Девушки из Шанхая - Лиза Си

— Я…

Ужасно сознавать, что твой отец слаб, но еще хуже видеть, как он жалок. Не успев подумать, я выпаливаю:

— Это не его вина.

Его жесткий взгляд останавливается на мне. Он подходит к моему креслу, садится передо мной, кладет руки на мои колени и сжимает их:

— Как так, малышка?

От ужаса я не могу дышать. Мэй бросается ко мне. Она начинает говорить, и каждое ее утверждение звучит как вопрос.

— Мы не знали, что наш отец должен Зеленой банде? Мы думали, что он должен только кому-то за границей? Мы не думали, что Старый Лу — важный человек, считали его просто гостем?

— Никудышному человеку ни к чему такие хорошие дочери, — как бы между прочим замечает главарь. Он встает и выходит на середину комнаты. Его помощники становятся рядом. Он обращается к отцу: — Тебе позволили остаться здесь, если ты отправишь своих дочерей в их новый дом. Поскольку ты этого не сделал, этот дом тебе больше не принадлежит. Ты должен уйти. И вернуть свой долг. Мне забрать твоих дочерей с собой? Они нам пригодятся.

Опасаясь отцовского ответа, я вскакиваю с места:

— Нам еще не поздно отправиться в Америку. Есть и другие корабли.

— Рябой Хуан не любит лжецов. Вы уже нарушили свое обещание, может, вы и сейчас лжете.

— Мы обещаем, что так и сделаем, — тихо говорит Мэй.

Главарь, подобно кобре, рывком протягивает руку, хватает Мэй за волосы и притягивает к себе. Он наклоняется к ее лицу и улыбается:

— Твоя семья разорена. Вы будете жить на улице. Я повторяю: не лучше ли вам отправиться с нами сейчас? Мы любим красоток.

— У меня остались их билеты, — раздается чей-то тихий голос. — Я прослежу за тем, чтобы они покинули город и сделка, касающаяся долга моего мужа, была выполнена.

Вначале я не могу понять, кто это говорит. Никто не понимает. Мы оглядываемся и видим маму, которая не произнесла ни слова с того момента, как эти люди вошли в наш дом. В ее лице я вижу невиданную ранее твердость. Наверное, с матерями всегда так — они кажутся нам обыкновенными женщинами, пока однажды не становятся необыкновенными.

— У меня остались билеты, — повторяет она. Видимо, она лжет. Я выбросила их вместе с нашими иммиграционными документами и инструкцией, которую мне дал Сэм.

— Что пользы от этих билетов? Их корабль уже отплыл.

— Мы обменяем билеты, и девочки отправятся к своим мужьям. — Мама комкает в руках платок. — Я прослежу за этим. После этого мы с мужем покинем дом. Так и передайте Рябому Хуану. Если его это не устраивает, пусть придет сюда и обсудит это со мной, с женщиной…

Ее прерывает тошнотворный звук взведения курка. Главарь поднимает руку, призывая своих людей к готовности. На комнату ложится пелена тишины. Снаружи доносятся звуки сирены, треск пулеметов и кашель. Главарь хмыкает.

— Мадам Цинь, вы знаете, что произойдет, если мы обнаружим, что вы нам лжете?

Никто из наших родителей не отвечает, Мэй набирается смелости и спрашивает:

— Сколько у нас времени?

— До завтра, — рявкает мерзавец и хрипло смеется, понимая невыполнимость своего требования. — Но сейчас трудно будет покинуть город. Если что хорошее и есть в сегодняшнем кошмаре, так это что большинство этих поганых иностранцев уедет. Их будут сажать на корабли в первую очередь.

Его люди делают шаг в нашу сторону. Это конец. Теперь мы будем собственностью Зеленой банды. Мэй хватает меня за руку. И тут случается чудо: главарь выдвигает новое предложение:

— Ладно, даю вам три дня. К этому моменту вы должны выбраться из Шанхая и отправиться в Америку, пусть даже и вплавь. Мы придем завтра — и на следующий день, — чтобы убедиться, что вы ничего не забыли.

Пригрозив нам и назначив срок, они разбивают дубинкой пару ламп, несколько маминых ваз и побрякушек, которые еще не успели отнести в заклад, и уходят.

Когда дверь закрывается, Мэй падает, но никто не двигается с места, чтобы помочь ей.

— Ты нам солгал, — говорю я отцу. — Ты солгал нам насчет Старого Лу и нашего замужества…

— Я не хотел, чтобы вы боялись Зеленой банды, — слабо соглашается он. Его ответ приводит меня в бешенство.

— Ты не хотел, чтобы мы боялись?!

Он вздрагивает, но его встречный вопрос смиряет мой гнев.

— Какая теперь разница?

В наступившей тишине мы обдумываем случившееся. Не знаю, о чем думают мама и Мэй, я же размышляю о том, как бы мы поступили, если бы знали правду. Я по-прежнему считаю, что мы с Мэй не отправились бы к своим мужьям, но мы могли бы сделать хоть что-нибудь: убежать, спрятаться в миссии, умолить З. Ч. помочь нам…

— Я слишком долго волок это все на себе. — Папа поворачивается к матери и жалобно спрашивает: — Что нам теперь делать?

