Институт репродукции - Ольга Фикс

Словно почувствовав на себе мой взгляд, Игорь обернулся, и вечная самодовольная усмешка на миг сбежала с его лица.

Но тут же вернулась.

– А, привет! – как ни в чем ни бывало, воскликнул он. – И ты тут! Знакомьтесь! Это Оля, моя невеста, – представил он. – А это Настя, мы с ней работаем.

– Очень приятно, – чуть низковатым голосом произнесла девушка, и протянула мне руку с длинными, тонкими пальцами с черными острыми ногтями.

Тут Варька очень кстати дернула меня за рукав: « Настя, шарф упал!» и я только беспомощно улыбнулась: «Очень приятно, но, дескать, сами видите», и нагнулась за шарфом, а когда выпрямилась, они уже исчезли в толпе.

– Настя, – щебетала Варька, – а правда ведь он ну совсем как принц, а она ну вот прямо как настоящий лебедь, ну правда ведь, да?

– Правда, Варь, – ответила я, сквозь стиснутые зубы – Только ты, пожалуйста, не вертись, а то я шарф твой так и не завяжу, и он упадет, и на фиг совсем потеряется.

Весь оставшийся день и часть ночи я силой удерживала себя, чтобы не позвонить, и не начать сходу выяснять отношения. Ведь ясно же, что нет никаких отношений, во всяком случае, в том виде, в каком я их себе представляла. Нечего, значит, и выяснять.

Но это легко сказать. Головой-то я все понимала. Но это ж голова у меня умная, а сама-то я дура-дурой, не лучше Варьки. Самой мне хотелось звонков, встреч, разговоров и объяснений. И продолжения – хоть какого ни на есть продолжения!

Приходилось, как Варьку, одергивать себя и шлепать по рукам.

Заснула я в ту ночь только под утро, а с утра мне было на смену. И это, в том числе, означало неизбежную встречу.

Игорь подошел ко мне в коридоре после общей пятиминутки, где главврач зачитывал сроки предстоящего закрытия на мойку.

Я еще подумала: как хорошо! Еще только две недели потерпеть! А потом целый месяц его не увижу. Успею совсем отвыкнуть.

– Настя! – поскольку я продолжала идти веред, и не останавливалась, он взял меня за плечо и силой развернул лицом к себе. – Послушай, я понимаю – ты ждешь от меня объяснений, но надо ли?

– Не надо, – легко согласилась я, без малейшего желания вырваться, наоборот, чувствуя, как наспех удовлетворяемая наконец неистовая тоска по его прикосновениям заставляет губы разъезжаться в блаженной улыбке. Хотелось уткнуться носом в его плечо, и немедленно обо всем позабыть.

– Ну вот, я так и знал, что ты у меня умница. Понимаешь, это не имеет к нам с тобой никакого отношения – на ком я там женюсь через полгода или год, как там у меня все потом сложится. У нас с тобой есть наше здесь и сейчас, и пока мы вместе, только это имеет значение. Верно, солнышко?

Проблемы у меня с головой! Вот здесь бы и послать ее на хуй, и со всем согласится, и жить счастливо. А там кто его действительно знает! Еще кто кого! Ведь сейчас же он здесь, со мной, а ночная кукушка дневную всегда… Так нет же, не получается!

– А ей ты тоже все объяснил?

– Ей? Нет, ну зачем же я буду зря огорчать хорошего человека. Я и тебе не стал бы ничего говорить, но раз уж так получилось…

Люди в коридоре оглядывались на нас. Гул голосов отталкивался от стен, заполняя уши, не даваясь вслушиваться в слова. Что-то он еще потом говорил. Я высвободилась, показала на часы, висящие на стене. Работа не ждет, пора бежать, принимать смену. Потом, мол, поговорим.

Но мы не поговорили – на смене все время что-то происходило, что-то требующее немедленных действий, медицинского и прочего вмешательства. Я носилась по отделению, как белка в колесе, стараясь не попадаться ему на глаза, на любое дело бросаясь, как грудью на амбразуру. Практически не присела за сутки, так, упала на каталку в коридоре где-то между двумя и тремя, потом опять были чьи-то роды…

Ехать к нему, как всегда после смены, я наотрез отказалась.

Тут он как бы слегка обиделся:

– Послушай, но я тебе ничего ведь не обещал!

– Ну так и я тебе тоже!

Это было легкое расставание – мы так ничего и не выясняли. Сперва мне удалось этого избежать, потом Игорю и самому, видимо, уже расхотелось.

