Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

— Это единственный вариант, при котором я не буду постоянно заботиться о твоей безопасности! — воскликнул Брэм, взмахнув рукой.

— Заблуждаешься, в этом случае ты только об этом и будешь думать. Так же, как и я буду думать лишь о твоей.

— Я не могу тобой рисковать, — упрямо твердил брат.

— А я не могу оставить тебя. Если ты меня вышлешь, я вернусь. Обещаю.

Брэм вскочил и начал метаться по комнате. Остановившись напротив меня, он, видимо, подобрав новые аргументы, выпалил:

— Как же ты не понимаешь? Если Стратег использует тебя, принуждает защищать его интересы, манипулирует тобой, то ты своим присутствием в Ольфенбахе мне не помогаешь!

— Помогаю, Брэм, помогаю, — я подошла к брату, положила руку ему на плечо. — Ты знаешь, что я рядом, в безопасности. Разве не из-за этого ты так старался вернуть меня?

Он не ответил, только кивнул. А я продолжила, изо всех сил борясь с медальоном:

— Ты думаешь, что Стратег хочет через меня влиять на политику? Боишься, что он использует меня в своих интересах? Предотвратить это просто. Не позволяй мне вмешиваться. Я и так не делала этого раньше, не буду делать и впредь. У тебя достаточно советников, — превозмогая усиливающуюся головную боль, добавила: — И не обсуждай со мной отчима.

Брэм грустно усмехнулся:

— Это простой рецепт. Надеюсь, его будет достаточно. Жаль, что ты не говоришь о своих отношениях с регентом. Понимаю, что он тебе запретил, что давит на тебя… Ты держись и помни, мне он навредить не может.

— Я очень хочу в это верить, — ласково улыбнулась я.

Мы помолчали, осмысливая новый поворот. Первым тишину нарушил Брэм:

— Ты придешь на праздник? — брат был хмурым и задумчивым.

— Конечно, — я постаралась ответить легко, даже весело, чтобы хоть как-то сгладить неприятное ощущение после разговора.

— Хорошо, — кивнул брат. — Тогда до встречи через два часа.

За этот более или менее откровенный разговор с Брэмом я заплатила сполна. Амулет разошелся не на шутку, до меня доходили волны ярости отчима. Но, с трудом делая каждый следующий вдох, я терпела и готовилась к празднику. Сидела перед зеркалом, закрыв глаза, пока служанка укладывала мои волосы в сложную прическу, украшенную жемчужными шпильками.

— Ваше Высочество, — сквозь гулкие удары сердца и шум в ушах послышался дрожащий голос девушки, — у Вас кровь.

С усилием отрыв глаза, увидела свое отражение. Наверное, следовало испугаться своей бледности. Но ни она, ни яркая полоска текущей из носа крови в тот момент даже не удивили. Взяв с туалетного столика салфетку, стерла кровь, чуть прижала ткань к носу, стараясь остановить кровотечение.

— Ничего. Сейчас пройдет, — мой голос прозвучал холодно и безразлично. Но Винни все же осмелилась предложить:

— Ваше Высочество, может, позвать лекаря?

— Нет, — спокойно ответила я. — Продолжай, пожалуйста.

Она покорно кивнула и вновь занялась моей прической.

Праздник, похожий на все прошлые, остался в памяти нескончаемыми разговорами, множеством поздравлений, огромным числом знакомых лиц. Я поддалась медальону, полностью подчинилась ему, посчитав этот вечер не таким важным, как заседание Совета. Удивительно много общалась, танцевала, невольно сравнивая каждого нового кавалера с Ромэром. Но, разумеется, ни с одним из партнеров я не испытала того удовольствия от танца, которое мне подарил Ромэр на деревенской свадьбе. Рядом с ним я не чувствовала себя призом предприимчивому вельможе, получившему возможность улучшить свои дела, завладев моим вниманием на несколько минут. В объятиях Ромэра я ощущала себя женщиной, если не любимой, то хотя бы оберегаемой. И, вежливо улыбаясь каждому новому кавалеру, не могла не представлять на его месте высокого русоволосого мужчину с ласковым взглядом серо-голубых глаз. Вряд ли удастся когда-нибудь выразить словами ту тоску и горечь, что вызывали во мне воспоминания о любимом и бесконечно далеком человеке, короле Арданга.

Мое обманчиво приподнятое настроение нашло отклик у отчима, традиционно пригласившего меня на танец. От прикосновений Стратега пробирало холодом, а за улыбкой виделся хищный оскал. Но голос регента был спокойным, речи благожелательными, а выражение глаз теплым.

— Очень приятно, что ты так радуешься празднику, — сказал Дор-Марвэн, будто совершенно забыв о том, что мое поведение продиктовано амулетом. А следующая фраза регента поразила и возмутила, потому что такой уровень цинизма я даже и представить себе не могла. — Тебе на Совете плохо стало. Может, следует показаться лекарю?

— Отец, благодарю за заботу, но ничего страшного не произошло. Это от волнения, — придав моему лицу смущенное выражение, ответил медальон. Я искала в глазах Дор-Марвэна хотя бы намек на издевку, ведь кроме него никто не знал причины моего недомогания. Но регент, казалось, совершенно искренне не понимал, что стало причиной обморока.

— К этому стоит все же отнестись серьезно, — пожурил за беспечность отчим, а его глаза отразили заботу и обеспокоенность. — Прежде за тобой такого не замечали. Тебе нужно себя беречь.

— Спасибо, я постараюсь, — голос прозвучал ласково, словно лицемерная опека меня действительно тронула. Губы изогнулись в лучезарной улыбке, подчиняясь амулету. А мне казалось, что под влиянием медальона и в обществе Стратега я каждый час познаю новые грани и оттенки ненависти.

Дор-Марвэн просиял и отвел меня к столам с закусками, благо танец закончился. Отчим оставил меня в обществе пожилых фрейлин и госпожи эр Гарди, с которой разговаривал так, будто вчерашней ссоры не было, словно не замечал окаменевшего лица женщины, неприязненно поджатых губ и неодобрительных взглядов. Непринужденно раскланявшись с дамами, регент ушел.

— Его Сиятельство несколько странно ведет себя последнее время, — искоса поглядывая на меня, заметила госпожа эр Гарди.

— Он так же мил и предупредителен, как и всегда, — ответил распоряжавшийся мной амулет.

— Ваше Высочество, — нахмурившаяся фрейлина, казалось, едва сдерживала раздражение, — Вы знаете, что вчера господин регент велел дамам следить за Вами и докладывать ему о каждом Вашем шаге?

— Я думаю, его слова были неправильно поняты. Его Сиятельство очень беспокоится обо мне.

Не знаю, что сыграло главную роль. Моя совершенная невозмутимость или напускное недоумение нападками фрейлины. Но собеседница изменилась, словно ее окатили ледяной водой.

— Разумеется, Вы правы, — пробормотала женщина осипшим голосом. — Мне и в голову не пришло, что мы могли неверно истолковать слова господина регента.