Четыре вечера с Владимиром Высоцким - Эльдар Рязанов

Влади. Вы знаете, надо сказать, что у нас темпераменты совсем неспокойные.

Рязанов. У обоих?

Влади. Даже если кажется, что я очень спокойный человек. Я совершенно не такая. А он вообще был человек очень темпераментный и взволнованный. Наша жизнь была неспокойная, конечно. Мы очень ссорились. Мы же люди нормальные. Несмотря на то, что он, вероятно, гений, он все-таки человек был.

Рязанов. Гений обязан быть человеком…

Я все вопросы освещу сполна,Дам любопытству удовлетворенье.Да! у меня француженка жена,Но русского она происхожденья.Нет, у меня сейчас любовниц нет.А будут ли? Пока что не намерен.Не пью примерно около двух лет.Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.Да нет! живу не возле «Сокола»,В Париж пока что не проник…Да что вы всё вокруг да около?Да спрашивайте напрямик!Я все вопросы освещу сполна,Как на духу попу в исповедальне!В блокноты ваши капает слюна —Вопросы будут, видимо, о спальне?Да, так и есть! Вот густо покраснелИнтервьюер: «Вы изменяли женам?»Как будто за портьеру подсмотрелИль под кровать залег с магнитофоном.Да нет! живу не возле «Сокола»,В Париж пока что не проник…Да что вы всё вокруг да около?Да спрашивайте напрямик!Теперь я к основному перейду:Один, стоявший скромно в уголочке,Спросил: «А что имели вы в видуВ такой-то песне и такой-то строчке?»Ответ: «Во мне Эзоп не воскресал.В кармане фиги нет, не суетитесь!А что имел в виду — то написал:Вот, вывернул карманы — убедитесь!»Да нет! живу не возле «Сокола»,В Париж пока что не проник…Да что вы всё вокруг да около?Да спрашивайте напрямик!

Влади. Я хотела бы поблагодарить всех, кто позволяет эту передачу, и вас, который ее предложил, делает и ведет.

Рязанов. Это просто наш долг, который мы выполняем перед огромным количеством людей, которые любят Высоцкого, слушают его, ведь в каждом доме есть его записи. Так что это естественный отклик на любовь народную. Пожалуйста, скажите, а как он сочинял? Вот, говорят, что он писал ночами…

Влади. Он писал в любое время и по-разному. Были вещи, которые у него месяцами в голове крутились, и понятно было, что он что-то придумывает, что у него что-то в голове делается. У него бйл такой вид, что становилось ясно — он не тут. А иногда он просто сидел и сочинял впрямую. Ну, конечно, и по ночам писал. Он же работал целый день в театре, репетировал, потом еще кино, выступления…

Рязанов. Расскажите о каких-нибудь случаях, когда он вас удивил, поразил, что-то сделал неожиданное.

Влади . Это невозможно, это ежедневные случаи.

Он поражал все время. Я не могу рассказать вам двенадцать лет жизни. Он был поразительно добрый. Щедрый очень собой, временем своим… Больше всего меня поражали его выступления перед публикой, конечно. У него был особый шарм и огромная сила воздействия на публику, он так ее держал, даже в колоссальных залах, где стоял един, тоненький, маленький человечек. Ведь он был, в общем, довольно невысокий, ничего в его фигуре такого не было.

Он был, если его встретить на улице, как обыкновенный, любой… А на сцене вдруг сразу же становился гигантом.

Рязанов. Когда он придумывал стихотворение, он его вам сразу читал или же дожидался, когда сочинялась музыка, и тогда уже пел вам?

Влади. Нет. Он мне читал сразу, он мне даже звонил ночью в Париж, когда меня не было.

Рязанов. И читал стихи по телефону?

Влади. Да, да.

Рязанов. А потом читал второй раз, когда сочинял мелодию?

Влади. Иногда он сочинял первым делом мелодию.

Кстати, про него как композитора очень мало говорят.

Он чудесный композитор, у него очень красивые мелодии.

Рязанов. Да, они сразу входят в душу. Значит, бывали случаи, когда мелодия возникала раньше и потом на нее писались стихи?

Влади. Так бывало редко. Обычно сначала стихи, и на них он находил мелодию. Много писал по заказу, об этом люди мало знают. Для фильмов, для спектаклей…

Рязанов. А он очень переживал и страдал оттого, что его при жизни не печатали?

Влади. Очень. Он везде предлагал стихи. Он у всех спрашивал помощи. У всех поэтов. И никто не мог ему помочь, к сожалению. Он очень переживал, хотя это смешно, потому что его любила публика, как никого. И он это при жизни чувствовал. Он не был поэтом, которого никто не знает и который пишет для себя и все в стол кладет. Он знал, что его слушают, что его пленки есть во всех домах.

Я помню, как мы однажды ходили по улице, вместе гуляли немножко, влюбленные, молодые… Стояла летняя погода.

И из окон домов доносился Володин голос: слушали его пленки. Звучала вся улица, и из каждого окна — разные песни. Он жутко гордился. Но в то же самое время и стесялся. Он был очень… странный, вперемешку у него была большая актерская гордость и большая естественная человеческая скромность…

День-деньской я с тоской, за тобой,Будто только одна забота,Будто выследил главное что-то —То, что снимет тоску как рукой.Это глупо — ведь кто я такой?Ждать меня — никакого резона,Тебе нужен другой и покой,А со мной — неспокойно, бессонно.Сколько лет ходу нет — в чем секрет?!Может, я невезучий? Не знаю!Как бродяга, гуляю по маю,И прохода мне нет от примет.Может быть, наложили запрет?Я на каждом шагу спотыкаюсь:Видно, сколько шагов — столько бед.Вот узнаю, в чем дело, — покаюсь!

Рязанов. А что он для себя считал наиболее важным, сочинение песен или актерскую работу?

Влади. Нет, конечно, поэзию. Я очень счастлива, что могу сказать об этом перед всей публикой России. Всего написал примерно 800 текстов. Когда он умер — все это произошло внезапно, — то у него все рукописи были в порядке.

Рязанов. То есть он хотел, чтобы была книга?

Влади. Да. Да. Все рукописи я едала в Литературный архив. Все рукописи в России, все, не только поэзия.

И проза, и его записки и так далее. Так что это важно знать публике, что все то, что он написал рукой своей, все это я отдала в ЦГАЛИ (сейчас РЕАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства. — Э.Р.). Из этого можно сделать полное собрание его текстов. Я думаю, русская публика достаточно подготовлена, чтобы разобраться, что плохое, а что хорошее… В смысле морали, этики у него ничего скверного нет, он был человек очень чистый, очень честных убеждений. И он себя отдавал. Он был щедрый и любил свою публику и свою Родину. Он приехал сюда, чтобы умереть, он не умер на Западе, он ведь и не жил на Западе. Он не уехал отсюда…