Олег Черниговский: Клубок Сварога - Виктор Поротников

- Отец твой во Владимире княжил, а потом в Смоленске, - говорила Ода, взирая на юношу проникновенным взглядом. - Дядья не расщедрятся для тебя на высокий княжеский стол, поскольку приберегут честь и выгоду для сыновей своих. Но ежели ты, мой мальчик, заставишь дядей своих считаться с тобой, тогда они позволят тебе встать вровень со своими сыновьями. Ныне ты, благодаря мне, ступил на самую нижнюю ступеньку княжеской лестницы. Мужайся, Давыд, и впредь во всем повинуйся мне, коль не хочешь в безвестности сгинуть.

Слова Оды попали точно в цель! Она видела, как заволновался Давыд, словно молодой зверь, впервые вышедший на охоту. Конечно, он готов повиноваться своей крестной матери, ибо прозябание без славы и почестей было для честолюбивого Давыда самой худшей участью. Он в полной мере унаследовал нрав своей матери: нетерпеливой, жестокой и своенравной. Дай ему волю, он уже сейчас завладел бы если не Киевом, то Переяславлем. Не остановился бы и перед кровопролитием ради этого!

Ода достаточно хорошо изучила своего крестника и знала, каким образом задеть самые потаённые струны его души.

- Молодому князю опорой в жизни может стать не только дружина, но и выгодная женитьба, - продолжила Ода, осуществляя свой замысел, уже согласованный с Ланкой. - Родственники жены непременно будут желать, чтобы их зять обрёл больший вес, и для этого не поскупятся ни на гривны, ни на войско. Я давно подумываю над этим, Давыдушко. Полагаю, что самое лучшее для тебя - это взять в жены дочь Ланки. Сейчас она ещё мала, но лет через пять…

Давыд знал, кто такая Ланка. Он даже встречался с ней во дворце, поскольку его связывала давняя дружба со средним сыном Ланки Володарем. Ланка нравилась Давыду как женщина и осознание того, что у него будет жена, во многом похожая на неё, пробуждало чувство, похожее на снизошедшую милость Господню. То, что Ланка и се супруг живут в изгнании при дворе германского короля, ни в коей мере не настораживало Давыда, поскольку ни был уверен, что Шаламон скоро вновь станет королём Венгрии. Воинственность Шаламона была общеизвестна. Породниться с таким мужественным человеком Давыд почитал за честь для себя и не скрывал этого…

Святослав дал отъезжающему всего семьдесят молодых дружинников, но опять вмешалась Ода и заставила мужа дать Давыду сотню конных гридней.

Попрощаться пришла и Ланка вместе с Володарем.

Прошло всего несколько дней, как Давыд Игоревич вокняжился в Каневе. И вот в дорогу собрался семнадцатилетний Володарь, которого Святослав решил послать на пограничную со Степью реку Рось в один из тамошних пограничных городков. Это был не княжеский стол: в городке жил в основном служилый люд, призванный оберегать киевскую землю от набегов поганых. Поначалу Святослав хотел посадить Володаря князем в городке Витичеве, что на Днепре. Однако не по годам ретивый Володарь пожелал быть поближе к Давыду и к опасностям, которые постоянно грозят русским рубежам из степей.

Ланка теперь все ночи проводила в ложнице Святослава, и даже днём он часто виделся с нею. Венгерка до такой степени очаровала князя, что тот всерьёз стал предлагать ей стать его законной женой. От Оды Святослав намеревался избавиться, сослав её в Германию или в монастырь. Когда Ланка поведала подруге об этом, та на несколько мгновений лишилась дара речи от растерянности. Ода никак не могла предположить, что страсть к Ланке до такой степени захлестнёт Святослава.

Становиться монахиней Оде совсем не хотелось, поэтому она довольно сурово сказала:

- Твои игры со Святославом зашли слишком далеко, милая моя. Пора этому положить конец. Я уступила тебе Святослава не за тем, чтобы самой лишиться почестей и власти. И уж совсем не для того, чтобы твои дети возвысились над моими.

Ода предложила Ланке незамедлительно отправляться в Германию.

- Главное своё намерение ты выполнила, добилась от Святослава княжеской власти для своих старших сыновей. Твоему младшему Святослав вряд ли даст княжеский стол при всем твоём старании в постели: Васильку всего шестнадцать лет.

Ланка не стала противиться желанию Оды, дорожа её дружбой.

Однако отъезду решительно воспротивился Святослав. Он чуть ли не силой спровадил супругу в Вышгород к своему племяннику Борису Вячеславичу.

