Проклятье вендиго - Рик Янси

– Мне плевать, будет он зол или нет, – сказал доктор. Он сделал нетерпеливый знак Хоку, который медлил с переводом этого замечания. Он продолжал голосом, исполненным негодования: – Меня не касается, что на самом деле произошло с Пьером Ларузом. Это дело сержанта Хока и его начальства. Я пришел за своим другом. Ларуз взял его в лес, а вернулся только Ларуз.

– Мы не берем того, что принадлежит ви-тико, – сказал шаман. – Вы оставили для него остальное?

– Нет, – ответил Хок, – остальное мы захоронили.

Фиддлер испуганно затряс головой.

– Намоя, скажите, что вы этого не сделали.

– Где Джон Чанлер? – настаивал мой хозяин. – Он тоже принадлежит ви-тико?

– Я огимаа. Если ты огимаа, как мне говорит Джонатан Хок, то ты поймешь. Я должен защитить свой народ.

– Значит, ты знаешь, где он?

– Я скажу тебе, монстролог Уортроп. Ларуз, он приводит ко мне твоего друга. «Он охотится за аутико», – говорит он. И я говорю твоему другу: «За аутико не охотятся; аутико охотится. Не смотри в Желтый Глаз, потому что, если ты посмотришь в Желтый Глаз, то Желтый Глаз в ответ посмотрит на тебя». Твой друг не слушает моих слов. Его атка’к изогнутая, она кривая, она не течет плавно к миси-манито. Они все равно уходят. Они призывают аутико, но ты не можешь призвать аутико. Это аутико призывает тебя. Я видел это. Я огимаа, я защищаю свой народ от Желтого Глаза. Твой друг не ийинивок. Ты понимаешь, огимаа Уортроп? Мои слова доходят до твоих ушей? Я тебя спрошу так: вскармливает ли лисица медвежонка или сосет ли олень-карибу волчицу? Аутико стар, стар как кости земли. Аутико был, когда еще не было произнесено первое слово. У него нет имени как Джаувуно-гиджиг-гаубоу или Уортроп, это мы называем его аутико. Его дорога – это не наша дорога. Но наша судьба – это его судьба, а его – наша, потому что, проснувшись утром, скажешь ли ты: «Поскольку я ел вчера вечером, то мне больше не нужно есть?» Нет! Его голод – это наш голод, голод, который никогда не утолить.

– Тогда зачем отдавать ему Ларуза на закуску? – спросил доктор и сам отмахнулся от собственного вопроса. – При всем моем уважении, окимакан, у меня нет никакого желания обсуждать тонкости анималистической космологии твоего народа. Мое желание гораздо проще. Ты либо знаешь, что случилось с Джоном Чанлером, либо нет. Если знаешь, то я надеюсь, что ты как порядочный человек поделишься со мной информацией. Если нет, то мне здесь больше нечего делать.

Огимаа племени чукучанов посмотрел на безжизненное сердце в своих ладонях.

– Я защищу свой народ, – сказал он по-английски.

– А, – сказал монстролог. Он посмотрел на Хока. – Я понимаю.

Нас проводили в вигвам в нескольких сотнях шагов от фиддлеровского, своего рода гостевой дом – и просто усадьба по сравнению с нашим жилищем в последние две недели, достаточно большая, чтобы мы втроем поместились под одной крышей и при этом не терлись друг об друга. Постели были сделаны из свежего лапника, и я клянусь, что никакой перьевой матрас не казался бы таким мягким и удобным после двойного перехода по лесным дебрям; у меня все болело, и я устал больше, чем устал бы самый неприспособленный из новичков. Я с довольным стоном рухнул на свою постель.

Доктор не лег, а сидел у открытого входа, обхватив колени и глядя через лагерь на свет, пробивающийся из жилища нашего хозяина.

– Думаете, он лжет? – спросил Хок, пытаясь вырвать Уортропа из задумчивости.

– Я думаю, он не говорит все, что знает.

– Я мог бы его арестовать.

– За что?

– По подозрению в убийстве, доктор.

– Какие у вас улики?

– Вы их носите в своем рюкзаке.

– Он отрицает, что имеет к этому какое-то отношение, и ни на теле, ни на месте происшествия нет ничего такого, что уличало бы его.

– Кто-то убил беднягу. В дне пути от деревни и так, как не мог бы убить ни один белый человек.

– В самом деле, сержант? Если вы так думаете, значит, вы не проводите достаточно времени среди белых людей. Я выяснил, что есть совсем мало того, на что они не были бы способны.

– Вы не понимаете, доктор Уортроп. Эти люди дикари. Человек убивает своих людей – и хвастается этим! Убивает их, чтобы спасти! Скажите, какой человек на такое способен?

– Ну, сержант, первое, что приходит на ум, это библейский бог. Но я не стану с вами об этом спорить. Как вы поступите с Джеком Фиддлером – это ваше дело. А мое – выяснить, что произошло с моим другом.

