Привет, любимая (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна

      Только я об этом подумала, как за спиной вдалеке послышался звук мотора. И вовсе мне не казалось, что это Мишкин мотоцикл. Однако береженого бог бережет.

      Высокая трава гостеприимно приняла меня и сомкнулась за моей спиной. Ну, надо же. Ведь есть у меня интуиция. Это действительно Рыжий. Наверное, ему Олег сказал, где меня искать.

      Мишка доехал до перелеска и повернул обратно. Меня не заметил. Я подождала, пока этот лихач скроется из виду и выползла из травы на тропинку. Теперь-то доберусь до станции без помех. Последний раз оглянулась на деревню. Крыши домов растворялись в сиреневатой дымке. Вздохнула. И чего дурю? Но переломила свое настроение и зашагала к перелеску.

      ...Здесь идти стало легче. Не палило солнце. Пели птицы. Воздух был свеж. Дорожка благополучно довела меня почти до самой станции. Вот именно, что почти. У последнего поворота я увидела Мишку. На мотоцикле.

      Бежать! Немедленно! Чемодан с сумкой бросить и бежать! Назад! В кусты! Куда угодно!

      Мишка перекинул ногу через седло, спрыгнул на землю и, нахально улыбаясь, спросил:

      - Удираешь? Не хочешь решать свои проблемы?

      - Это ваши проблемы, не мои.

      Я хотела обойти Мишку вместе с его "Явой", увы - не получилось. Он вырвал у меня из рук и чемодан, и сумку. Швырнул их на землю. Крепко сжал мне запястье правой руки.

      - Ты никуда не поедешь.

      - Поеду, Миша. Меня даже локомотив не остановит.

      - Нет, не поедешь.

      Мы стояли друг против друга и оба гневно сверкали глазами.

      - Как ты меня выследил? Тебе Олег сказал, да?

      - Олег? - удивился Мишка, не отпуская мою руку, - Олег сказал, что не видел тебя с вечера. А он видел?

      Кажется, Рыжий просто рассвирепел. Пока спокоен, но через пару секунд взорвется. Вот это темперамент!

      - Какое твое дело?

      - А мне до всего есть дело

      - Значит, веночки ты мне ночью подкинул? - я сразу вспомнила, где сейчас лежат эти веночки.

      - Я, - самодовольно сознался Мишка.

      - И платочек - ты?

      - Какой платочек?

      - Беленький, кружевной...

      - Нет, не я, - растерялся Рыжий. - Наверное, это Толик. Я как-то у него такой видел. Решил, у него с головой плохо. А с какой это стати ты раздариваешь всем мужикам подряд свои кружевные платочки?

      Ревнует? Хм. Интересно, какое у него на это право? На мой взгляд, никакого.

      - По-моему, с головой плохо не только у Толика, но и у тебя, Мишенька. Вам обоим надо лечиться. А мне надо в город.

      - Опять за свое? - спокойно удивился Мишка. - Сказал же: никуда не едешь.

      Мне надоело препираться. Легко ведь и на электричку опоздать. Потому я рванулась изо всех сил. Бесполезно. Теперь он схватился за меня двумя руками.

      - Убери руки, Рыжий!

      Он отрицательно покачал головой.

      Я сделала попытку протаранить эту гору мускулов. Кусалась, брыкалась. Все попытки закончились плачевно. Он, точно клещами, зажал мою шею согнутой в локте рукой. Больно-то как! А дальше... наверное, земля разверзлась у меня под ногами. Не было нежности, как тогда, в лесу. Не было и страсти, как на опушке. Была одна ярость. Мишкины губы даже не обжигали - жгли, как уголья. И не волна нас мягко несла на себе, а свирепая махина цунами подбрасывала и швыряла. И, все равно, - лучше этого ничего у меня в жизни не случалось. Я готова была простоять так полгода.

      Наконец поцелуй иссяк. Не хватало воздуха. Мишка посмотрел на меня мутными глазами и хрипло спросил:

      - Ты и теперь считаешь, что тебе надо уехать?

      Я молчала. А что я могла сказать? Срочно возникла необходимость поправить блузку. Она выбилась из юбки и расстегнулась.

      - Ты не ответила!

      - Отпусти. Я приведу себя в порядок и отвечу тебе.

      - Мне больше нравится, когда ты в беспорядке, - пробормотал он и нехотя разжал руки. Дыхание и у меня, и у него восстанавливалось с трудом. А у меня еще дрожали руки, и блузка никак не застегивалась.

      - Ну, - потребовал этот проходимец. - Я жду!

      - Мне не из чего было выбирать...

      - То есть, как?

      - Один оказался трусом, другой - предателем.

      Рыжий растерянно и оскорблено посмотрел на меня.

      - Ты - змея, Алька! Ты просто змея! Кого я предал? Тебя? И когда же?

      - А в тот самый вечер, после леса.

      - Что? Я уже и с друзьями не могу поболтать?

      - Ты сам знаешь, что дело не в этом. Дело в том, что... Дело в...

      - В Олеге, - перебил он меня. - Конечно! Как я сразу не догадался? Мы любим труса!

      - Да, он - трус! - я закусила губу и попыталась сосредоточиться, дабы поточней сформулировать свои чувства.

      Мишка не дождался. Внимательно посмотрел на меня и махнул рукой:

      - Уезжай. И, дай нам бог, никогда больше не встретиться. Ты настоящая змея.

      - Давай, плюну тебе в рожу? - взвилась я. - Говорят, змеиный яд помогает!

      Схватила свои баулы и бегом бросилась к станции.

* * *

      Весь август я была невменяемой. Кидалась на друзей и знакомых, как цепная псина. В сентябре стало легче. Немного отвлекала школа. Одноклассники от меня быстро отстали. Зато классная прицепилась: расскажи да расскажи, что происходит? Как будто это ее дело. Я терпела, терпела, наконец нахамила ей так, что меня вызывали к директору. Ничего. Обошлось. Зато больше никто не приставал и не лез в душу. Действительно, надо же человеку прийти в себя?

      Приходила в себя я долго и трудно. Днем мне за каждым углом мерещился Олег. Вспоминала я его таким, каким видела в последний раз - осунувшимся и серьезным. Попытки отделаться от надоедливого образа оставались безуспешными. А по ночам я сгорала от желания быть с Рыжим. Каждая клеточка моего тела помнила его. Память постоянно подбрасывала цветные картинки: вот мы у родника, вот он гонит по деревне на своей "Яве", вот мы у станции... Эта раздвоенность терзала меня больше всего. Хотелось физической близости. Причем, только с одним единственным человеком... Но ведь без Олега я тоже не могу. Или могу? Нет, я безнадежно испорчена и развратна. Я просто извращенка и шлюха. И в кого только я такая уродилась? Сон и аппетит пропали бесследно. В школе появились неразрешимые проблемы: вместо пятерок - тройки, вместо благодарностей - постоянные вызовы отца к учителям. Я даже прогуливать начала. Отец только всплескивал руками и ужасался. Еще бы! Выпускной класс. А я продолжала изводить себя. В наказание за свою испорченность лишила себя всех удовольствий, сидела дома. Мне было стыдно смотреть в лица знакомых. Постоянно казалось, что они про меня все знают. Так и шло. Моя душа стала примиряться с моей развратностью.