Четыре вечера с Владимиром Высоцким - Эльдар Рязанов

Рязанов. Когда вы жили в Париже, то тосковали о нем? Хотели увидеть, хотели приехать?

Влади. Ну конечно. Я сейчас тоскую по нему еще больше. Так что, естественно, я тосковала. Но это тоже, может быть, дало какой-то плюс нашей жизни, что мы не ежедневно находились вместе и друг друга не ежедневно видели. В этом смысле у нас была очень сильная жизнь, всегда свежая любовь. Может быть, из-за того, что мы не ежедневно жили вместе. Хотя это сложно — так жить. Особенно для женщины.

Рязанов. Я думаю, что это в равной степени трудно для мужчины и для женщины.

Влади. Нет, болтаться между двумя странами с детьми, без детей, два дома, две культуры, две политические системы — это очень сложно! И тем не менее остаться на каком-то среднем здоровом уровне.

Рязанов. Но у вас, наверно, благодаря этому появилось очень много друзей здесь, в Советском Союзе?

Влади. Естественно, я тут жила фактически двенадцать лет. Так что у меня дом был открыт, ко мне всегда приходили люди, каждый день, к нам, не ко мне, конечно, — к нам с Володей. И жизнь была очень интересная в Советском Союзе для меня…

Рязанов. То есть очень духовная, наполненная, вероятно?

Влади . Я думаю, что нигде в мире такой не было.

Ну, может быть, это такая эпоха была, те годы, 70-е. Не было вечера, чтобы кто-то не пришел показать картину, спеть песню, рассказать сценарий, пригласить на спектакль…

Был период очень интересный, конечно. И потом, Володя все время творчески рос, и все время у него назревали какие-то новые этапы жизни.

Рязанов. Он из певца улицы стал, в общем, певцом страны. Вот вы это вдруг почувствовали или постепенно?

Влади. Нет, это происходило на глазах. Рос не по дням, а по часам, как говорится. Просто удивительно рос.

Рязанов. Расцвел творчески… Марина, а какие у него отношения складывались с чиновниками, с бюрократами? Среди них у него были поклонники?

Влади. Если бы у него не было среди них, как вы говорите, поклонников, он бы вообще никогда не выехал из Советского Союза. Он никогда не смог бы выступать.

Были люди, которые его все-таки любили и поддерживали.

Но в основном ему, конечно, не давали спеть ни по радио, ни по телевидению, и он мало снимался почему-то. Для такого уровня актера все-таки странно, что он снялся не очень много. Нет, ему было нелегко, конечно. Ему было нелегко.

Рязанов. Но это его не озлобило.

Влади. Я, вы знаете, думаю, что надо все-таки слушать то, что он сам писал об этом, по любому поводу. Потому что он на все ваши вопросы уже ответил…

Я несла свою БедуПо весеннему по льду.Обломился лед — душа оборвалася,Камнем под воду пошла,А Беда, хоть тяжела,—А за острые края задержалася.И Беда с того вот дняИщет пό свету меня,Слухи ходят вместе с ней — с Кривотолками.А что я не умерла,Знала голая ветлаДа еще перепела с перепелками.Кто ж из них сказал ему,Господину моему, —Только выдали меня, проболталися.И от страсти сам не свойОн отправился за мной,Ну а с ним — Беда с Молвой увязалися.Он настиг меня, догнал,Обнял, на руки поднял,Рядом с ним в седле Беда ухмылялася…Но остаться он не мог —Был всего один денек,А Беда на вечный срок задержалася…

А теперь мне предстояла встреча с близкими друзьями Высоцкого. Но как определить, кто был более близок?

К кому питал он больше душевной склонности? Тем паче когда умирает крупная личность, оказывается, что друзей невероятное количество. О большинстве из них покойный зачастую даже не подозревал. Но о тех троих, с кем предстояло мне встретиться, разногласий среди окружения Высоцкого, пожалуй, не было. Этих трех все называли одними из самых близких друзей: актер Всеволод Абдулов, кинорежиссер. Станислав Говорухин, золотоискатель Вадим Туманов. Конечно, этот отбор был произволен, и немало еще людей, с которыми Володя действительно дружил, могли бы принять участие в нашем разговоре. Но, как говорится, нельзя объять необъятное. Тем более телевизионная передача имеет свои жесткие рамки. Пока подтягивались Абдулов и Говорухин, мы начали беседу с Вадимом Ивановичем Тумановым. Разговаривали мы на кухне в квартире Высоцкого, где Володя проводил с друзьями не одну ночь, рассказывая, слушая, споря, где он знакомил их со своими новыми песнями.

Вадим Иванович — человек колоритный, самобытный, интересный, с трудной судьбой. В двадцать два года был арестован и попал на Колыму. А после смерти Сталина, когда пришла для него свобода, так и остался на Колыме, возглавил старательскую артель по добыче золота. После рассказов Туманова о своих побегах из лагеря Высоцкий написал песню:

Вадиму Туманову

Был побег «на рывок» —Наглый, глупый, дневной.Вологодского с ногИ — вперед головой!И запрыгали двое, —В такт сопя на бегу,На виду у конвояДа по пояс в снегу.Положен строй в порядке образцовом,И взвыла «Дружба» — старая пила,И осенили знаменьем свинцовымС очухавшихся вышек три ствола.Все лежали плашмя,В снег уткнули носы.А за нами двумя —Бесноватые псы.Девять граммов горячие,Как вам тесно в стволах!Мы на мушках корячились,Словно как на колах.Нам — добежать до берега, до цели,Но свыше — с вышек — все предрешено.Там, у стрелков, мы дергались в прицеле,Умора просто, до чего смешно.Вот бы мне посмотреть,С кем отправился в путь,С кем рискнул помереть,С кем затеял рискнуть.Где-то виделись будто.Чуть очухался я,Прохрипел: «Как зовут-то?И какая статья?»Но поздно — зачеркнули его пулиКрестом: в затылок, пояс, два плеча.Ая бежал и думал: «Добегу ли?» —И даже не заметил сгоряча.Я к нему, чудаку:Почему, мол, отстал?Ну, а он — на бокуИ мозги распластал.Пробрало! ТелогрейкаАж просохла на мне.Лихо бьет трехлинейка —Прямо как на войне.76 Как за грудки, держался я за камни.Когда собаки близко — не беги!Псы покропили землю языкамиИ разбрелись, слизав его мозги.Приподнялся и я,Белый свет стервеня,И гляжу: «кумовья»Поджидают меня.Пнули труп: «Сдох, скотина!..Нету проку с него».За поимку — полтина,А за смерть — ничего.И мы прошли гуськом перед бригадой,Потом — за вахту, отряхнувши снег.Они — обратно в зону, за наградой,А я — за новым сроком за побег.Я сначала грубил,А потом перестал.Целый взвод меня бил,Аж два раза устал.Зря пугают тем светом:Тут — с дубьем, там — с кнутом.Врежут там — я на этом,Врежут здесь — я на том.Я гордость под исподнее упрятал —Видал, как пятки лижут гордецы!Пошел лизать я раны в лизолятор,Не зализал — и вот они, рубцы.Надо б нам вдоль реки —Он был тоже не слаб, —Чтоб людям не с руки,А собакам — не с лап.Вот и сказке конец:Зверь бежал на ловца —Снес, как срезал, ловецБеглецу пол-лица.Все взято в трубы, перекрыты краны,Ночами только ноют и скулят…Но надо, надо сыпать соль на раны,Чтоб лучше помнить: пусть они болят.

Рязанов. Вадим Иванович, как случилось, что вы встретились? Вреда бы вы вращались в разных мифах совсем.