Слепцы - Дмитрий Ермаков

– Честного, – поправил ее Афоня.

– Это молитва! Повторяй, как я говорю. Ну?

Афанасий повторил слово в слово.

– И сохрани меня от всякого зла, – закончила молитву Ната.

– И сохрани меня от всякого зла, – произнес Афанасий. Легче на душе не стало. Стальной обруч по-прежнему стягивал его голову. Но и страх немного улегся.

«Какие, на фиг, призраки? – посмеялся над собой мальчик. – Тьфу. Хватит накручивать себя. А молитва в самом деле помогает. Помогает душу успокоить. Надо будет запомнить ее…»

Наконец осмотр станции был окончен. Как уже и так стало всем давно ясно, людей тут не осталось.

– Может, вернемся? А? – проговорил Сева, мигом растерявший здесь, на вымершей станции, всю спесь и всю надменность.

– Разговорчики. На вторую станцию – живо! – последовал резкий ответ Кондрата Филипповича.

– Но ведь и так ясно!.. Ведь все ясно, а, народ? – завертел Сева головой в поисках поддержки.

Никто не ответил ему.

Притихшие, угрюмые люди двинулись на станцию «Зал Апсны».

Гробовая тишина царила в туннеле. Ни звука не доносилось оттуда. Только уныло, монотонно капала с потолка вода.

Холодные капли, падая людям на головы, плечи, спины, заставляли их ежиться, вздрагивать.

Кап. Кап. Кап.

«Как мы будем здесь жить? Как?!» – этот вопрос задавала себе Даша сотни раз подряд.

Ледяное безмолвие окружало людей. На каждом шагу подстерегали либо обвалы, либо ущелья. В любой момент, всего лишь сделав неудачное движение, можно было распрощаться с жизнью. И это еще был не самый худший расклад…

Пока шла война с каннибалами, все мысли людей были сосредоточены только на том, как бы самим не стать обедом. Конечно, они страдали от голода, холода, сырости. Конечно, неприятно было ходить в грязной, рваной одежде. Но смертельная опасность, исходящая от соседей, отвлекала племя от бытовых проблем.

Теперь опасности не стало, И перед горсткой выживших со всей пугающей ясностью встал вопрос: а надолго ли они сами переживут уничтоженных людоедов?

Вопли и рычание, доносившиеся со станций все эти дни, стихли. Пещеры погрузились в тишину. Эта тишина, которую нарушало лишь печальное «кап-кап», сводила людей с ума. Они начинали ни с того ни с сего шуметь, кричать, топать ногами. Когда вождь спрашивал сурово, что это за безобразие, слышал в ответ: «Не могу я больше эту тишину проклятую терпеть!»

Страшнее, чем безмолвие, был мрак. Светлячки, которых поймал Николай Степанович, давали ровно столько света, чтобы разогнать тьму на крохотном пятачке вокруг себя, а дальше клубился чернильный сумрак. Других светлячков пока поймать не удалось. Были люди, которые сутки напролет сидели рядом со светящейся банкой, и отогнать их от нее Кондрат Филиппович не мог даже пинками. Не раз звучало предложение разжечь костер, у кого-то даже нашлись отсыревшие спички, но гореть в пещере, увы, было нечему.

Еще больший ужас вызывал холод, влажный, тягучий, противный холод. Он пробирал до костей, от него некуда было скрыться. Лишь рядом с горячими источниками, которые удалось найти в нескольких залах, удавалось хоть немного согреться. Да еще Кондрат Филиппович заставлял людей постоянно двигаться. Но стоило прилечь вздремнуть – мучения возобновлялись.

Приуныли люди.

Долгожданная победа над лютым врагом не принесла радости.

Да, они победили. Но чем они сами будут питаться? Ведь на одних червяках и рыбе долго не протянешь.

На горизонте замаячил призрак новой волны людоедства. Но уже здесь, в пещерах.

– Господи, Господи, – шептала Даша, стоя на коленях, – что ждет нас впереди? Что дальше? Что нам делать? Что?!

Ночью, когда девушка забывалась коротким, тревожным сном рядом с Арсом, ей снилось, как она шагает по этим же пещерам.

У нее в руках фотоаппарат. На голове – панамка. Она улыбается. С восхищением смотрит по сторонам. В ярком свете прожекторов окружающие ее скалы и ущелья совсем не казались страшными. Даша развлекалась, пытаясь найти в причудливой мешанине наростов и натеков какое-нибудь необычное сочетание. Тут видела она дракона с распахнутой пастью, там – вазу с фруктами, здесь – оленя или гигантское дерево. Путешествие по подземному царству казалось веселым, безопасным. Но и тогда, когда на душе становилось вдруг тревожно, Даша успокаивала себя тем, что скоро она вернется назад. Туда, где свет, солнце и тепло…

Она открывала глаза. Волшебная сказка рассыпалась на сотни осколков. Перед ней представала совсем другая сказка. Страшная, жестокая… Правдивая.

