Бледная графиня - Георг Борн

Леон неожиданно расхохотался жутким, надрывным смехом.

— Я его сын! Чего же он хочет от меня? Он же все получил, что заслужил! А-а! Он опять тут! Прочь, прочь!..

Леон снова схватился за весла и стал сильно грести, стараясь побыстрее отплыть от этого проклятого места. Время от времени он оглядывался, и каждый раз ему казалось, что голова Гагена высовывается из воды, а большие глаза с упреком смотрят на него. Леон продолжал грести, все удаляясь от берега. Он не чувствовал ни усталости, ни голода, ни жажды. Наступила ночь. Леон ушел далеко в море, которое было на сей раз спокойно и гладко, как зеркало.

Он и сам не знал, как долго греб. Наконец Леон устал и предоставил лодку воле волн. Он сидел и тупо смотрел перед собой.

Уже под утро лодку прибило к берегу в нескольких милях от города. Увидев, что он у берега, Леон выскочил на землю, нисколько не заботясь о лодке. Он добрел до деревни, где ему дали поесть немного хлеба и молока. Он жадно ел и все время говорил сам с собой, отчего женщина, к которой он зашел, не могла дождаться, когда он уйдет.

Какое-то время он вновь бесцельно бродил, пока наконец не вышел снова к тому месту, где Гаген сел к нему в лодку. Вдруг что-то пришло ему в голову, и он решительно зашагал в город. По дороге ему встретились люди, которые с кладбища возвращались в город. Леон остановился, поглядел на них, о чем-то задумавшись, и повернул к кладбищу.

Там еще оставалось много народу. Леон спросил одного из присутствующих:

— Кого хоронили?

— Доктора Гагена, — пояснили ему. — Очень известный и уважаемый человек. Очень знатным господином оказался. — И показали на свежую могилу.

— Опоздал! — горестно прошептал Леон, на которого периодически находили минуты просветления. — Опоздал. Как много на его могиле венков и цветов. Белые розы… Он лежит тут, под землей. Князь он, принц или нет — все равно. Все равно зарыт в землю. Что же теперь будет? О, не волнуйся, отец, она скоро последует за тобой. Поверь мне, она заплатит за это. Мои руки убили тебя — это правда… Но она заставила меня сделать это, она была моей волей. И она — моя мать… Ха-ха-ха!.. Ты проклял меня, но пусть твое проклятие настигнет и ее. Ведь не ты, а она во всем виновата — моя мать… Но теперь все кончено!..

Когда стемнело, Леон подошел к могиле, продолжая разговаривать сам с собой, прерывая сумбурное свое бормотание жутким, лающим смехом.

Кладбищенский сторож с испугом наблюдал за ним, потом подошел и сказал:

— Я должен запереть ворота. Вам пора уходить.

Леон смотрел куда-то мимо него, продолжая сидеть на могиле.

— Вы слышите? — повторил сторож. — Вам пора уходить.

— Оставьте меня! — закричал Леон.

— Поздно уже. Вам пора домой, — терпеливо проговорил сторож, опасливо поглядывая на странного человека.

— Домой? — переспросил Леон, словно до него только что начал доходить смысл слов. — Да, правда, надо домой. Потом я снова приду сюда, — сказал он, и в голосе его прозвучала угроза.

Леон вышел за ворота. Сторож был несказанно рад расстаться со странным незнакомцем, который, перед тем как уйти, взял с могильного бугорка горсть земли и высыпал себе в карман.

С кладбища Брассар направился прямиком в замок.

Когда он пришел туда, стояла глубокая ночь. Парадный подъезд оказался запертым. Несколько мгновений Леон постоял в раздумье, затем зловещая улыбка мелькнула на его лице. Он прокрался к боковому фасаду замка, разбил стекло. Звон этот вряд ли кто мог услышать, поскольку тут никто не жил. Просунув руку внутрь, Леон отодвинул оконную задвижку, отворил окно и неслышно, как кошка, влез в него…

Графиня давно уже ушла в свои покои, в которых она запиралась, боясь Леона. Однако того уже не было дня три, и она почти перестала опасаться своего свихнувшегося сына.

Вдруг в соседних комнатах ей почудились шаги. Она только-только собралась раздеться, отходя ко сну, но теперь замерла, прислушиваясь. Во всем флигеле она сейчас была одна. Правда, на туалетном столике лежало оружие, но она в эту минуту от волнения совершенно забыла о нем.

