Кружка пива - Сергей Бабаян

Из ее короткого объятия он вернулся в этот мир. Нога сильно болела, болела голова, в груди, под ложечкой стояла неотвязная боль. Его опять начинало мутить, он так до конца и не опохмелился. А в то утро, когда он ждал Наташу у подъезда, его не тошнило и у него не болела голова, хотя накануне он сильно выпил с мужиками под голубятней… Почему он не позвонил отцу?

— Может быть… может быть, тебе чем-нибудь помочь?

Ему вдруг стало трудно дышать. У него уже было так несколько раз в жизни — когда после сильного перепоя он похмелялся ликером, наливкой или очень сладким вином: это задыхалось его сердце, которое устало стучать долгие и трудные тридцать четыре года. Ему показалось, что он умирает. Он не боялся умереть — но ему не хотелось умирать здесь, на улице, среди чужих людей, рядом с его Наташей, которая это увидит и опять будет плакать. Надо было повернуться и уходить в пивной зал — и хоть на коленях просить жетон, — но у него не было сил… и не было никакой надежды.

— Наташа, — тихо сказал он и не посмотрел на нее. — Прости меня… ты не дашь мне сорок копеек?

У нее задрожали губы и подбородок, она схватила сумку, выронив игрушечного медведя; она рылась в кошельке, и слезы капали на какие-то квитанции и справки, и никак не могла найти деньги, — и вдруг наткнулась на несколько разноцветных бумажек и уже в голос плача протянула ему пятерку.

— Витя… Витенька!…

Он неуверенно отстранил ее руку.

— Это много, Наташа… Что ты…

— Витя…

Обливаясь слезами, она сунула синюю бумажку в карман его пиджака; он хотел ее остановить, но она повернулась и пошла — закрывая лицо рукой, неловко ступая в лужи тонкими, очень высокими каблуками, такими же высокими и тонкими, как в тот день, когда она вышла из-под козырька его подъезда и побежала прочь, по дорожке, обсаженной цветущим шиповником. Он стоял и смотрел ей вслед и заново переживал то же чувство, что десять лет назад, — когда Наташа бежала через пустой пыльный двор, а он стоял и смотрел на нее из окна своей комнаты, — нестерпимую боль, что она уходит. Но тогда ему было легче — он еще не знал, что это навсегда.

Он повернулся и тяжело заковылял к Пиночету.