Счастье в кредит - Анна Климова

Тихая нега волнами распространялась по ее телу. Наташе хотелось закрыть глаза и вечно пребывать в таком состоянии: ни о чем не думая и ни о чем не печалясь. Пусть весь мир с его безумием и гонкой живет своей жизнью, а она будет жить своей.

Теплая вода ласкает кожу, усыпляет, баюкает, шепчет что-то неслышное, свое… Пышная пена шелестит множеством лопающихся пузырьков.

Наташа приподняла одну ногу из этой белой пахучей пучины, провела по ней рукой, ощупывая почти совершенную кожу. Хотя, нет! Пора бы немножко пройтись эпилятором. А так — очень недурная ножка. Ничего лишнего. Ни малейшей капельки жира. Совсем неплохо для двадцатишестилетней женщины.

Руки медленно поползли к груди, нежно растерли тугие полукружия. Так приятно. Снова чуть ниже, по плоскому, упругому животу (результат почти года посещений спорт-клуба Риты Хэнсли, бывшей спортсменки и все еще «мисс» из-за своего, мягко говоря, «лошадиного» лица), идеально гладким и крутым бедрам. И ее руки — уже не ее руки, а две искусительные змеи, живущие сами по себе и точно знающие свою цель. Но они еще и мучительницы, сладострастные садистки, готовые бесконечно долго извиваться по самым потаенным частям тела, уклоняясь от самой главной точки, жаждущей прикосновения больше всего. Они ползут, гладят, ощупывают и исследуют каждый сантиметр. Кровь то стынет, то вспыхивает жарким огнем. В сознании возникают образы, обрывки фраз, слов, песен, стихов. Ничего не уловить, но из всего этого хаоса возникает музыка, услышать которую не может ни один человек на свете, кроме самого близкого. И слышать ее можно только сердцем. Открытым, чутким, любящим сердцем, не нуждающимся в словах.

— Натали!

Голос мужа звучал не громко, но она вздрогнула, будто от электрического разряда.

Фил стоял в дверях ванной комнаты и держал в руках высокий бокал.

— Я принес тебе шампанское.

— Очень мило с твоей стороны, — ответила Наташа без всякого энтузиазма.

Муж подошел, присел на край ванны. Она взяла у него бокал и отпила пузырящуюся жидкость.

— Ты красива, — сказал он, дотронувшись до ее щеки.

— Интересно, хватит ли у тебя фантазии сказать мне еще что-то кроме этого? — иронично усмехнулась Наташа.

— Опять ты строишь из себя злюку. Я ведь вижу, тебе здесь нравится. Так почему бы тебе не быть со мной немножко поласковей?

Фил плотоядно улыбнулся, взял с полки губку, обмакнул ее в воду и принялся растирать жене спину.

Эта его дурацкая ухмылка! Она говорит красноречивее любых слов. Ухмылка самца. Оскал существа, уверенного в незыблемости своего превосходства в собственном прайде.

— Не требуй от меня слишком многого, Фил, — сказала она, растирая ногу мылом. — История с Памелой еще долго будет напоминать мне о том, что не стоит доверять мужчинам. И если они нарушают это доверие, их нужно наказывать.

— Это что, один из пунктов Устава Великой Женской Инквизиции? — засмеялся Фил, выжимая губку ей на плечи.

— О нет! Это еще не инквизиция, дорогой! Это всего лишь моя слабая женская месть. Будь на моем месте женщина с менее уравновешенной психикой, Бог знает, что бы с тобой произошло тогда. Я как-то читала о кастрированных мужьях.

Рука Фила остановилась.

— Надеюсь, ты шутишь?

Наташа засмеялась:

— Конечно шучу. Со мной тебе повезло. Я не столь кровожадна, хоть и родилась в «дикой», по вашему мнению, стране. На самом деле я очень ценю твои заботы, и, возможно, мое сердце скоро оттает.

— Но еще не оттаяло?

— Еще нет.