Так и есть — кто-то шел. Вот шевельнулась ручка двери…

Графиня смотрела на нее расширенными от ужаса глазами. Кто-то пытался проникнуть к ней.

— Кто там? — едва выговорила она.

Ответа не последовало. Это могли быть либо Митнахт, либо Филибер. Но и тот и другой откликнулись бы. Тогда — Леон? Сердце графини обдало ледяным холодом.

В эту минуту дверь от мощного удара с треском распахнулась, и на пороге возник Леон.

Графиня знала о его помешательстве, но как он среди ночи попал в замок? И что ему было надо? Хотя в глубине души она понимала его намерения. Он ведь знал, что она его мать, а главное, что это она направляла его руку, поднявшуюся на родного отца.

— Ни шагу дальше, глупец! — повелительно воскликнула графиня. — Зачем ты явился среди ночи?

— Тише, тише… — таинственно прошептал Леон и, согнувшись, проскользнул к постели графини. — Я принес тебе кое-что. Я должен передать тебе поклон, — сказал он и высыпал на шелковое одеяло землю с могилы Гагена.

Графиня сразу поняла, что это значит, и внутренне содрогнулась, но внешне осталась спокойной и бесстрастной.

— Вон отсюда, Леон! — металлическим голосом сказала она.

А Леон Брассар словно проснулся.

— Ты разве не знаешь, кто отнял у меня отца? — горячо воскликнул он. — Ты! Ты во всем виновата. И ты больше всех виновата в его смерти.

— Ты несправедлив ко мне, — сказала графиня. — Не я, другой виноват.

— Другой? — удивился Леон. — Кто же?

— Потерпи, и я покажу его тебе, — пообещала графиня.

— Нет, скорее! Я хочу побыстрее его увидеть, — вскричал Леон.

— Завтра утром ты его увидишь. Я сама позабочусь об этом. И ты должен будешь отомстить ему за все.

— Отомстить, отомстить, — эхом откликнулся Леон, сжимая кулаки.

— А пока ступай к себе. Завтра вы встретитесь.

Это обещание, казалось, удовлетворило и успокоило Леона. Он повернулся и вышел из спальни графини.

XXXIV. БРУНО И СТАРЫЙ ВИТ

Смерть Гагена вынудила Бруно взять к себе старого Вита. На какое-то время дом Гагена оставался под присмотром экономки, но через несколько недель в него должен был вселиться, согласно завещанию, новый доктор для бедных, с женой и детьми.

Вит находился в прежнем состоянии. Осматривавший его врач только пожал плечами и сказал, что мало надежды на то, что он выживет. Однако жизнь еще теплилась в старике, и Бруно заклинал врача сделать все, чтобы больной хоть раз пришел в себя.

— Возможно, мне это и удастся, — согласился доктор.

— Надо, чтобы больной заговорил и дал показания.

— А вот этого я обещать не могу. Вероятно, я приведу его в чувство, но будет ли он при этом в ясном сознании — не знаю. И трудно сказать, не последует ли вслед за этим окончательный упадок сил и смерть.

— Ожидать смерти можно в любом случае, — сказал Бруно.

— Вы правы, господин асессор. В его положении, которое может продлиться бог знает сколько, либо наступит кризис с последующим выздоровлением, либо смерть.

— Ну, хоть в чувство его приведите! — попросил Бруно, который все бы сейчас отдал за подтверждение из уст Вита, что Лили была спасена и доставлена к Гагену им.

Врач напоил больного лекарством, а Бруно решил не уходить из дома, чтобы не пропустить каких-либо изменений в положении больного. Старик лежал по-прежнему без движения, с открытыми глазами, но слуга уверял Бруно, что больной иногда шевелил рукой или ногой.

Вдруг вечером в комнату к Бруно вошел слуга и сказал, что больной поднялся. Обрадовавшись, Бруно поспешил к его постели. Вит сидел на кровати, как бы проснувшись от долгого сна. Комната была слабо освещена лампой, прикрытой абажуром.

Бруно подошел к нему.

— Вит! — громко позвал он. — Вы не спите? Вы слышите, что я говорю?

Вит повернул свою седую голову к Бруно, словно действительно слышал, но глаза его оставались тусклы и неподвижны.

— Вит, слышите ли вы меня? — снова повторил Бруно.

Старик только молча покачал головой.

— Вы хотите сказать, что не знаете меня. Но я вас знаю, — продолжал Бруно. — А вы помните молодую графиню из замка Варбург?