Чаша Одина - Сергей Танцура

Гул мешал сосредоточиться, и Гейр принялся лениво и бесшумно, про себя, поругивать его, пока не понял, что это всего лишь отзвук движения крови по его собственным венам и артериям. Тогда он успокоился и позволил своему многострадальному телу просто лежать, наслаждаясь тишиной и неподвижностью. Но подобное состояние не могло длиться вечно, и на смену покою пришло ощущение какого-то неудобства. Это странное, почти неуловимое чувство теребило душу норвежца, не давая ему погрузиться в безвозвратную тьму. Тьму Нифльхейма. Он попытался отмахнуться от него, как от надоедливой мухи, но оно увернулось и стало въедаться с удвоенной силой. Наконец Ингард не выдержал, и с него слетели последние остатки благодушия. И едва он впал в ярость, как тьму разорвала затяжная вспышка. И стал свет…

– Наконец-то, – прозвучал над ним удивительно знакомый голос, и Гейр, помешкав, рискнул открыть глаза. Склонившись над ним, стоял, держа в руке Одрёрир, Форсети. А за его спиной простирались, блистая чистотой красок, бескрайние просторы Глитнира, показавшиеся Гейру после мрака Нифльхейма просто ослепительными.

– А то я уж подумал, что ты решил остаться в гостях у Хели навсегда, – продолжил старик, пока Ингард тёр внезапно заслезившиеся глаза.

– И долго я… гостил у неё? – прервав свое занятие, с беспокойством спросил Гейр.

– Четыре дня. И потому, мне кажется, ты сейчас хотел бы занять свой рот чем-нибудь посущественней пустых слов.

Старик указал взглядом на появившийся невесть откуда стол, на котором стояло нечто, покрытое суконным полотенцем. Едва Ингард осознал значение его слов, как его рот наполнился густой слюной, а в животе громко забурчало.

– Красноречивый ответ, – ухмыльнулся старик и, приблизившись, снял полотенце. Под ним стояли высокая глиняная чашка и глиняный же кувшин. Гейр сделал попытку встать, но с таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть с места остров Гулу или даже всю Норвегию. Заметив это, Форсети перенёс еду на лежанку, за что Гейр был искренне ему признателен. А потом все мысли просто исчезли из его головы, уступив место совсем другим – и весьма приятным, надо сказать – ощущениям. Когда же еда перестала доставлять ему удовольствие, Ингард снова уснул, но на этот раз обычным сном здорового, но смертельно уставшего человека…

***

Этот вечер Сумарлиди встретил на вершине. А до этого был загнанный конь – и три дня пешего пути с котомкой за плечами. Он шёл по пещерам, тёмным и пугающе звонким, многократным эхом повторяющим каждый его шаг; милю за милей карабкался вверх по узким тропинкам, где его окружали безумие и пустота. Вверх, туда, где он нашёл металлические поручни и голые ступени, вырубленные прямо в скале и не ведущие ровным счетом никуда.

Посмотрев на ступени пустым, ничего не выражающим взглядом, Сумарлиди скинул котомку и устало опустился прямо на голый камень. Через несколько минут он шевельнулся и, подтянув котомку поближе, принялся копаться в её заметно исхудавшем за неделю нутре. Наконец он достал лепешку кнекброда – последнюю остававшуюся у него еду – и равнодушно сжевал её, не обращая внимания на вкус, а вернее, на полное отсутствие такового. Затем Сумарлиди соорудил из пустой котомки некое подобие подушки, завернулся поплотнее в плащ и крепко заснул…

…Посреди ночи Сумарлиди открыл глаза и увидел яркие звёзды, далёкими кострами пылавшие в чёрных небесах. Он лежал неподвижно, таращась в темноту и напряжённо прислушиваясь. Сумарлиди готов был поклясться, что за секунду до пробуждения он слышал какой-то посторонний звук, но сейчас вокруг всё было тихо, и эта тишина нарушалась лишь его собственным неровным, сдерживаемым дыханием. Сумарлиди облегчённо вздохнул и повернулся на другой бок. Уже закрывая глаза, он подумал, как странно эти вершины выглядят в темноте… Вершины? Сумарлиди был уверен, что днём этих вершин здесь не было. Он вздрогнул и широко распахнул глаза. Одна из тёмных фигур пошевелилась и, сделав один шаг вперёд, нагнулась к замершему исландцу. В лицо Сумарлиди ударило холодное зловоние, исходившее из пасти этого существа, а в его глаза уставились ярко светящиеся глаза тролля.

– Добро пожаловать в Рикнесс, – прошипело чудовище и громко засмеялось, сочтя это удачной шуткой. Но потешалось оно недолго.

– Мне приглашения не требуются, – спокойно заявил троллю Сумарлиди – и вонзил свой меч ему в брюхо, заставив его поперхнуться хохотом. А через секунду исландец смерчем обрушился на трёх оставшихся чудовищ, пока первое ещё стояло, не веря, что оно уже мертво.

