Сборник "Один плюс один" - Дмитрий Громов

новые враги –

жизнь прошла, жизнь закончилась быстро так.

Я не стал своим

ни тебе, ни им:

не сумел, не посмел и не выстрадал.

На дворе трава,

на траве дрова,

на дровах пожелтевшие листья – и

ты была права,

что качать права

стало вдруг до смешного бессмысленно.

Пью из Леты –

злые капли по губам.

Кто ты? где ты? –

насмехается судьба.

Будто плети:

дни, мгновения, года.

Пью из Леты.

Вдрабадан.

ПРОСЫПАЮСЬ

Женский профиль на фоне окна

Мою душу сомненьем отравит:

Это явь – продолжением сна

Или сон – продолжением яви?

И давно за окном не весна,

А осенних ветвей позолота,

Распростерта над сонным болотом,

Вниз роняет мои имена.

Жизнь конечна. Ликуй, сатана!

Мне не быть ни святым, ни весенним.

Но внезапным, случайным спасеньем –

Женский профиль на фоне окна.

* * *

А свиньи подбирали бисер,

Что я метал,

В их грозном хрюканье и визге

Гремел металл:

"Еще! Зачем остановился!

Горстями сыпь!"

И мрачно за окрестным свинством

Следили псы…

ФЕВРАЛЬ

"Февраль. Достать чернил и плакать…"

Борис Пастернак

А знаешь, я душу ни богу, ни дьяволу,-

Мне жалко души.

А знаешь, ведь Савлу достанется Савлово,-

Дыши, не дыши.

И белой поземкой февраль, будто саваном,

По насту шуршит.

Мы долго живем, нам судьбою отмерены

Не миги – века.

По краю плетемся, усталые мерины,

И в мыле бока,

Не Цезари, не Ланселоты, не Мерлины…

Не в лыко строка.

А знаешь, с тобой мне поземка февральская

Июня теплей,

А знаешь, сугробы расцвечены красками

В таком феврале,

Налей мне глинтвейну с корицей и сказками.

До краю налей.

МЭЙЛЫ РУССКОМУ ДРУГУ

Нынче ветрено, и волны с перехлестом,

Скоро осень, все изменится в округе…

И. Бродский «Письма римскому другу»

Х

Нынче холодно, и в доме плохо топят,

Только водкой и спасаешься, однако,

Я не знаю, Костя, как у вас в Европе,

А у нас в Европе мерзнешь, как собака.

Приезжай, накатим спирту без закуски

И почувствуем себя богаче Креза –

Если выпало евреям пить по-русски,

То плевать уже, крещен или обрезан.

Я сижу за монитором. Теплый свитер,

Уподобившись клопам, кусает шею,

В голове кишат мечты про аква-виту –

Лишь подумаю, и сразу хорошеет.

Х

За окном в снегу империи обломки,

Пес бродячий их клеймит мочою желтой,

Знаешь, Костя, раз сидим на самой кромке,

То уж лучше бы в штанах, чем голой жопой.

И приличней, и не так страдает анус,

И соседи-гады сплетничать устали.

Никуда я не поеду. Здесь останусь, –

Мир и так уже до дырок истоптали.

Близко к вьюге – далеко от Кали-юги.

Как сказал мне старый хрен у ресторана:

"Все жиды и губернаторы – ворюги!"

Взгляд, конечно, очень варварский и странный.

Х

Был в борделе. Думал, со смеху не встанет.

Дом терпимости эпохи Интернета:

Тот к гетере, этот к гейше иль к путане…

Заказал простую блядь – сказали, нету.

Поживем еще. А там и врезать дуба

Будет, в сущности, не жалко. Может статься,

Жизнь отвалит неожиданно и грубо,-

Все приятнее, чем гнить вонючим старцем.

Сядем где-то между Стиксом и Коцитом,

На газетке сало, хлеб, бутылка водки,

И помянем тех, кто живы: мол, не ссы там!

Все здесь будем. Обживемся, вышлем фотки.

Х

Холод стёкла заплетает кружевами.

В щели дует. Как всегда, забыл заклеить.

В старом скверике февраль переживает

И, ссутулившись, метется вдоль аллеи.

Календарь китайский с рыбками. Сардины

Или шпроты – жрать охота, вот и грежу.

Подоконник белый. Белые гардины.

В кресле – я. Еще бываю злой, но реже.

АВТО-ОДА

Я тупо приближаюсь к сорока.

Я пью коньяк, страдаю от похмелья,

Закусываю пиво карамелью,

И тупо приближаюсь к сорока.

Я мудро приближаюсь к сорока.

Я знаю Будду, Кришну, Моисея,

Я создал половину "Одиссея…"

И мудро приближаюсь к сорока.

Я лихо приближаюсь к сорока.

Лукавый бес в ребро стучит рогами

И, убежденный гений полигамий,

Я лихо приближаюсь к сорока.

Я смело приближаюсь к сорока.

Пускай из грязи нам не встать князьями,

Но, преданными окружен друзьями,

Я смело приближаюсь к сорока.

Я тихо приближаюсь к сорока.

Жена и дочь мое смягчают сердце,

Как водку улучшают медом с перцем…

Я тихо приближаюсь к сорока.

Я бодро приближаюсь к сорока,

Способный на поползновенья ваши

Ответить микацуки и маваши,

Плюс попаданье в челюсть кулака.

Я с кайфом приближаюсь к сорока.

Употребляя внутрь и наружно,

Я знаю, что душе и телу нужно,

И с кайфом приближаюсь к сорока.

Пусть нам судьба отмерила срока –

Так выпьем, чтоб и после сорока

Тверды мои остались атрибуты:

Рассудок, член, характер и рука!

Я НИКОГДА…

I. НА БАЛКОНЕ

Я никогда не напишу про них. Мещане, обыватели, бытовка, февральский переулок, лай собак (лохматый Тузик гадит у подъезда, и бабушка Анюта впопыхах уводит пса: не приведи Господь, увидит отставной майор Трофимов – не оберешься криков, а убрать за Тузиком радикулит мешает…); мне не суметь увидеть эту жизнь, как ночью может видеть сны слепец, как дети видят небо, – всякий раз по-новому, в восторге, с интересом к трамваю, гастроному, муравью, дымящемуся летнему асфальту, мучительной капели в ноябре (балкон потек, и капли лупят в таз, подставленный внизу: зима, не медли!.. приди и заморозь…); нам кажется, что это серый цвет, дальтоники, мы сетуем, вздыхая, меняя суету на суету, сжимаем в кулачке тщету побега, горсть медяков, желая одного: купить хоть ненадолго новый мир, где будет солнце, звезды, смех и слезы, азарт погони, прелесть искушенья, друзья, враги, события, судьба… Вы ищете не там, где потеряли. О да, согласен, что под фонарем искать светлее, но монетка счастья упала из кармана не сейчас – вчера, позавчера, прошедшим летом, пять лет тому назад, давным-давно, и ваши фонари уныло светят, веля "Ищи!" – овчарке так велит ее хозяин.