Возвращение любви - Ирина Хохлова

О чем? Да о чем угодно!

Пришел как-то с томиком Чехова в руке. Елена кое-что постирала: майки, носки, полотенце. И развешивала во дворе. Отец сидел на крыльце, грелся на солнышке. Петр поздоровался, сел рядом. Поговорили о погоде, о нынешних травах. Потом отец вспомнил, что надо купить хлеба, в доме нет. Елена и Петр вызвались сходить. По дороге в лавку Петр сказал:

— Перечитал нынче «Душечку». Будто и не читал прежде. Здорово!

— И выбираешь же рассказы, — усмехнулась Елена.

— Что ты хочешь сказать? — озадаченно посмотрел на нее Петр.

— Чехов не любил женщин. А в «Душеньке» уж так издевается над бедной бабой, что я просто злюсь на него.

— Ты давно читала?

— Ну, как давно… Зимой.

— Милая кузина, Чехов в этом рассказе не издевается над женщиной, он поет гимн в ее честь. Это ты так прочла: глупая мещанка, у которой и мыслей-то своих нет. Да не так это, не так!

— Странно, Петр, ты ведь тоже не любишь женщин.

— Почему ты так решила?

— Ну, твой жизненный опыт…

— A-а, бывшие жены… Они были похожи на жену ветеринара Смирнина.

Петр раскрыл на ходу томик и прочитал:

— «Приехала жена ветеринара, худая некрасивая дама с короткими волосами и с капризным выражением…» Вот это капризное выражение на некрасивом лице самое ужасное, что осталось в моей памяти от жен. К тому же они изменяли, эти воблы. Представляешь? И не потому, что кого-то любили или были мною недовольны, а только ради того, чтобы похвастаться перед подругами, такими же мелкими хищницами.

— Зол, так зол, что даже лицо побледнело.

— Признаюсь, не люблю эту породу людей безотносительно к тому, мужчины это или женщины. Их главная черта — эгоизм. Этим эгоизмом они пропитаны, как ядом. Ради удовольствия, ради похоти они переступят через любые нравственные законы. Соврать, украсть, сподличать им ничего не стоит, у них никогда не бывает угрызений совести. А Душечка? А Ольга Семеновна? Да ты что, кузина! Я ее обожаю. Я восхищаюсь ею. Попадись она на моем пути, я стал бы великим человеком.

Елена засмеялась:

— Ты меня поражаешь, Петр!

— А вот послушай.

Петр усадил Елену на скамейку, которая стояла на обрыве. Отсюда открывался красивый вид на излучину реки, на таежные холмы по ту сторону. Полистав книгу, Петр прочитал:

— «В конце концов несчастья Кукина тронули ее, она его полюбила». А? Каково?

— Да, да, да, — насмешливо закивала Елена. — И стала говорить словами, а вернее повторять слова этого жалкого антрепренера и содержателя увеселительного сада о глупой публике.

— Не торопись, — остановил ее Петр. — Чехов пишет далее: «Она постоянно любила кого-нибудь и не могла без этого». Вот суть ее существа — любить. Моя вторая жена была чрезвычайно грамотной. Читала на трех языках.

И ты думаешь, прочитанные ею книги возбудили хотя бы одну оригинальную мысль? Да нет же, нет! Она повторяла чужие мысли, бессовестно выдавая их за свои. Душечка никогда не опустилась бы до этого.

— Но она быстро забыла своего Кукина.

— Управляющий лесным складом Пустовалов был человеком обеспеченным. Многие женщины вышли бы за него из меркантильных соображений! А Душечка полюбила. И как? «Так полюбила, что всю ночь не спала и горела». Ее истинное состояние — это состояние любви. Ты послушай. «По субботам Пустовалов и она ходили ко всенощной, в праздники к ранней обедне и, возвращаясь из церкви, шли рядышком, с умиленными лицами, от обоих хорошо пахло, и ее шелковое платье приятно шумело; а дома пили чай со сдобным хлебом и с разными кореньями, потом кушали пирог». А?

— Что за этим «а»? Я должна восхищаться?

— Ты пойми — они были счастливы. Нас учили, что счастье — это когда тебе хорошо? И неважно, какое оно, счастье, главное — чтоб было хорошо. А хорошо бывает, когда ты любишь и тебя любят.

— Но можно любить…

— Ты хочешь сказать, что есть любовь возвышенная и так себе, кошачья? Нет, милая кузина. Любовь или есть, или ее нет. Или она приносит счастье тебе и другому, или она придумана. Душечка любила так же, как Анна Каренина.

— Та пошла на смерть.

— И глупо сделала. В ней было много примешано от той породы, которую я назвала эгоистичной. Душечка выше ее и благородней, что ли, в своем бескорыстии. Карениной было мало, что она любит, ей еще непременно надо было, чтобы ее любил Вронский с тем же пылом, что раньше. А Душечка приняла ветеринара Смирнина с его женой и ребенком. Она имела на него право, но не стала ни требовать, ни упрекать, а всей силой своего сердца полюбила сына ветеринара. Это ли не великая женщина!

Елена взяла из рук Петра книгу и быстро нашла нужное место.

— Вот твоя Душечка, — и прочитала: «Глядела она безучастно на свой пустой двор, ни о чем не думала, ничего не хотела, а потом, когда наступила ночь, шла спать и видела во сне свой пустой двор». Ты понял, Петр? Это ведь о ее собственной пустоте. Как я могу восхищаться такой женщиной?

— Все так и не так.

— Тебе этих строк мало?

— Наоборот: эти строки доказывают мою правоту.

— Это как?

— Очень просто. Я ведь веду речь о том, что женщина вызывает во мне ужас, она не способна любить никого, кроме самой себя. Душечка становится пустой, как воздушный шар, когда из него выпустили газ, но только в тех случаях, когда ей некого любить. И она возносится над землей, она витает, когда сердце ее наполняется любовью к другому. У нее нет ни капли эгоизма, она сама вся и есть любовь, то есть истинная женщина. Смотри, о чем она мечтает! «Ей бы такую любовь, которая захватила бы все ее существо, всю душу, разум, дала ей мысли, направление жизни…» Любовь дает направление жизни! Вот ведь что, милая моя кузина. Женщина без любви в сердце — это самое жалкое, что может быть в природе. Но любящая женщина — это богиня.

— Согласна, — улыбнулась Елена. — Но Чехов, пожалуй, не об этом думал, описывая Душечку.

— При чем тут Чехов? — сказал Петр с тоской в голосе.

— Но мы вроде говорили о нем.

— Мы говорили о женщине…

Вот такого рода диспуты происходили между Еленой и Петром изо дня в день. В тот раз так заговорились, что магазинчик закрылся и они вернулись домой без хлеба, пришлось занимать у соседей. Елена не видела ничего плохого в том, что многие часы проводила в обществе Петра. Это всегда было на виду, а где нет тайны, там, как известно, нет и греха. Позже поняла, что все-таки была неосторожна.

Лишь однажды разговор с Петром зашел, кажется, слишком далеко. Она спросила из простого женского любопытства:

— Что ж ты женился и раз, и второй, если так их не любил, дорогой мой Петр?

— Тебе охота знать?