Страницы моей жизни - Моисей Кроль

Вопрос был ясен: надо было выручить задержанных «политических каторжан», но задача была не из легких. «Кто бы мог наиболее успешным образом справиться с этой миссией?» – подумал я. И вдруг слышу голос Церетели: «Пошлем Кроля в Александровск. Пусть разберется, кто из задержанных действительно «политический», а мы ему дадим полномочия освободить тех, на кого он сочтет справедливым распространить амнистию».

Признаюсь, эта мысль была мне не совсем по душе. Мне предстояло решать судьбу людей на основании их собственных объяснений. Они могли говорить неправду, и я не имел никакой возможности проверить сведения, которые они сообщат. Были, наконец, возможны ошибки и с моей стороны. Словом, я чувствовал, что беру на себя очень тяжелую ответственность. К счастью, кое-кто из освобожденных товарищей мне сообщил фамилии тех из задержанных, которые, по их мнению, несомненно были «политическими» преступниками, и это значительно облегчило мою задачу.

Приехал я в Александровск под вечер и тотчас же отправился к начальнику тюрьмы и объяснил ему цель моего приезда. Тот меня встретил очень предупредительно и предложил мне за поздним временем отложить мои беседы с задержанными каторжанами до следующего дня, что я и сделал. А на другое утро начались мои беседы со всеми теми лицами, которых мне накануне назвали освобожденные уже политические каторжане. Претенденты на амнистию мне рассказывали о своей революционной деятельности и о «делах», за которые они судились, а я их внимательно слушал, изредка задавая им поверочные вопросы. К большой моей радости, все рассказы, кроме одного, не оставляли сомнения, что «преступления», за которые судились говорившие, были совершены по политическим мотивам. Анархист, внушивший мне некоторое недоверие, был малоинтеллигентным человеком, и я, подумав, все же решил и его освободить. Свое заключение я сообщил тюремному начальнику, и надо было видеть бурную радость, охватившую всех мною опрошенных лиц, когда тюремный начальник объявил им, что они свободны. Они меня так горячо и сердечно благодарили, что я был щедро вознагражден за тяжелые минуты, которые я пережил, когда я думал о сложности и трудности возложенного на меня Исполнительным комитетом поручения.

Я собрался было уже покинуть тюрьму, когда тюремный начальник сообщил мне, что уголовные каторжане выразили желание меня видеть и в моем лице приветствовать представителя новой власти. Пришлось удовлетворить это их законное желание. Начальник тюрьмы повел меня по камерам уголовных. Там меня, по-видимому, ожидали не без волнения, и как только я входил в камеру, переполненную заключенными, один из них выходил вперед и произносил приветственное слово. Смысл этих речей был везде одинаков: они счастливы, что Россия стала наконец свободной страной, что многие из них попали на каторгу из-за неустройства и несправедливости старого режима. Старая власть мало заботилась о человеке и ничего не предпринимала, чтобы помочь слабым и обездоленным в беде, и эти слабые и обездоленные шли на преступление.

Должен сознаться, что их простые, большею частью не совсем складные речи меня немало волновали, ибо я чувствовал, что под ними помимо, может быть, воли говоривших открывалась какая-то большая правда. Я благодарил их за приветствия и старался их ободрить, выражая надежду, что они выйдут на волю гораздо раньше, чем думают, и смогут каждый на своем месте сделать что-нибудь полезное для новой свободной России.

В одной камере меня приветствовал арестант, обладавший подлинным ораторским талантом, и я очень жалею, что за давностью времени не могу воспроизвести даже приблизительно содержание его речи. Помню только, что он от имени всех выразил общую их радость по поводу победы революции. «Самодержавная Россия, – говорил он, – была для нас злой мачехой, но мы надеемся, что свободная Россия отнесется к нам как снисходительная мать, и когда мы выйдем на волю, мы докажем, что можем быть преданными и честными сыновьями ее». Как ни сильно подсознательное наше недоверие к покаянным речам уголовных каторжан, речь этого бесспорно незаурядного арестанта меня сильно взволновала, и для меня стало ясно, что простое чувство справедливости требует, чтобы Временное правительство совершило акт милости и объявило также амнистию для уголовных преступников.

И как только я вернулся в Иркутск, я настоял перед Исполнительным комитетом, чтобы он отправил А.Ф. Керенскому, как министру юстиции Временного правительства, телеграмму с ходатайством объявить хотя бы частичную амнистию и для уголовных преступников. Телеграмму было предложено составить мне, и я не пожалел усилий, чтобы сделать ее убедительной и доказать необходимость и неотложность хотя бы частичной амнистии для уголовных. Возможно, что А.Ф. Керенский получил и из других мест такие же телеграммы, какую мы ему послали, так как весть о происшедшей в Петрограде революции и о состоявшейся амнистии политических вызвала среди уголовных каторжан и ссыльных необычайное возбуждение. Но я был очень обрадован и испытал большое нравственное удовлетворение, когда через несколько дней Временное правительство частично амнистировало всех лиц, осужденных за уголовные преступления.

Глава 42. Иркутские эсеры развивают энергичную пропаганду и агитацию. Кипучая деятельность Комитета помощи амнистированным. Эсеры созывают крестьянский съезд. Роль П.Д. Яковлева на этом съезде. Майский съезд партии соц. – революционеров в Москве. Мои петроградские впечатления. Подрывная работа большевиков; они явно готовились к вооруженному восстанию; в Иркутске они привлекли на свою сторону гарнизон. Созыв второго крестьянского съезда. Крестьяне почти единогласно принимают все резолюции социалистов-революционеров.

Когда я вернулся в Иркутск, я застал в городе необычайное оживление. Социалисты-революционеры объединились в довольно многочисленную группу и успели избрать губернский комитет, в который, конечно, вошли такие выдающиеся члены партии, как Е.М. Тимофеев, А.Р. Гоц, В.Г. Архангельский и другие. Секретарем комитета был избран Владимир Мерхалев, включили и меня в комитет. Объединились также социал-демократы. В городе шли митинги, на которых выступали лучшие ораторы обеих партий. Читались доклады на разные злободневные темы: для рядовой публики – в самых больших залах Иркутска, а для солдат – в казармах. Как уже упоминалось, темы докладов были злободневные: текущий момент, чего мы ждем от будущего Учредительного собрания, об отношении к войне и так далее. Социалисты-революционеры уделяли в своих докладах особенное внимание аграрному вопросу. Мне пришлось прочесть ряд докладов и перед солдатами в казармах и перед юнкерами в юнкерском училище, главным образом об Учредительном собрании и о тех великих социальных реформах, которые мы, социалисты-революционеры, намерены провести через это Учредительное собрание, когда оно будет созвано.