– Он мертв.

– Я никогда в этом особо не сомневался, – сказал Уортроп. – Однако наше интервью с окимаканом показало, что возможно… – Он покачал головой, как бы отгоняя свою мысль.

– Что? Что Джек знает, где он?

– Поправьте меня, если я неправ, но не бывает ли так, что огимаа изолирует жертву нападения вендиго в надежде «исцелить» ее? Ведь исполняются какие-то заклинания, молитвы, обряды, пока не уходит последняя надежда и жертву не умерщвляют?

Хок фыркнул.

– Кажется, вы хватаетесь за соломинку, доктор. Он ведь сам сказал: ему безразлично, что случается с нами. Мы не ийинивок. – Он произнес это слово с издевкой.

– Ему не было бы безразлично, если бы один из нас поставил под угрозу его племя.

– Правильно! Тогда он сдирает с нас кожу, отъедает кусок сердца и насаживает нас на кол невесть где. И у племени больше нет никаких неприятностей. Ларуз предоставил нам все доказательства, что Чанлер мертв.

Он лег рядом со мной.

– Погаси свою атка’к, Уилл, – поддразнил он меня. – Она светит мне прямо в глаза.

Он посмотрел на доктора, который не двигался со своего поста.

– Я ухожу из этого богом забытого места с первым светом, доктор, с вами или без вас.

Уортроп устало улыбнулся.

– Тогда вам надо отдохнуть, сержант.

– Вам тоже, сэр, – встрял я. Он выглядел вдвое более усталым, чем чувствовал себя я.

Монстролог кивнул на оранжевый огонек, мерцающий в вигваме огимаа.

– Я отдохну, когда он будет отдыхать, – мягко сказал он.

Часть девятая

«Я его понесу»

Я проснулся от того, что кто-то сильно тряс меня за ногу.

– Уилл Генри! – настойчиво шептал доктор. – Пошевеливайся, Уилл Генри!

Я неожиданно для него вскочил. В темноте мы стукнулись лбами, и он невольно вскрикнул от боли.

– Простите, сэр, – пробормотал я, но он уже отвернулся и будил Хока, который энергично храпел рядом со мной.

– Хок! Сержант! Вставайте! – Через плечо он прорычал мне: – Возьми тот рюкзак, Уилл Генри, и винтовку. Быстрее!

– Что случилось? – спросил я вслух, но не получил ответа. Уортроп пытался растолкать нашего сонного спутника. Через вход я видел кусок фиолетового неба и только занимающийся серый рассвет.

Доктор ткнул Хока в грудь винтовкой.

– Что вы делаете? – пробормотал Хок.

– Хватаюсь за соломинку, сержант. Вы сказали, что хотите уйти с первым светом. Предлагаю так и сделать, если вы хотите остаться целым, – мрачно ответил Уортроп. Он бросил Хоку его рюкзак и вынырнул из вигвама.

Мы выбрались наружу. Доктор был уже в нескольких футах впереди и трусил к озеру. На берегу выстроились каноэ. Уортроп взял у меня из рук тяжелый рюкзак и бросил его в середину одной из лодок, где он упал рядом с телом лежащего ничком мужчины, завернутым в индейское одеяло. Уортроп выхватил у меня винтовку и показал пальцем на переднюю скамью:

– Забирайся! – Потом нетерпеливо толкнул Хока между лопатками. – Быстро, сержант!

Он подождал, пока Хок заберется, и стал отчаливать. Он сделал несколько больших шагов в ледяной воде и только потом запрыгнул в лодку. Затем он принялся работать веслом. Хок тут же присоединился к нему, и скоро мы почти бесшумно скользили по воде. Перед носом каноэ с сердитым криком вскинулась гагара и полетела через озеро, касаясь кончиками крыльев его зеркальной поверхности.

Я посмотрел на человека, чья голова лежала у моих ног. Даже в тусклом свете я увидел смертельно бледное и истощенное лицо. Его глаза подергивались под закрытыми веками, как будто в тревожном сне. Я посмотрел на доктора, а он смотрел мимо меня к месту нашего назначения – южному берегу Песчаного озера.

Мы не достигли и середины пути, когда наше воровство было обнаружено. Несколько человек с ружьями подбежали к воде, запрыгнули в каноэ и бросились в погоню. Уортроп крикнул Хоку прибавить ходу, но того не нужно было понукать. Он яростно греб, изредка поглядывая через плечо на наших преследователей, которые, казалось, настигали нас с каждым мастерским взмахом весел; их лодки скользили по воде со скоростью горнолыжников, и в предрассветном сумраке походили на привидения. Доктор достал из кармана плаща револьвер и бросил его мне на колени с предостережением, чтобы, если я буду вынужден защищаться, я постарался не прострелить ему голову.