Слепцы - Дмитрий Ермаков

Ну да, сначала едва не разорвали на куски, а потом заперли в темницу. Еще и в голове моей покопались. Не очень вежливо так встречать гостей. Но я их понимаю. Как бы я сам повел себя на их месте?

История о миротворцах, судя по всему, чистая правда. За исключением одной детали: не каннибалов убивали эти ребята. Они уничтожали братьев и сестер, друзей и товарищей этих людей. Едва заподозрив, что ублюдки возвращаются, я бы принял все мыслимые меры предосторожности. Что они и сделали. Молодцы!

Читать чужие мысли, конечно, нехорошо. Но если бы девушка-медиум не умела читать мысли, плачевна была бы моя участь. Ведь ее слова – единственное доказательство того, что я не миротворец. Съесть – не съели бы, но убили бы точно. На всякий случай.

Итак, я жив. К тому же жизнь моя вне опасности. Уже это одно – повод для радости. Кроме того, я наелся и выспался. Пенять на судьбу глупо.

Есть ли какие-то варианты того, кто я такой? Есть.

Пещерные считают меня космонавтом. Или водолазом. Или спасателем. Но первый вариант – вероятнее.

Космонавт.

Кос. Мо. Навт.

Когда это слово прозвучало из уст вождя в первый раз, у меня не возникло никаких ассоциаций. Потом на периферии сознания начали мелькать нестройные, обрывочные образы. Что-то связанное с полетами. Полетами куда-то очень высоко и очень далеко. Я видел золотистые искорки на иссиня-черном фоне. Видел огненные струи, их извергало странное сооружение в форме конуса. Что-то похожее нарисовано на моей одежде.

Мой костюм – главное доказательство того, что их догадка верна. Там есть загадочная надпись: «Проект “Пеликан”». Смысл этих слов не ясен ни мне, ни местным жителям. А вот буквы «Р.К.А» с нашивки вождь расшифровал. По его мнению, это значит: «Российское космическое агентство». Правда, его супруга, женщина удивительной красоты и, судя по всему, неглупая, заметила на это:

– Перевод может быть и другой. Например… Ну, не знаю… «Региональная кавказская армия».

Остальные члены племени покосились с подозрением. Многие все еще подозревают, что я отношусь к тем самым миротворцам.

– Какая, на фиг, региональная армия?! Не говори ерунды, – осадил Афанасий жену. – А как же эмблема с ракетой? И трубки подачи кислорода? И приборы? Он – космонавт! – решительно поставил вождь точку в споре. – Вопрос лишь, как он сюда попал. И зачем.

С этими словами он повернулся в мою сторону. Племя последовало его примеру. Все взгляды сосредоточились на мне.

Неприятный был момент.

Меня несколько раз спрашивали, чем кончилась война. Спрашивали, глядя в глаза, не скрывая волнения, с надеждой: «Ну как война-то? Кончилась? Кто победил? Кто проиграл?»

Спрашивали, как там, снаружи; что изменилось на земле за последние годы.

Много было вопросов.

Что я мог сказать в ответ? Ничего.

Я ничего и не сказал. Решил, что лучше помалкивать. И они оставили меня в покое. Разошлись, тяжко вздыхая. Кто-то даже украдкой вытирал слезы. Разочарование – очень неприятная вещь.

Я же понял главное: эти люди полностью изолированы от внешнего мира. Заперты в этих пещерах, как в огромной темнице.

Как, почему?

На эти вопросы должна ответить девушка, которую приставил ко мне вождь. Вон она, сидит рядом. Тоже проснулась уже и ждет, когда я вылезу из спальной ямки. Как, он сказал, ее зовут? Маша, кажется.

Полежу еще пару минут, соберусь с силами… И начнем. Вопросов накопилось слишком много. Их столько, что мой мозг, чувствую, скоро взорвется. Пора найти ответы хотя бы на некоторые.

– Так вы не едите людей? Вообще не едите? – в который раз спрашиваю я Марию.

– Нет-нет, – отвечает она устало, – вообще не едим. Ни по праздникам, ни по выходным.

А в глазах девушки читаю: «Еще раз спросишь про это – точно съем!»

Да, я веду себя глупо. Но никакого другого способа выяснить, в чем они лгут, а в чем нет, просто не пришло в голову. Поэтому я снова и снова задаю одни и те же вопросы разным людям, стараясь подловить их на мелких ошибках.

Пока безрезультатно.

Эта скромная, молчаливая девушка, не красавица, но и не сказать, чтоб дурнушка, обладает ангельским терпением. Она каждый раз отвечает вежливо, спокойно, хотя уже без прежнего энтузиазма. Видно, что Марии этот допрос с пристрастием ужасно надоел. Но у меня в голове до сих пор не укладывается, как могут люди нормально существовать в таких адских условиях.