Мама уничижительно смотрит на него.

— Постараться спасти свою жизнь, — отвечает она, обматывая платком свой нефритовый браслет.

— Ты отправишь нас в Лос-Анджелес? — дрожащим голосом спрашивает Мэй.

— Не получится, — отвечаю я. — Я выбросила билеты.

— Я достала их из корзины, — объявляет мама.

Я сжимаю руку сестры. Мне до сих пор не верится, что мама хочет отправить нас в Америку, чтобы решить их с отцом проблемы. С другой стороны, именно так родители в Китае тысячелетиями поступали со своими бесполезными дочерьми — бросали их, продавали, использовали.

Видя страх на наших лицах, мама торопливо объясняет:

— Мы продадим ваши билеты, этого хватит, чтобы нам всем добраться до Гонконга. У нас есть три дня на то, чтобы сесть на корабль. Гонконг — британская колония, японцев там не будет. Если мы поймем, что можно вернуться на материк, мы на пароме или на поезде поедем в Кантон, а оттуда — в Иньбо, откуда родом ваш отец. — Ее нефритовый браслет решительно стучит по столу. — Там Зеленая банда нас не найдет.

Лунные сестры

На следующее утро мы с Мэй отправляемся в офис пароходства Роберта Доллара в надежде обменять наши билеты — из Шанхая в Гонконг, из Гонконга в Сан-Франциско, из Сан-Франциско в Лос-Анджелес — на четыре билета до Гонконга. Нанкин-роуд и ее окрестности все еще перекрыты: рабочие убирают трупы. Но это едва ли не наименьшая из проблем, с которыми предстоит столкнуться городу. Тысячи беженцев прибывают сюда, спасаясь от наступления японцев. Отчаявшиеся родители бросают на улицах умирающих младенцев, и Китайская благотворительная ассоциация организует специальный «детский патруль», в обязанности которого входит подбирать брошенные тела, погружать их на грузовики и сжигать за городом.

Тысячи и тысячи людей прибывают в город. Но другие пытаются его покинуть. Множество наших земляков уезжают в свои родные деревни. Наши знакомые писатели, художники и интеллектуалы вынуждены сделать выбор, который определит их дальнейшую судьбу: отправиться в Чунцин, который Чан Кайши назначил столицей на время войны, или же присоединиться к коммунистам в Юньнани. Самые обеспеченные китайцы и иностранцы садятся на международные пароходы, которые, вызывающе пыхтя, движутся мимо японских военных кораблей, стоящих на якоре у Бунда.

Несколько часов мы проводим в длинной очереди. К пяти часам мы продвигаемся примерно на десять футов и возвращаемся домой, ничего не добившись. Я валюсь с ног, Мэй измождена и подавлена. Папа весь день ходил по знакомым, надеясь занять денег на побег, но кто может позволить себе щедрость по отношению к проигравшему в это неспокойное время? Наше невезение не удивляет троих бандитов, но вряд ли они ему рады. Даже их, кажется, нервирует царящий вокруг хаос.

Ночью дом вздрагивает от взрывов в Чапэе и Хункоу. Пепел смешивается с дымом от детских костров и погребальных костров, в которых японцы сжигают тела своих погибших.

Утром я встаю, стараясь не потревожить сестру. Вчера она ни на что не жаловалась, но я несколько раз видела, как она, думая, что я не замечаю, терла виски. Вечером она приняла аспирин, и ее тут же стошнило. Видимо, у нее контузия — надеюсь, несильная, но как знать? После всего, что произошло за последние два дня, ей необходимо хотя бы выспаться. Сегодня снова будет тяжелый день — в десять часов хоронят Томми Ху.

Я спускаюсь и встречаю в гостиной маму. Она жестом подзывает меня.

— У меня есть немного денег. — В ее голосе слышится непривычная твердость. — Иди и купи тминных пирожков и сладкий хворост.

С тех пор как наша жизнь переменилась, у нас еще ни разу не было такого плотного завтрака.

— Нам нужно хорошо поесть. Похороны…

Я беру деньги и выхожу из дому. Меня окружает грохот корабельных орудий, бомбардирующих береговую линию, бесконечный треск пулеметов и ружейная стрельба, раскаты взрывов в Чапэе и шум сражений, бушующих в дальних районах. Ночные погребальные костры покрыли весь город тонким слоем едко пахнущего пепла — теперь придется заново стирать вывешенную для просушки одежду, подметать веранды и мыть автомобили. При каждом вдохе у меня горло перехватывает от гари. Улицы переполнены людьми. Несмотря на войну, у нас у всех есть какие-то дела. Я дохожу до угла, но, вместо того чтобы выполнить мамину просьбу, сажусь в повозку и еду к З. Ч. Пусть я однажды повела себя глупо, но этот единственный эпизод не может перечеркнуть годы нашей дружбы. Должен же он питать привязанность к нам с Мэй. Разумеется, он поможет нам как-то наладить нашу жизнь.