— А как же вечер в отеле «Плаза-Стар»? Или мне все пригрезилось?

— Скажем так, это была неудачная попытка «навести мосты». Для тебя же это должно быть стимулом, показывающим, что еще не все потеряно, — она игриво посмотрела на него и отпила из бокала.

Он наклонился к ней и поцеловал в губы.

— Я без ума от тебя. Все больше и больше. И хочу, чтобы ты знала об этом. Я действительно был дураком. Ты много для меня значишь.

«Памела была самой большой моей глупостью в жизни. Но больше этого не повторится!» — продолжила Наташа мысленно.

— Связь с Памелой была самой большой моей ошибкой. Но я не намерен ее повторять, клянусь. Ты моя жена. Только ты.

Наташа не могла сдержать смех. Он прорвался из самой глубины неудержимым, огромным пузырем, заполнив собой все.

Закрыв глаза, она хохотала так, как уже давно не хохотала. И было в ее смехе не столько веселья, сколько горечи.

— Я сказал что-то смешное? — поинтересовался Фил, с уязвленной улыбкой склонившись к ней.

— Господи, нет! Просто мне это напомнило сцену из одной мыльной оперы.

— Расскажешь?

— Нет!

— Почему же? — засмеялся и он, уже более успокоенный.

— Не хочу! — заходилась от смеха Наташа.

— Значит, все это тебя забавляет? — и резко окунул ее в пенную воду.

Наташа вынырнула с вытаращенными от изумления глазами и потрогала намокшие волосы.

— Моя прическа! Ах ты, сукин сын! — и, в свою очередь, стянула его за рубашку в воду.

Пенная вода с шумом выплеснулась через края ванны. Наташа взвизгнула и опять засмеялась.

Гаминда, стоявшая в это время за плитой, с улыбкой посмотрела на потолок.

Еще несколько мгновений они барахтались, а потом застыли в долгом поцелуе.

— Фил, прошу тебя, не сейчас, — оторвалась она от него, часто дыша.

— Почему нет? Мы у себя дома, в своей собственной ванне. Что не так?

Наташа резко поднялась, набросила на себя махровую простыню.

— Извини, сегодня не мой день, — и добавила по-русски, — но и не твой тоже.

— Тебе нравится вытирать о меня ноги, да? Что ж, давай, черт побери! Давай, если это доставляет тебе удовольствие! — но видя, что жена уходит, простонал, — Натали, что ты со мной делаешь?

Когда Наташа скрылась за дверью, он досадливо хлопнул ладонью по воде.

Возможно впервые в жизни он ощутил свою беспомощность и какое-то странное чувство, похожее на сожаление. Бизнес, друзья, женщины, которых он знал, — все это вдруг показалось ему незначительным, не стоящим тех усилий, которые он на них затрачивал. Натали, его Натали, которую он почти шесть лет не замечал, живя вместе с ней под одной крышей, открылась ему с неожиданной стороны после того, как к ним в дом пришла эта стерва Памела. Фил увидел в жене глубоко страдавшее существо, печальную красавицу, которую он неосознанно обижал своим невниманием и непониманием все эти годы. Впервые он задумался над тем, как живет сейчас и как будет жить дальше.

Сидя сейчас в остывающей ванне, мокрый и потерянный, он думал о том, как найти способ снова заслужить доверие жены и ее любовь. Теперь она представлялась ему желаннее, чем когда-либо, нужнее, чем всегда. Никто не владел его мыслями настолько сильно, как Натали. После ее отчаянного монолога в такси все в нем перевернулось. Фил увидел жену другими глазами. Натали была естественна в проявлении своих чувств, она имела вкус, шарм, неповторимое обаяние, располагавшее к ней всех, кто ее знает. Даже отец, откровенно высказывавшийся против их брака и грозивший всяческими карами, не устоял перед этой русской девчонкой с кошмарным акцентом и потом проявлял о ней особую заботу, словно это она была его родной дочерью.