Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

Снова и снова я старалась преодолеть силу медальона, сказать, что сама сбежала, избавить Брэма от чувства вины. Пыталась рассказать правду о Ромэре и отчиме. Я старалась. Но внешне была совершенно спокойна. Подчиняющий своей воле амулет не дал мне ни единого шанса. Растущая ненависть к Стратегу будто выжигала душу каждый раз, когда Брэм просил прощения за то, что не уберег меня.

— Когда я пришел к твоей кормилице, надеялся услышать что-нибудь полезное. А она мне с порога заявила: «Она сбежала сама», — брат опять вскочил и принялся мерить шагами комнату.

— Я ее спрашиваю: «Почему? Откуда такие мысли?». Она: «Нэйла ненавидит Стратега». «А эта глупость еще откуда? Она любит отчима. Он всегда к ней хорошо относился!» — «Нет, ненавидит. Я знаю эту девочку всю жизнь. Знаю, что она чувствует» — «За что она могла его ненавидеть?» — «Вот этого не знаю. Но ненавидит люто. Если бы могла, убила бы». Мы с ней долго препирались, но я так и не понял, почему она уверена в том, что ты сама сбежала.

— Она ошиблась, — произнесли против моей воли губы. — Я всегда любила и очень уважала отчима. Он замечательный человек, всегда заботился о нас. Если бы не он, не знаю, что стало бы со мной.

Лживые слова, лживые эмоции, насквозь фальшивое выражение глаз… Я ненавидела себя за то, что стала носителем навязанной мне лжи, за унизительную неспособность противодействовать. Все это делал со мной через медальон Дор-Марвэн. Но почему тогда меня не покидало чувство, что постоянно предаю сама себя? Почему амулет безволия оставлял своей жертве иллюзию призрачной возможности что-либо изменить? Как мучительно было чувствовать ничтожно малую надежду преодолеть влияние медальона, если приложить достаточно усилий. И как страшно было раз за разом переживать ее крах…

А Брэм, вновь усевшийся на подлокотник, слушал оду Стратегу в моем исполнении. Я видела, что, хоть целостная картинка в его голове все же не складывается, версия, по которой регент чист и невиновен, нравится брату больше собственной. К счастью, чувствовалось, что от своей позиции юный король отказываться не готов. А благодаря моему рассказу о похищении, Брэм продолжал считать Дор-Марвэна замешанным. Не зря я надеялась на логику и здравый смысл брата, они не подвели. Не остались незамеченными ни огромные прорехи в истории, ни размытость мазков. Повесть о похищении принцессы породила больше вопросов, чем дала ответов. Если и вначале брат не был склонен пересматривать свои отношения с регентом, то, к моему удовольствию, к концу рассказа в глазах короля читался неприкрытый скепсис.

— Хм, не знаю, почему твое отношение к регенту так поменялось. Прежде ты о нем так хорошо никогда не отзывалась, — начал Брэм, но я перебила, поспешно вставив:

— Не изменилось вовсе, я всегда любила отчима.

— Нет, — Брэм чуть заметно качнул головой, не сводя с меня глаз. Неприятная усмешка и выражение глаз неожиданно напомнили мне Ромэра в первые месяцы нашего знакомства. Такая же вдумчивость, осторожность, поиск затаенного подвоха, толика подозрительности, сдобренная желанием верить.

Боже, прошу, пусть Брэм найдет моим словам хоть какое-нибудь разумное объяснение. Я не могу, не могу ко всему прочему потерять еще и брата. Его доверие — единственная оставшаяся у меня ценность.

— После разговора с твоей кормилицей, я задумался о ваших со Стратегом отношениях, — продолжал Брэм. — Ты уважала его. Да. Признавала его таланты. И даже ладила с ним последние годы. Это было давно, но я помню, как ты его избегала. Не знаю, что у вас был за конфликт, но регент хотел все исправить. Он всегда старался тебе нравится. Ты принимала его подарки, но, по-моему, сама никогда ничего не дарила в ответ. На любовь это не похоже. Ненависти я, правда, тоже не вижу, что бы там ни говорила твоя кормилица.

— Он многое для меня сделал, — надеясь, что такие слова не вызовут дополнительных подозрений Брэма, пробормотала я.

Брат задумался, лицо его просветлело, в глазах даже появился намек на раскаяние:

— Прости. Я не представляю, сколько тебе пришлось пережить за последние недели. Наверное, это было страшно. Поэтому и пытаешься защитить человека, избавившего тебя от кошмара и вернувшего в Ольфенбах. Это многое объясняет. Но меня не покидает чувство, что Стратег сам организовал твое похищение. Именно поэтому ты так мало знаешь о похитителях, о месте, где тебя держали.

Медальон заставлял разубеждать Брэма. Но, до крови прикусив язык, мне удалось сдержать навязанные слова. Брат, конечно же, неправильно растолковал выступившие от боли слезы и начал меня утешать. Амулету было безразлично, какими станут мои отношения с братом, что, защищая Стратега, я потеряла бы доверие единственного родного человека. Магию интересовала лишь моя абсолютная покорность. Брэм обнимал меня, шепча «Все будет хорошо, ты теперь в безопасности». А я, сглатывая заполняющую рот кровь, клялась себе, что сделаю все возможное, но не предам брата.

Брэм рассказывал о том, как после моего побега Стратега срочно вызвали в Ольфенбах из деловой поездки на юг. Говорил о заговоре муожцев, о Леску, Керне, Ронте и прочих. Их не устраивал Стратег и, как я еще раз убедилась, они не собирались избавляться от Брэма. Он вполне подходил им в качестве короля. Это успокаивало. Судя по словам брата, он последнее время не прислушивался к советам вельмож, хотя они просили его быть с регентом осторожней. Не провоцировать скандалы, не подчеркивать разногласия, не усугублять вражду.

— Он не возвращал тебя, — сказал в свое оправдание Брэм. — Это меня так раздражало, что я не мог поступить, как мне советовали. Слишком злился в его присутствии. Почти ненавидел, — вздохнув и покосившись на меня, уточнил: — Ты уверена, что хочешь устроить семейный ужин?

— Конечно, — вынужденно кивнула я.

— Ладно. Но не жди, что мы прямо сегодня помиримся. Я все еще считаю его виновным в произошедшем. И не спорь.

Потом брат рассказал мне о секретном ходе, ведущем в покои короля. Именно благодаря этому тоннелю Брэму удалось в тайне ото всех поселить у себя в комнатах телохранителя-виконта. Что, в свою очередь, спасло брата от убийц. О покушении Брэм говорил неохотно, думаю, если бы я сама не спросила, то не услышала бы и слова на эту тему. Это был первый настоящий бой Брэма, первый убитый противник. Судя по краткости рассказа, брату эти воспоминания не доставляли радости. Но я была уверена, он справится.

О государственных делах и отношениях с Муожем король говорил с большей охотой. Я услышала и рассказ о предотвращенной войне, и похвалы в адрес муожского посла, старавшегося помочь в поисках пропавшей принцессы. Еще одной темой, которую старательно обходил Брэм, стало свадебное предложение Волара. Точнее, подтверждение брачных обязательств, которые взял на себя ныне покойный князь Бойн.