В два прыжка покрыл Сумарлиди разделявшее его и троллей расстояние. И снёс голову тому, что оказался к нему ближе всего. В ту же секунду кто-то схватил его сзади, пытаясь прижать его руки к телу. Но исландец ужом выскользнул из захвата и, развернувшись, рубанул нападавшего снизу вверх. Тролль тоненько взвизгнул и сложился пополам, запоздало прикрывая руками рассечённый до самого пупка пах. Сумарлиди посмотрел на его затылок, услужливо подставленный ему – и опустил на него свой меч, с наслаждением ощутив на своем лице капли брызнувшей во все стороны крови.

– Повелитель, – услышал он вдруг за своей спиной. Облизав ставшие солеными губы, исландец повернулся к единственному оставшемуся в живых троллю и недоверчиво посмотрел на его коленопреклоненную фигуру, выражавшую смирение и покорность.

– Что ты сказал? – хрипло выдохнул Сумарлиди, медленно отходя от горячки боя.

– Ты убил Иллреде, нашего короля, – пояснил тролль, указав рукой на обезглавленный труп, все ещё содрогавшийся в последних конвульсиях. – А значит, теперь ты – наш король.

– Король… троллей? – уточнил Сумарлиди, начавший понимать.

– Именно, повелитель, – сказал тролль и склонился до самой земли, уперевшись в нее лбом.

– А знаешь… – протянул Сумарлиди, глядя на него сверху вниз. – Мне это нравится.

И его смех разнёсся далеко окрест над ночными горами, подхваченный многоголосым эхом…

Нагли – так звали тролля – препроводил Сумарлиди в пещеру, утаённую глубоко под землёй, в самых недрах Рикнесса. Исландец шёл, невольно пригибая голову, ощущая незримое давление миллионов тонн горного камня, нависшего над ним.

К его удивлению, пещера была ярко освещена. Посредине её стоял длинный деревянный стол, а в центре противоположной входу стены пылал громадный очаг, над которым целиком жарилась туша огромного быка.

Здесь ели, орали какие-то немелодичные песни, пили кислый эль десятки троллей. Заметив среди себя человека, они смолкали, провожая проходящего мимо них Сумарлиди удивлёнными взглядами, и вскоре в пещере установилась абсолютная тишина, полная напряжения и угрозы. Однако сын Рагнавальда, забывший само слово «страх», даже не замедлил шаг, и взор его, устремлённый вперед, был столь яростным и непримиримым, что многие тролли поспешно отводили глаза в сторону, не вынеся пылавшего в нём огня. Нагли посмотрел на исландца с искренним уважением – и трепетом, невольно закравшимся в его давно огрубевшую душу. Ведь испугать троллей, привыкших наводить ужас на других, могло только истинное чудовище.

– Кого это ты привёл сюда, Нагли? – внезапно загородил им дорогу поднявшийся из-за стола тролль, на целых две головы превосходящий ростом не только Сумарлиди, но и всех своих собратьев. Его широченные плечи, покрытые длинной коричневой шерстью, бугрились чудовищными мускулами, а руки, толщиной с торс среднего человека, могли, казалось, дробить в пыль гранитные валуны.

– Нового короля Рикнесса, Бигли, – ответил Нагли, незаметно отступив за спину исландца. – Он убил Иллреде в честном поединке, а значит, имеет право занять его место.

Вздох пронёсся под сводами пещеры, и вновь наступила тишина. Бигли недоверчиво посмотрел на стоявшего перед ним человека.

– Ты хочешь трон Рикнесса? Ты?!.. – и он громко расхохотался. Ему вторили три или четыре жидких смешка, но присутствие угрюмого, источающего какую-то мрачную мощь Сумарлиди не располагало к веселью, и они быстро завяли, как сорванные цветы под жарким солнцем. Почувствовав это, Бигли смолк, но сдаваться просто так он не собирался.

– Ты получишь его только после моей смерти!

– Меня это устраивает, – спокойно ответил Сумарлиди, глядя на тролля в упор, и в его руку словно сам собой скользнул его меч. Бигли выхватил из-за пояса огромный, под стать ему, топор. И тут же сорвался с места, словно выпущенная из лука стрела.

Бигли выхватил из-за пояса топор…

Меч и топор с лязгом скрестились, рассыпав дождь искр. Сумарлиди едва не вывихнул себе пальцы, отводя этот удар, и с содроганием понял, что его противник невероятно, просто чудовищно силён. Меч выскользнул из его мгновенно онемевшей руки и с печальным звоном упал на пол, отлетев куда-то под стол. Бигли широко ухмыльнулся и занёс топор высоко над головой, намереваясь покончить с исландцем одним ударом.