Вначале было очень тяжело, все время тянуло к нему, особенно дома и по ночам, потом на работе ж все время сталкивались. Дядя Лева называл Игоря говнюком, зазывал к себе, предлагал коньячку, совал в карман шоколадки (они и вправду очень даже помогали, когда становилось и вовсе невмоготу, но я старалась не злоупотреблять). Девчонки наперебой давали советы. Пока у нас с Игорем было все хорошо, они завидовали и злились. Теперь же меня все жалели, утешали и с готовностью делились всем, что удалось разузнать про таинственную невесту. Она и в самом деле, оказывается, училась в балетном училище. Ее и Игоря родители были из одной компании, у них у обоих отцы – какие-то медицинские шишки.

Надо же, а я и не знала никогда, кто у него отец! Выходило, что с этой Олей Игорь вместе еще с детского сада, так что мне изначально ничего не светило.

Откуда девчонки все это знали, я не вникала. Я вообще, будь на то моя воля, с радостью отказалась бы от всей этой информации.

Обоим нам выпало дежурить в новогоднюю ночь – волшебное время, когда сословные перегородки в родовспомогательных учреждениях стираются. Ближе к полуночи в ординаторской, куда в обычное время акушерки и санитарки заглядывают разве что мусор вынести или полы протереть, сдвигаются воедино столы, заставляются выпивкой и закуской и возникает благостная атмосфера всеобщего братанья. Если, конечно, нам подфартит и кому-нибудь не приспичит рожать именно в последние мгновенья уходящего года.

Но нам повезло. Ночь была тихая, и родов было немного. Ближе к двум кто-то отыскал в нете подходящую музыку, начались танцы. Когда Игорь пригласил меня, я не нашла в себе сил отказаться. Хотя знала уже, что свадьба его назначена в конце января – мы всем отделением скидывались им на подарок.

Мы и еще две пары кружились на крошечном пятачке. От вина и усталости меня немного развезло. Было так уютно расслабиться в его привычных объятиях и, подчиняясь его движеньям, чувствовать, что он куда-то меня ведет, а от меня самой ничего не зависит…

– Ты дурочка, – прошептал он с упреком. – Мы потеряли целый год! Сама-то хоть иногда жалеешь?

– Иногда жалею, – послушно откликнулась я. – Но только иногда. И потом – уже все, проехали. Чего теперь вспоминать? Желаю тебе счастья. И Оле.

– Спасибо, – он чуть поморщился. – Настя я бы хотел, чтоб ты знала – для меня, все, что у нас с тобой было, ну… для меня все это тоже не просто так…. ну, то есть, я бы не хотел, чтобы ты думала…

– А чтобы ты хотел, чтоб я думала?

Он запнулся, подбирая слова, но тут, весьма кстати, затрезвонили из приемника, чтобы второе акушерское (представленное, в данном случае, в моем лице) шло скорей забирать свою роженицу. Новый год наступил, праздник кончился, всем было пора по своим местам.

*

– Ну как отдежурил?

– Роскошно! Два тазовых, потом мужика одного прокесарили – монитор у него какой-то стремный был, решили не рисковать, еще под утро кровотечение какое-то мерзопакостное у одной бабы – в общем, не скучно было! А ты не рановато сегодня? Случилось что?

– С поездом подфартило.

Складывая одежду в свой, самый дальний от входа локер, я слышу, как то и дело хлопает дверь, пропуская спешащий на работу народ, вздрагивают в воздухе клубы дыма, все в спешке раздеваются, пересмеиваются, перебрасываются словами.

– А мой-то, знаешь… (шепот, смешок) Насилу вырвалась!

– Да ты че? Грех-то какой! Перед самой сменой!

– Ну вот, если теперь что не так, сразу будем знать, кто виноват.

– Да ты что болтаешь, Дашка! Типун тебе на язык, прикуси три раза!

С утра в отделении вечно толчется масса народу: акушерки, процедурная сестра, детская, старшая, интерны, практиканты и ординаторы. С утра дядя Лева делает обход, а мы гуськом следуем за ним. Из палаты в палату, из бокса в бокс, каждый со своей ручкой и блокнотиком. Кто покруче – с планшетом, но я так не люблю. Планшет, на мой взгляд, плохо предсказуем, информация из него может в любое мгновенье исчезнуть. А в нашем случае это может привести к необратимым последствиям.

С утра проводятся плановые процедуры и операции. С утра готовятся выписки, принимаются на плановую госпитализацию пациентки. С утра читаются лекции, проводятся длинные собрания и короткие пятиминутки. Собираются консилиумы, ставятся зубодробительные и неудобопроизносимые диагнозы, выносятся заключения по поводу. Бесконечно распивается чай в сестринской – все время кто-то забегает, щелкает кнопкой, плещет кипяток в чашку с заваркой, и тут же зачастую отставляет стакан со свежезаваренным чаем в сторону – надо бежать, потом, потом, что-то еще до делать… Поэтому на столе всегда стынут три-четыре стакана – готовая декорация сцены безумного чаепития.