Да, возможностей убить меня и пустить на жаркое у дикарей было предостаточно. Особенно когда я, избавившись от осточертевшего костюма и тщательно вымывшись, спал сном младенца. Если по-честному, то я понимаю: желай они мне зла, я бы давно отправился на тот свет.

Все это я понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Перестраховываюсь.

Пещера, в которой располагается поселение местных жителей, в первый момент показалась огромной. Не видно было ни дальнего конца, ни потолка, да и стены едва угадывались в полумраке. Лишь спустя какое-то время я понял, что дело в особенности освещения. Столбики, облепленные светлячками, освещают только небольшое пространство вокруг себя. На потолке же и на стенах светлячков нет, поэтому они и теряются во тьме. Необъятные размеры подземного зала оказались иллюзией. Но здесь и так есть, чему подивиться.

Шагая следом за Машей через пещеру, я не устаю восхищаться, встречая на каждом шагу следы многолетней кропотливой работы. Не одно поколение пещерных людей, видимо, потрудилось, чтобы сделать свою жизнь тут более-менее комфортной.

– Пещера называется зал Апсны, – рассказывает Мария. – Это единственное место, где можно жить. В пещере три озера: Голубое, Анатолия и Купель. Первые два – холодные, иногда выходят из берегов. На озеро Анатолия мы ходим рыбачить. Нашу рыбу ты уже имел возможность оценить.

Я молчу. Да, что-то я такое вкусное ел, но ничего не запомнил. Так, запихнул в рот. Еще непонятно, почему озеро названо в честь какого-то Анатолия. Надо будет уточнить.

– Третье – горячее. В центре – почти кипяток. Его здесь до Катаклизма не было, а потом вдруг взяло – и появилось. Если бы не озера, мы бы вымерли, не продержавшись и месяца.

Услышав это, я мрачнею. Озера, которые то появляются, то исчезают, не внушают доверия.

– В озере Голубое мы ловим рачков. Их там несметные полчища. Еще протеев. Ну, это такие пещерные слепые тритоны.

– Да, это многое объясняет, – кривлюсь я. Для меня что тритон, что протей – один черт.

– Скоро будем обедать – полюбуешься, – сухо отвечает она. – Вон там собираем улиток, а вот здесь растут мох и грибы.

– А одежда ваша из чего? Или из кого? – с любопытством спрашиваю я.

На Марии, как и на всех прочих пещерных обитателях, накидка, перетянутая у пояса веревкой, а также юбка ниже колен. На ногах девушки сапожки. Все из одного и того же странного материала, напоминающего шкуры животных.

– Мо-скви-чи, – отвечает Мария, вздрогнув. – Летучие мыши из зала Москва. На них мы время от времени охотимся. Опасные твари.

– Летучие мыши?! – не верю я своим ушам. Как ни странно, про летучих мышей я кое-что сумел вспомнить. Если не ошибаюсь, это маленькие существа, шкура которых уж точно не годится для пошива одежды.

– Сколько же их надо на одну такую куртку…

– О! Ты не видел наших мышек. Но я отвлеклась. Так вот, зал Апсны – единственное место, где, по не вполне понятным причинам, уровень влажности и температура позволяют жить. Все остальные пещеры непригодны для обитания.

– А много их тут, пещер?

– Известных девять.

– А неизвестных?

Маша пожимает плечами:

– Это не удалось выяснить даже исследователям, которые работали в пещерах до Катаклизма. Куда уж нам. Но вообще, – она хитро щурится, – на эту тему лучше к Алексу обратиться. Он у нас специалист по Большим Пещерам.

И хохочет во все горло. Не понял юмора. Да и не тянет меня смеяться. Ситуация выглядит абсурдной. Обитая на краю пещерного мира, в его прихожей, эти люди ничего не знают об этом месте. И не стремятся узнать.

– Там же черт-те что может скрываться, – решаю я поделиться с девушкой своим беспокойством. С опаской оглядываюсь на мрачные тени, что клубятся в дальних закоулках этого самого обжитого из залов. А ведь в соседних пещерах еще страшнее. И темнее. И холоднее. Бр-р!

– Может, – простодушно улыбается Маша.

Все с ними ясно. Они настолько смирились с опасностью, грозящей из мрака, что перестали бояться. Так сказать, перебоялись.

Я сплевываю сквозь зубы и следую за Марией дальше.

И все же должен признать: труд, вложенный племенем в каждый метр зала Апсны, внушает уважение. Вот заботливо выкопанные в глине личные спальные ямки, выложенные мхом и снабженные водоотводами. Вот выдолбленные в скале ступени, ведущие к озеру. Сильное впечатление производит огромный крест, высеченный в скале у входа в пещеру. Это говорит о том, что местные жители исповедуют христианский культ, и еще больше располагает меня к ним. А уж сколько пришлось пещерным людям промучиться, чтобы приручить светлячков, сложно даже представить.