Людмила Ивановна, врач по профессии, предрекала племени ужасные страдания: туберкулез кожи, костей и легких; цингу; рахит… Своими предсказаниями доктор нагоняла на людей такой ужас, что Кондрат Филиппович, хотя он и относился к Людмиле Ивановне, спасшей немало жизней, с уважением, не выдержал.

– Слушайте, – сказал он доктору, отведя ее подальше от племени, – я понимаю, то, что вы говорите – правда. Но вы же врач, врач! Вы понимаете, что от ваших предсказаний люди с ума сойдут. Зачем вы им все это рассказываете?

– Я хочу, – произнесла Людмила Ивановна, опустив глаза, – чтобы мы выбрались отсюда…

Кондрат Филиппович промолчал.

Все в пещерах уже знали: путь назад закрыт.

Когда заточение только начиналось, несколько человек поднимались вверх по туннелю. Они сообщили, что туннель обвалился и пройти там нельзя. Им поверили на слово и больше попыток предпринимать не стали. Тогда казалось, что появление спасателей – вопрос времени.

Уже после окончания войны с каннибалами, когда в помощь сотрудников МЧС перестали верить даже убежденные оптимисты, Кондрат Филиппович, не выдержав давления племени, отправил двоих смельчаков, неразлучных друзей Гошу и Мишу, проверить туннель. Вождь так расщедрился, что даже дал им с собой единственный светильник. Впрочем, сам он не верил, что из пещер удастся выбраться.

– Мне было откровение, – отвечал он на вопросы, откуда берется его уверенность.

И слепой обходчик оказался прав. Гоша и Миша вернулись через два часа. Они разбили лампу и едва сумели найти дорогу назад. Оба кашляли, хрипели, едва держались на ногах. Жаловались на головокружение, жжение и резь в глазах. О том, что с ними приключилось, не говорили.

Людмила Ивановна поставила им диагноз: отравление сероводородом.

Постепенно стало ясно, что ребята не покидали подземелья. Просто увидели, что в одном месте в завале зияет брешь, – видимо, результат работы каннибалов, – и решили продолжить начатый ими труд.

Людмила Ивановна спрашивала, чувствовали ли они запах тухлых яиц, но парни разошлись во мнениях. Они оба мучились насморком, запахи различали с трудом. Миша утверждал, что в глубине лаза в самом деле ощущалась вонь, но Гоша не был в этом уверен.

Сначала все шло нормально. Ребятам удалось вынуть несколько обломков, расширить проход… Гоша вовсю фантазировал, как здорово будет прорваться наконец к свету. А потом он вдруг закашлялся. За ним стало дурно и Мише. У ребят хватило ума бросить работу и поспешно отступить обратно в метро. Только это, по словам доктора, их и спасло.

– В легкой форме отравление сероводородом не смертельно, – объясняла она, – завтра уже поправятся. А вот провозились бы они дольше… – она замолчала.

– А откуда взялся сероводород? – поинтересовалась Ханифа.

Людмила Ивановна лишь плечами пожала. Тогда вперед вышел Николай Степанович.

– Из Черного моря, больше неоткуда, – сказал он. – Черное море же потому и «черное», что на дне газ, а жизни нет. Может, он вырвался наружу?

– Возможно, – согласился вождь, – но почему он не проникает в пещеры?

На этот вопрос ответ так и не нашелся. Одно стало ясно: снаружи верная смерть. А вот внутри относительно безопасно.

Оставалась слабая надежда, что можно найти такой выход из пещер, где не будет ядовитого газа. Имелась шахта естественного входа, так называемая «Бездонная яма», через которую когда-то попали в пещеры спелеологи. Ханифа знала и другие трещины, ведущие наверх. Чисто теоретически подняться по ним было можно, однако Кондрат Филиппович даже слышать не хотел об этом.

– Подъем по отвесной скале без снаряжения?! Чушь собачья! – рычал слепой обходчик. – Навернетесь оттуда – костей не соберете!

– Жизнь в пещерах – тоже смерть! – кричала в ответ Людмила Ивановна. – Только медленная и мучительная!

Такие перепалки происходили между ними часто. В ответ Кондрат Филиппович отвечал всегда одной загадочной фразой.

– Скоро все изменится, – почти шепотом произносил слепой старик. И лицо его в эти минуты приобретало странное одухотворенное выражение.

– Почему? Почему изменится? – наседали на него. – Откуда вы это знаете?

– Мне было откровение, – отвечал он. И больше не говорил ни слова, сколько его ни истязали расспросами.

– Слушай, вождь, – набросился на Кондрата Афанасий после того, как его подруга Наташа упала и вывихнула ногу. – Я, конечно, верю в твои откровения. Но ты посмотри… Ты послушай! Тут же невозможно жить. Ты понимаешь меня, блин горелый?! Не-воз-мож-но! Мы болеем, мерзнем и голодаем! Скоро начнут зубы выпадать и волосы! А потом вообще этот… Убер Кулез. Что, твою мать, может тут измениться?!