Святослав напутствовал жену такими словами:

- Погостишь у Бориса до весны, голуба моя. А весной будет ясно, где тебе в дальнейшем быть: на троне княжеском иль в келье монастырской.

Разговор происходил на теремном дворе. Ода, собиравшаяся сесть в крытый возок, обожгла мужа неприязненным взглядом и, не удержавшись, спросила: ' - Ужель так желанна тебе Ланка? Ужель годы, прожитые со мной, для тебя ничего не значат?

Святослав ответил, не отводя глаз:

- Знаю, что грешок есть. Знаю, что не достоин твоего прощения, и не жду его. Не знаю, Господь иль Сатана послал мне Ланку, но прирос я к ней душой и телом. Уж не обессудь. Прощай!

По скрипучему первому снегу возок великой княгини, влекомый тройкой гривастых серых лошадей, покатил в рассветных сумерках по узким улицам спящего Киева в сторону Лядских ворот. Возок сопровождали два десятка конных дружинников. Возглавлял этот небольшой отряд Людек, бывший постельничий Изяслава, а ныне приближенный Святослава Ярославича.

Вместе с Одой в Вышгород поехала и Регелинда, которая была неразлучна со своей госпожой. Всю дорогу она молчала, закутавшись в шубу и делая вид, что дремлет. Ода же, не в силах справиться с душевной болью, беззвучно плакала, глотая слезы, привалившись плечом к тряской стенке кибитки.

Глава восьмая. БОРИС ВЯЧЕСЛАВИЧ.

В Вышгород Ода въехала с твёрдым намерением не дать Святославу заточить её в монастырских стенах. Ланку она теперь считала своим заклятым врагом и призывала на голову бывшей подруги, как и на голову мужа, самую суровую кару Господню.

Перед тем как распрощаться с Людеком, собравшимся в обратный путь, Ода отвела его в сторонку, чтобы перемолвиться с глазу на глаз. Людек и прежде пользовался особой милостью Оды: она частенько одаривала его украдкой гривнами, чтобы через него выведывать о замыслах Святослава.

Людек был огорчён тем, что Ода оказалась в опале. Из-за этого он лишился щедрых подачек. Поэтому когда княгиня предложила Людеку за хорошие деньги извещать её о том, что будет твориться в великокняжеском дворце, он согласился мигом, назвав Оде человека, через которого она будет узнавать новости.

Благодарная Ода даже поцеловала оторопевшего от неожиданности Людека. Хвала Господу, она не будет пребывать в томительном неведении о событиях, происходящих в окружении Святослава. Это поможет ей подготовиться к грядущим ударам Судьбы!

Борис Вячеславич при встрече заключил Оду в столь крепкие объятия, что та едва не задохнулась.

Сей князь обладал неимоверной силой и в свои двадцать три года мог одолеть в рукопашной схватке любого. На святочных гуляниях Борис хаживал один на стенку и ни разу не был повержен наземь. Потехи ради он на многолюдных праздниках взваливал на плечи быка-трёхлетка и расхаживал с ним по площади, а то принимался разгибать подковы или завязывал в узел железные прутья.

Из всех племянников Борис был у Святослава самый любимый. Потому-то он и сидел князем в большом и богатом граде Вышгороде.

Ода знала, что благодаря стараниям Святослава Борис имеет сильную дружину, которая уже показала себя в деле во время недавнего похода на ятвягов[57]. Большой полон привели из того похода.

Беседуя с Борисом наедине, Ода намеренно сгустила краски, дабы выставить своего супруга в самом неприглядном свете. При этом она не пожалела и Ланку, изобразив её как хищницу, вознамерившуюся отнять у неё мужа.

Слушая Оду, Борис все больше мрачнел. Он глубоко уважал Святослава как храброго воителя и почитал его как отца, ведь именно Святослав приютил Бориса у себя в Чернигове в страшный год киевского восстания. Не забыл Святослав про Бориса и став великим киевским князем. Но Оду Борис уважал и любил не меньше. Ещё со времён жизни в Чернигове между ними сложились дружески доверительные отношения. Тому способствовало то, что матерью Бориса была немка и от неё он узнал немецкий язык. Ода, скучавшая по родной речи, часто разговаривала с Борисом по-немецки. Борис знал и греческий. Он иногда называл Оду греческим именем Филотея: «прекрасная богиня».

Разлад в Киеве был воспринят Борисом с большим огорчением ещё и потому, что любовь к Святославу в его душе не перевешивала любви к Оде. Два эти человека были ему одинаково дороги.

Поэтому, дослушав Оду, Борис принялся ругать Ланку и всю её венгерскую родню, которая «вечно лезет на Русь со своими дрязгами».