Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Я пошла, — заявила Соткен, обрывая затянувшееся молчание.

— Они притаились и ждут, чтобы вернуться и убить нас, когда мы вылезем наружу, — предостерегла её Невенка.

— Если я не погибну там, снаружи, то погибну здесь, внутри, — обосновала своё решение Соткен. — Причём от вашей руки. Вы просто прирежете меня от жалости. Мне уже очень надо.

Как бы в подтверждение своих слов она приоткрыла узкое оконце автомобиля, высунула наружу голову и обильно сблевнула.

Невенка поморщилась.

— Я пойду с тобой, amore mio, — решительно произнёс Теофил Рух.

Невенка открыла рот от удивления и уставилась на предводителя, как на говорящего верблюда.

Парочка осторожно выскользнула из салона.

— Ключи оставьте, — попросила Невенка и Соткен одобрительно хихикнула, оценив остроумную шутку.

Они шлёпали по грязи — горбун в одежде средневекового мастера меча и кривая, хромоногая женщина, в смоляных волосах которой сверкало серебро. И он и она держали наготове одинаковые полуторные датские мечи. Миновав злополучный плац — на всём протяжении романа на этой проклятой площадке постоянно умирают люди — они достигли казармы и вошли внутрь.

— Я Соткен, — сказала она горбуну, избегая взгляда его разноцветных глаз.

— Теофил Рух, — ответил епископ, делая ей навстречу робкий шаг.

Соткен с видимой неохотой отступила.

— Боюсь, что на этом наше знакомство пока что окончено. Здесь небезопасно. Постарайся собрать как можно больше еды и оружия, Теофил. Я скоро вернусь.

Она исчезла в недрах здания.

Теофил Рух прошёл в свою комнату и тяжело опустился подле перевёрнутой тумбочки, за которой он в последнее время часто молился, а ещё чаще — трахал сестру Милену. А теперь она лежит там во дворе, превращённая в кости, обтянутые иссохшей кожей. Вампиры существуют. Ну и ладно. Это он и раньше знал. А теперь уверен, что и богини тоже существуют, и, похоже, одна из них своей проявленной манифестацией крепко снесла ему башню. Его Преосвященство снял со стены увесистое серебряное распятие и встал. Теперь оружие и еда. А потом — к ней. Теофила Руха мучил приступ острой паранои; ему казалось, что чудесная гостья куда-то исчезнет и то, что с ним сейчас происходит — кончится — беспощадно и навсегда. Он пнул шкаф: дверки распахнулись, пнул тумбочку с тем же эффектом, а после пнул большую спортивную сумку, что подлетела в воздух, а потом пала обратно на пол, зияя раскрытой «молнией», будто дохлая мурена. Трясущимися от нетерпения руками, он принялся набивать её чрево полезностями, собирая те из вышеозначенной мебели. Два короткоствольных иудейских «Узи», магазины, (пара метательных ножей из чистого серебра вылетели из его ладоней и воткнулись в стену — бесполезная рухлядь), узкий стилет, пара всё ещё чистых трусов... Что ещё понадобится благочестивому епископу в дороге?

— Тео, ты идёшь?

Голос из коридора. Её голос. Хриплый и лающий. Теофил Рух тяжело вздохнул. Он пережил Апокалипсис, пережил многое, но эта волшебная немка явно станет последним, неодолимым испытанием в его жизни. Тогда, на плацу, он собирался убить её, и пресечь это сладострастие на корню. Проклятые вампиры помешали его благим намерениям. Сука-любовь. Теперь поздняк метаться. Его Преосвященство закинул за спину лямки сумки и поспешил к выходу.

Соткен поджидала его у входа.

— Нам надо собрать клинки, — сообщил горбун и она согласно кивнула.

— Я хочу себе такой же наряд, — смуглый палец с грязным чёрным ногтем указал на труп брата Троя.

«Все бабы — одинаковы. Даже богини. Никогда нельзя показывать им своих чувств. Первое, что они потребуют — секс, еда и тряпки. Неважно, в какой последовательности.»

— As you wish, mio cuore, — горбун бросил сумку прямо в грязь и опустился подле мёртвой Милены.

— А скоро она восстанет? Она, и те двое? — Соткен с опаской расхаживала по плацу, собирая раскиданное оружие.

— Они не восстанут.

Огромная ладонь епископа опустилась на лицо сестры Милены и заботливо прикрыла её распахнутые веки.

— Такое бывает лишь в кино и глупых книжках. Для того, чтобы превратиться в вампира, требуется горячее желание обращаемого, а уж потом кровь и укусы. Да и сам ритуал весьма сложный. И самое тяжёлое в нём то, что апробируемому придётся таки помереть. По-настоящему — мучительно, и весьма при кошмарных обстоятельствах.

Он развернулся и бросился назад, в казарму. Вскоре вернулся и протянул Соткен ворох одежды.

— Прости меня, сестра, — сказал он мёртвой Милене и ловко стянул с трупа сапоги.

Дверь броневика слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель высунулось узкое лезвие меча а следом за ним — прекрасная женская головка — наполовину лысая, наполовину фиолетовая, как облака в раю.

— Хорош там копаться. Эти твари где-то рядом. Неужели вы поверили двум вампирам? Поверили, что те уйдут, оставив нас в покое?

Невенка выглядела раздосадованной и испуганной, её дребезжащий голос звучал, словно финальное тремоло по расхераченному крэшу*.

*Примечание: крэш — вид тарелок, коими оснащена ударная установка. Девятнадцать дюймов золотого волшебства. Удар по этой дуре позитивно стимулирует.

Соткен и Его Преосвященство воровато оглянулись по сторонам, и, не желая более искушать судьбу, забрались в Ньялу. Оказавшись в защищённом прочной бронёй десантном отсеке автомобиля, горбун принялся сосредоточенно копаться в сумке, придирчиво осматривая добытые стволы, а Невенка схватила огромный ломоть жареного мяса, и жадно погрузила в его холодную, сочную мякоть свои острые зубки.

Соткен же не стала терять драгоценного времени. Сунув руку в чашечку бюстгальтера, она выудила стеклянную ампулу и мощным щелчком ногтя снесла ей головку. Одна её рука вытягивала из брюк ремень, в то время как вторая удерживала драгоценный сосуд в котором уже торчала игла. Зубы женщины сжимали поршень большого, грязного шприца, что пузырился изымаемой у ампулы отравой. Ещё пары бесконечных ударов ноющего сердца и...

— Если вы попытаетесь мне помешать, то всё, что уже случилось с вами сегодня покажется тоскливой интерлюдией.

Невенка и горбун переглянулись и опустили свои задницы обратно на сидения.

Соткен попала, издав вздох восхищения и моментально посинела.

— Сидеть, я сказала. Я всегда так приходуюсь.

Епископ и Оскаала снова уселись.

Невенка уставилась на нахмурившегося горбуна пустым, неосознающим взглядом младенца.

— Из уверенных в себе, сильных и опасных охотников, мы превратились в жертву, чудом выжившую, загнанную и запуганную. Теперь нами