Кого не взяли на небо - Клим Мглин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Милена сделала ещё пару шагов назад и остановилась.
Принять её излюбленную нижнюю стойку мешала долбаная юбка. Снять это говно мешала надвигающаяся на неё маленькая, невозможно кривая женщина. Её великолепная грудь волнующе колыхалась под армейской, полурасстегнутой курткой.
«Где, mille cazzi nel tuo culo, ты научилась так махаться, подруга? Где в середине двадцать первого века, в этом разрушенном, умирающем мире, можно так овладеть искусством мечника?»
Кривая тётка достигла линии атаки и разразилась яростной серией.
Милена легко избежала первого удара, слегка развернувшись на месте, с видимым трудом отклонилась от второго, а третий тяжело парировала, но её собственный меч вырвался из руки и отлетел прочь. Уродливая железяка, которую сжимала эта страшная кривушка, наискосок хлестнула её по груди, а потом что-то оттолкнуло её прочь, загородив собой от последнего, смертельного удара.
* * *
Его Преосвященство и брат Юрген стояли в нескольких шагах от кипевшей схватки. Вмешиваться было бесполезно. Не хватало места.
Сестра Милена, избавившаяся от своего забавного чепчика, и взявшая в руки свой датский меч, брат Рагиро, с одноручным клинком в левой руке и узким кинжалом в правой, и брат Трой теснили дорогую гостью к автомобилю, будто бы пытаясь загнать обратно в бронированную коробочку и заставить убраться прочь — туда, откуда она свалилась на их головы.
Та отмахивалась, ругалась лающим хриплым голосом и проваливать не желала. Тем паче, что на пулемётной башенке "Ньялы" коварно расположилась Невенка Оскаала, приготовившая свой датский полуторник. Клинок Оскаала держала за лезвие. Навершие в виде шестигранной груши нетерпеливо ожидало встречи с макушкой, заросшей шикарной, чёрной с серебром, гривой. Однако обладательница этой восхитительной шевелюры уже поняла, что убивать её не будут. Пока не будут. Эта странная, скособоченная и убийственно опасная женщина использовала свой шанс на все сто.
Брат Рагиро бросился вперёд, атакуя гостью слева, а брат Трой накинулся на ту справа. Атака смотрелась великолепно.
Незваная гостья ушла вбок из под рубящего удара итальянца, отклонилась в другую сторону, избежав мощного "fendente" Троя, подскочила к последнему, и, пока он гасил инерцию, балансируя на скользкой жиже, свалила инквизитора на землю заряженным левым оверхендом.
Брат Рагиро, похожий на матёрого котище, снова атаковал. Его скьявона связала лезвие датского меча и ему удалось подло достать противницу своим кинжалом. Однако он прервал стремительную атаку и отпрянул.
Итальянец выронил свой узкий меч, который держал левой рукой. Теперь этой же рукой он сжимал кровоточащий обрубок. Отрубленная кисть правой руки, стискивающая тонкий кинжал, отлетела далеко в сторону.
Брат Трой, измазанный грязью, медленно поднимался на ноги, когда меч викингов врезался ему в плечо, рассекая кожу бригантины и плоть инквизитора. Раздался глухой треск — скандинавский клинок врубился в кости ключицы.
Милена попыталась отвлечь эту кровожадную суку — широко размахнулась, держа свой полуторник двуручным хватом, но удар не сложился — сестра святого официума получила страшный тычок в лицо. Массивная гарда скандинавского меча врезалась ей в челюсть, кроша в труху передние зубы.
Незнакомка, вторгшаяся на их базу, метнула свой клинок ей в лицо. Потом подошла к скорчившемуся Трою, отбила открытой ладонью слабый выпад и отобрала у воина его датский меч.
— Слезай, девочка! Время умирать,— кривушка призывно махнула рукой Невенке.
— Вовсе не вас я видела, когда молилась, — нахмурились Оскаала, спрыгивая на землю.
Брат Юрген заскрипел зубами и потащил из ножен своё оружие. Он повернулся к Его Преосвященству и рыбьи глаза тевтона выпучились ещё сильнее.
Теофил Рух стоял, слегка покачиваясь, и взгляд его разноцветных глаз залип на этой страшной корякушке, что изуродовала половину его отряда. Он смотрел на неё словно Пятачок, в первый раз узревший голубые помочи Кристофера Робина. Юрген мог поклясться, что оба косых глаза Его Преосвященства глядели не абы куда, а были направлены чётко на эту хромоножку, и глаза эти прониклись восхищением и обожанием.
— Прости, меня, брат Юрген.
Его Преосвященство стянул с плеч ремень перевязи и взялся за рукоятку своего меча.
— Я фатально ошибался, споря с тобой и с Невенкой. Теперь я воочию убедился в обратном. Богини — существуют, и одна из них снизошла прямо сюда, чтобы я мог с ней встретиться. Отойди в сторону, инквизитор.
Клинок датского меча покинул свои ножны абсолютно бесшумно. Металлический скрежет, издаваемый вытаскиваемым клинком: попса, измышлёная никчёмными писателями и кинорежиссёрами.
Теофил Рух вложил в рот два пальца и оглушительно свистнул, обращая к себе внимание незваной гостьи. Он склонился, разводя руки в мужском варианте французского реверанса, адресованного искривленной женщине. Та поднимала меч, готовясь добить брата Троя. Однако остановилась, и глянула на приближающегося горбуна.
Да, дорогой читатель, их глаза встретились.
Оба замерли на месте, не в силах оторвать взгляда.
Сияние изумруда и матовый блеск сердолика потонули в сумрачном мерцании серой стали.
Что тут можно ещё добавить. Сука-любовь.
Глава семнадцатая. Вечные и мёртвые. Часть первая
Они даже не обменялись ударами — схлестнулись, словно плети. Спутались между собой и застыли. Скрещенные полумесяцы изогнутых гард зловеще скрежетали сталью, две пары рук, вцепившиеся в длинные рукоятки, заметно дрожали от невыносимого напряжения. Так и стояли, скрипя стиснутыми зубами и тяжело дыша. Смотрели друг на друга и не могли оторвать взгляда. Спустя десять томительных ударов сердца кривые ноги горбуна, с трудом преодолев нечеловеческое сопротивление, сдвинулись вперёд на один шаг — руки Соткен подались вверх — их лица сблизились и Теофил Рух впился голодным поцелуем в пересохшие, искусанные женские губы.
Она ответила на поцелуй, но длился он не долго. Проявленная страсть слегка попустила: Соткен, почувствовав послабление, резко отстранилась и двинула Его Преосвященство коленом в низ живота. Тот охнул и согнулся пополам, держа коварную на расстоянии вытянутого перед собой меча. Он приподнял руку, останавливая Юргена и Невенку, окружающих кривушку.
— Я сам, — просипел он, подняв вверх своё, лучащееся темной страстью, лицо, — Она моя.
— Неа, — произнёс мелодичный девичий голосок, — Она — наша. Забудьте свои тёрки, смертные. Вы все здесь в качестве жратвы. За редким исключением.
На бронированном капоте «Ньялы» стояла, широко расставив свои ноги, обутые в пронзительно розовые кеды, миниатюрная, худенькая девчушка.
