Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

Обнимая братца, я слушала рассказ кормилицы об обучении Арима, о его здоровье, о ее семье. Вскользь затронули едва не развернувшуюся войну с Муожем. По намекам кормилицы поняла, что и в столице были уверены в серьезности намерений Стратега. Попытка подвести войска к муожской границе людям не нравилась. Захватнические планы регента не находили одобрения народа, вызывали недоумение, а зачастую и раздражение. Кормилица старалась не называть имена, рассказывая об известных ей решениях Совета, передавая сплетни. Но, к счастью, мы довольно скоро смогли поговорить, не прибегая к туманным намекам. Время дневного сна Арима уже давно подошло, и братец заснул у меня на руках. Заметив это, кормилица осторожно приняла ребенка и уложила на диван. Вернувшись в кресло у круглого чайного столика, еще раз глянула на закрытые двери, и без обиняков спросила:

— Зачем ты вернулась? Ты же понимала, на что себя обрекаешь, чем для тебя это закончится.

Она говорила тихо, но в голосе отчетливо слышался укор. В то же время она не сомневалась в том, что дворец я покинула по собственной воле и по своему желанию вернулась. Удивительно. Кажется, кормилица единственная разгадала великую тайну моего исчезновения. Если, конечно, не считать Франа. Я не хотела спорить с кормилицей, даже предпочла бы намекнуть на ее правоту, но у медальона были свои планы.

— Я очень благодарна отчиму за помощь, за спасение от похитителей, — слова прозвучали так, будто вопрос меня обидел. — Если бы не он, о возвращении домой я не могла бы и мечтать.

К счастью, приложив усилия, мне удалось вставить свою фразу в тираду, продиктованную амулетом:

— Я очень волновалась за брата.

Это признание, давшееся мне с трудом, оказало на кормилицу волшебное действие. Неприкрытый скепсис на ее говорящем лице сменился пониманием и сочувствием.

— Ясно. Ты слышала о покушении на Его Величество. Многие говорят, за этим стоит регент.

— Я никогда в это не поверю, — безапелляционно отрезала я. — И ты не слушай клеветников.

— Если он не собирался убить Его Величество, — гнула свою линию кормилица, — то наверняка подстроил это, чтобы выманить тебя из убежища.

— Прекрати немедленно! — я вскочила и, принуждаемая медальоном, гневно взирала на женщину. — Не потреплю подобных высказываний!

— И добился своего. Ведь ты здесь, — невозмутимо, не обращая на мое негодование внимания, закончился свою мысль кормилица.

— Я последний раз предупреждаю, — мой голос дрожал, позвякивал льдинками возмущения. — Перестань говорить о Его Сиятельстве гадости. Все твои слова о нем — ложь и клевета.

— Пусть так, — тяжело вздохнула кормилица. — Будьте снисходительны к пожилой женщине, переживающей о Вас как о родной дочери. Считайте мои слова заблуждением. Вашему Высочеству известно, как я люблю ошибаться в людях, обнаруживать, что они лучше, чем кажутся. Жаль, что ошибаюсь редко.

Амулет требовал, чтобы я и дальше отчитывала кормилицу, защищала репутацию отчима, требовала, чтобы женщина принесла мне извинения… Словами не сказать, как трудно было сопротивляться чужеродной магии, как сложно было сохранять себя и не выполнять приказы. Я не наговорила кормилице гадостей, не поссорилась и не испортила отношения. Но находиться в северном крыле больше не могла. Не хотела причинять душевную боль ни кормилице, ни себе.

Оставшиеся до семейного ужина часы провела в башне, пытаясь успокоиться, взять себя в руки и собраться с силами перед следующим этапом борьбы с медальоном.

Если бы действительно хотела наладить отношения Брэма и Стратега, то этот вечер стал бы для меня кошмаром. Брэм перед ужином пришел в башню и отвлекал меня разговорами о муожском после так долго, чтобы мы в результате опоздали. Честно говоря, такое поведение брата меня не удивило. Поразила реакция отчима, — он прислал в башню слугу осведомиться о моем здоровье и спросить, ожидать ли меня к ужину. Стратег был заинтересован в этой встрече безмерно. И до того, как я вошла в малую столовую и увидела нервно поглядывающего то на часы, то на двери отчима, думала, что его волнует только политика. Но я ошиблась. Когда он, приветствуя, поцеловал мне руку, эмоциональная связь, поддерживаемая периатом, усилилась, став такой же яркой, как во время допроса Нурканни, я почувствовала облегчение и восстанавливающееся внутреннее спокойствие Дор-Марвэна. Словно он действительно переживал за меня, будто искренне надеялся, что ему удастся вернуть доверие, расположить к себе Брэма. Но мечты регента не осуществились.

Его Величество, не подвластный желаниям отчима, несколько раз подчеркнул, что согласился на семейный ужин исключительно из уважения ко мне и из желания сделать мне приятное. Мятежный пасынок ни разу за вечер не позволил Стратегу пренебречь дворцовым этикетом. Не допустил перехода на «ты» и покровительственного тона, да и беседа больше напоминала дипломатические реверансы с послом враждебного государства, чем разговор некогда близких людей.

— Не забывайтесь, господин регент, — Брэм резко оборвал отчима в первый же раз, когда тот попробовал проигнорировать титул собеседника. — Будьте добры, обращайтесь к Ее Высочеству и ко мне, как подобает. В противном случае я досрочно прерву этот фарс под названием «семейный ужин».

Услышанное Стратегу не понравилось. Он досадливо, даже болезненно, поморщился, не пытаясь, впрочем, скрыть разочарование.

— Разумеется, Ваше Величество, — смиренно ответил отчим. — Я лишь надеялся придать беседе менее официальный характер.

— Совершенно зря, — скривив губы в исключительно вежливой улыбке, сказал Брэм и перевел разговор на другую тему.

Стратег, проглотивший горькую пилюлю, говорил об организации приема в честь моего счастливого возвращения, передал Брэму список приглашенных. Король бегло его просмотрел, дописал несколько имен. Дать пояснения регенту он не посчитал необходимым. Дор-Марвэн, заметно волнуясь, спросил короля, как прошел визит к муожскому послу.

— Ничего неожиданного, — коротко ответил брат.

— Посол наверняка рад возвращению Ее Высочества, — осторожно прощупывая почву, уточнил отчим.

— Разумеется, — невозмутимо отрезая отбивную, согласился Брэм.

— Вы отлично знаете, что меня, как и любого в Шаролезе, интересуют брачный и государственный договор с Муожем, — отчим говорил спокойно, но я чувствовала, что он с трудом сдерживает раздражение. — Смотрю, изъясняться намеками бессмысленно, поэтому спрошу прямо. Состоится ли свадьба и когда?

Брэм долго молчал, прежде чем ответить. С явным удовольствием испытывал терпение Стратега, медленно пережевывая каждый кусок.