Нет плохих вестей из Сиккима - Геннадий Прашкевич

Знает.

Огромные зеркала.

В смутных плоскостях – зал.

Парень в жилетке на голое тело (в «Кобре» на форму не смотрят).

Курит какую-то дрянь, бесцеремонно выдыхает в мою сторону. Только наивные девушки представляют своих современников романтиками. Рядом усатый чел в мешковатой футболке с надписью на пяти языках: «Извините, что мой президент идиот, я за него не голосовал». Похоже, читает только собственную футболку. В смутных отсветах улыбки плохих девчонок – как компьютерные смайлики.

– Прив!

Паша был навеселе.

На всякий случай я заметил, что жду кое-кого.

– Ну? – удивился он. – Капитана милиции? Позорная девка.

Я улыбнулся. На самом деле Паша к капитану милиции неровно дышал.

– Когда меня найдут в постели удушенным, – тут же счел нужным сообщить Паша, – доложи капитану милиции.

– Чего это ты так настроился?

– Не знаю, – покачал он головой. – Но в день, когда мы закончим роман, меня найдут в постели удушенным.

– А ты не торопись. С окончанием романа не торопись, – посоветовал я, не давая Паше впасть в депрессию. – Разветвляй сюжет. Пусть он будет похож на устье Меконга или Волги.

– Ойлэ торопится.

Паша запечалился.

– Ойлэ считает, что слава ей нужна. Сейчас нужна. Завтра, считает она, ей понадобится что-то совсем другое. Роман должен нас прославить. Доходит? И немедленно! Ойлэ торопится жить, – произнес он печально и влюбленно. – Я говорю: Ойлэ, пусть наша героиня страдает. Пусть она страдает, как чистая девушка, не знавшая плохого, и сразу по уши попавшая в грязь. Очищает страдание, говорю я Ойлэ. А она жалеет героиню и лезет мне на колени.

– Боишься мужа – порви с женой.

– А где я буду заколачивать такие бабки?

– Позвони приятелям в Москву. Пиши сценарии мыльных опер. Тоже нелегкий труд, но безопаснее, чем альтернативный роман с женой олигарха.

– Ты не понимаешь. Я хочу покорить Ойлэ.

– Она и так не слезает с твоих колен. Хочешь, чтобы села на шею?

– Я хочу доказать ей, что род Павла Матвеева – уважаемый, старинный дворянский род.

– Это ты о себе?

– А о ком же еще?

– Взращиваешь генеалогическое дерево?

– Тщательно, – покивал он. – Заказал поиски двум архивистам-бандитам. Те еще ребята! Тонна баксов понадобилась для изысканий. Зато, в отличие от тебя, я знаю всю свою родословную. А искусствоведы подбирают портреты.

– Чьи?

– Предков.

– Чьих предков?

– Моих, – проникновенно пояснил Паша. – Корни моего рода уходят в глубину самых темных веков. Не то что у тебя, выскочка безродный. Он заставил С. написать свои портреты в костюмах бенедиктинского монаха и маркиза XVIII столетия, и в разговоре скромно дает понять, что это его портреты в прошлых инкарнациях. Это из твоей тетрадки. Добавлю полтонны баксов – и мне подробно опишут дворян моего рода времен каменноугольной эпохи. Пришло время пронзительных истин. Когда меня задушат в постели, внимательно осмотри портреты, развешенные на стенах. Попробуй поразмышлять о бренности существования. Это только тебе легко, – опечаленно покачал Паша головой. – Ты ничего не помнишь. У тебя, может, предков вообще не было. Что бы ты о себе ни рассказал, всему поверят. А твой настоящий отец, может, до сих пор тянет срок за изнасилование, а мать... Ладно, про мать молчу. Может, она была морским министром, правда? – Он явно завидовал моим возможностям. – А мои предки даже на портретах такие самцы!

Мы прикончили полбутылки «Хеннеси».

Никто не звонил, никто не подавал никаких знаков.

– Я тут недавно поймал Ойлэ за твоей «Эволюцией».

И этот туда же.

Я потянул носом.

Я уже не слушал Пашу.

Я погрузился в свои мысли.

Перед караваном должен крутиться облезлый пес. Вот хорошая деталь для новой игры. Нет плохих вестей из Сиккима. Облезлый пес отвлечет внимание геймеров от ненужных деталей. Это с «Эволюцией» я сразу попал в точку: услышал музыку сфер, угадал артефакт, свалившийся в кипящие воды доисторического океана.

Динамика!

Прежде всего динамика!

Руби щупальца цефалопод, отражай атаки ракоскорпионов, соси из ювенильных источников сладкие радиоактивные элементы. Бьет по нервам! Куда Паше с его альтернативным романом! Заросли мрачных чарний, океанские бездны, бледные архейские медузы, мир тьмы, ужаса – любой неверный ход ведет к мутациям, чаще всего неустойчивым. Ты сам строишь ход истории. Животный и растительный мир зависит от твоего воображения. Ты – Творец. Ты исследуешь тупики, намечаешь будущее. Ошибки, понятно, не исключены. Из одноклеточных организмов вдруг вырастают монстры. Неведомые создания пожирают друг друга. Грандиозные поединки, карнавал все новых и новых форм. От акул к земноводным, от псилофитов к покрытосемянным, из эры гигантов в эру кривоногих и волосатых самцов Матвеевых. А там и до выхода в Космос рукой подать.

Мы чокнулись.

– Твое здоровье, глупак!

Когда Пашу сильно развозит, он вспоминает множество болгарских слов, потому что три года учился в Софийском университете.

Ладно.

Я глупак.

Но Паша не отставал.

– Ты не просто глупак. Ты маймуна. Молчи! Не возражай! Посмотри туда. Видишь ту позорную чучулигу? – Он судорожно тыкал пальцем в кривляющуюся у бара девчонку с личиком-смайликом. – Не знаю ее. Почему? А та пепелянка? – тыкал он в сторону задымленной женщины. – Ее тоже не знаю.

Было поздно.

Хлопали пробки.

Через столик от нас расположился толстый поц с лысой головой и свинячьими глазками. На нем был безумно дорогой костюм – правда, сидел дерьмово. В сосисочно пухлых пальцах поблескивал бокал с Chateau Margaux. Что ж, такая бутылка стоит того, чтобы ее все видели. Правой рукой поц гладил девку – типичную пепелянку в чем-то прадо-гуччи-подобном, конечно, с сумочкой Vuitton и длинным розовым маникюром. Они обсуждали отдых в Сардинии. (Где еще сейчас оторваться?) Я слышал каждое слово. Обсудив Сардинию, перешли на последнюю коллекцию Гальяно, вспомнили о нашествии наглых русских моделек в нижний бар Plaza Athenee в Париже, сошлись на том, что ресторан Nobu стал хуже, а в Лондоне холодно, и к черту «Челси», и даже Prada вот уже несколько démodé (выходит из моды).

Резво для поца.

Впрочем, что я о нем знаю?

Не слушая тоскующего Пашу (когда мы закончим роман), я порадовался с поцем и пепелянкой за какую-то Аню, которая, оказывается, спит с Николя, и нервно посмеялся над замужеством неизвестной мне Ксюши (козлица винторогая), а Танька, оказывается, вообще шлюха.

Хочешь отомстить за дороговизну авиабилета – плюнь в стюардессу.