрометчивого шага. Он предупреждал коллегу, что Смирнова погубит его, что она из тех коварных женщин, которых надо опасаться. Ромм убеждал Константина полночи, но… безрезультатно. «Я люблю ее», – только и твердил Воинов.

Роман Смирновой и Воинова действительно принес как им, так и их близким массу неприятностей. Воинов, например, бросил свою жену (актрису Николаеву) и маленькую дочку. А вот Смирнова уйти от Рапопорта так и не смогла. По ее словам, поняла, что он бы не вынес ее предательства. Но и расстаться с Воиновым сил у нее тоже не хватило. Так и жили они многие годы, скрывая от всех свои отношения.

Вспоминает Л. Смирнова: «Я осталась с Рапопортом, но наши отношения с Константином Наумовичем не прекратились. Просто мы «ушли в глубокое подполье». Это ужасно. Ведь любовь – не только физическая близость; люди хотят быть на виду, иметь общих друзей, не хотят таиться. А у нас и друзья какие-то «подпольные» были…

Я, помню, ехала в трамвае, смотрела на прохожих и думала: «Боже, какие они счастливые! Вот они спокойно идут вдвоем под ручку, могут никого не стесняться, им не надо скрываться».

Получалось так: я живу с человеком, которого жалею, но не люблю, и с человеком, которого люблю, но не могу пожалеть, то есть проявить все качества жены, хозяйки, подруги. И я все силы тратила лишь на то, чтобы облегчить страдания Рапопорту…

А Воинов в это время берет чемодан, укладывает вещи, плачет вместе с женой и дочкой, а затем с этим чемоданом уходит в какую-то замызганную чужую комнату в коммунальной квартире где-то за Казанским вокзалом.

Я бегала в эту его комнату (по-прежнему тайно), таскала еду, что-то готовила, убегала обратно. Но он меня не отпускал, были жуткие скандалы.

Помню одну встречу Нового года. Я прибежала к Воинову, в эту комнатушку. Он уже успел принять изрядную дозу. И я – вот она, женская изворотливость! – перевела будильник на два часа вперед, чтобы встретить Новый год с Константином Наумовичем. Я хотела, чтобы он не чувствовал себя одиноким в такую ночь, но хотела успеть и к Рапопорту. И потом бежала к мужу, высунув язык, и тоже поздравляла его с праздником…»

Отмечу, что параллельно с этим романом Смирнова крутила еще один – с новым режиссером Театра-студии киноактера Львом Рудником, которого Сергей Герасимов специально пригласил из Ленинграда (он до Г. Товстоногова возглавлял БДТ), чтобы тот поднял Театр киноактера «из руин».

За Рудником тянулся из самых разных уголков страны длинный шлейф невероятных любовных приключений. Не стала исключением в этом отношении и Москва. Смирнова признавалась, что это был самый бурный и громкий из всех ее многочисленных романов. Слухи о нем распространились далеко за пределы театра. Узнал о нем и Рапопорт. Он, естественно, провел с женой разъяснительную беседу, но та его, конечно же, не послушала. В итоге Рапопорт уехал в Ленинград, а Лидия продолжала встречаться с Рудником.

Самое интересное, что тот, помимо Смирновой, умудрился одновременно иметь еще нескольких любовниц. В конце концов дело дошло до ЦК КПСС, и было принято решение исключить Рудника из партийных рядов за моральное разложение. Смирнова по мере сил пыталась спасти любимого от столь сурового наказания, даже обивала пороги многих высоких кабинетов, но… безуспешно.

Когда Рудника выслали из Москвы в Ростов (он возглавил там местный драмтеатр), Смирнова в эту «ссылку» отправилась с ним. Однако ни к чему хорошему это не привело. Несмотря на то что Рудник у тела своей умершей матери поклялся жениться на Смирновой, он эту клятву нарушил – увлекся очередной молоденькой актриской. Узнав об этом, Лидия приняла единственно правильное решение – вычеркнула его из своей жизни. Рассказывает она сама:

«Я осталась без Рудника, одна. И тут мне стало по-настоящему плохо, невыносимо. А в театре меня продолжали травить и ненавидеть. Все хотели, чтобы именно Рудник опять возглавил труппу.

А я вернулась к Рапопорту. Я приехала к нему в Ленинград как побитая собака, не любя его, но мне было так страшно одной! Он меня принял и никогда в жизни не произносил при мне фамилию Рудника, вообще на эту тему на заговаривал. Я переступила порог, и на этом все закончилось. Он так заботился обо мне! Присылал посылки с юга, где отдыхал с Герасимовым и Макаровой, прислал даже телеграмму: «Не ешь орехи зубами». Он был удивительный человек! Такой страдалец…»

В 60-е годы произошел один случай, когда у Смирновой появилась надежда, что ее первый муж, Сергей Добрушин, жив. Однажды Лидия давала концерт в Доме журналистов. В перерыве за кулисы пришла женщина, с которой она когда-то виделась, но так давно, что не запомнила ни имени ее, ни фамилии. И вот эта женщина внезапно сообщает, что недавно видела на Арбате мужа актрисы Сергея. «Этого не может быть, он же погиб!» – воскликнула Смирнова. «Да нет же, это был он, – продолжала уверять ее посетительница. – Я его даже спросила: «Как Лида? Она стала такой знаменитой!» А он ничего не ответил.