Привет, любимая (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна

      И увидела. На лавочке перед Светкиным домом - все, кто ходил на родник. ...Мишка тоже. Предатель. Вот вам и вся любовь. Рыжий что-то рассказывал ребятам и размахивал руками, как ветряная мельница, едва удерживаясь на мотоцикле. Ведь навернется, ненормальный. До меня долетел взрыв хохота. Наверное, обо мне треплется. Не прошло и года. Каков актер? А мне говорил: "Серьезно... Выбирай..." Тут кто-то из них заметил меня. Смех оборвался, и все головы повернулись в мою сторону. Так и есть. Обо мне говорили. Ну, Рыжий... Ненавижу... Я повернулась спиной к веселой компании, всем своим видом показывая, что они для меня - пустое место. Дождалась стада. Загнала корову домой. Заодно и подоила ее. После ужина помогла тете Нине убраться. Та уж и не знала, что ей со мной делать дальше. Дабы тетка не наживала себе головную боль, пришлось сделать вид, будто иду к Светке. А сама пошла в овраг. Там обычно в это время дня никого не наблюдалось. Не хотелось столкнуться с кем-нибудь.

      Хорошо, что на лавочке уже никого нет. Я вздохнула с облегчением. Напрасно. В проулке нарвалась на Олега. Увидев меня, он презрительно усмехнулся. Что-то в моей душе болезненно сжалось, но слез не было. Все выплакала. Я так устала от дурацких проблем. Даже от Олега устала. От мыслей о нем. И он, наверное, что-то понял. Встревоженно взглянул и посторонился, уступая дорогу.

      В овраге я легла на траву и сунула в рот лист дикого щавеля. Лежала, смотрела в небо и жевала щавель. Думала, думала... Потом лежать стало прохладно. Пришлось сесть. От щавеля щипало язык, да это вот коровье пережевывание помогало сосредоточиться.

      Невеселые мысли бродили в голове. Очень невеселые. Такая карусель вокруг завертелась. Одни сплошные неприятности, а сил бороться нет. Да и какой из меня борец? Лучший выход из положения - уехать домой. Вот до чего я додумалась. В самом деле, где лучше всего зализывать раны? Дома, конечно. Мы все живем в городе. Или почти все. В деревню приезжаем в каникулы и на выходные. И общаемся только здесь. Если не считать нас со Светкой. Все равно, последнее лето я здесь. Уеду на месяц раньше. Подумаешь! А в городе... Город такой большой, что случайная встреча там почти невозможна. Да и что мне случайная встреча в толпе людей? Уехать домой - единственный разумный выход. И достойный. Решено, я уеду. Через два дня. Лучше, через три. Мне с этим Крокодилом, с Толиком, еще посчитаться надо. За "дуру-девку".

      Как только решение было принято, сразу возникла жажда деятельности. Надо чемодан собрать, с тетей Ниной объясниться. Я вскочила на ноги. От озера шла толпа ребят. Они что-то кричали мне и призывно махали руками. Есть и другая дорога домой. Можно обойтись без столкновения. Все решено. Эти люди вычеркнуты из моей жизни. И точка.

* * *

      Тетя Нина была поставлена в известность сразу.

      - Через три дня я уезжаю домой.

      - Что? - переспросила она.

      - Через три дня я уезжаю домой.

      До глубокой ночи мы выясняли отношения с теткой. Потом расплакались. Потом помирились и сели играть в карты. Так и уснули на кухне - на драном топчане.

      Вечером следующего дня мы отправились к магазину, звонить моему отцу. И опять невезение. В очереди к автомату перед нами только четверо. Все те же Светка с Олегом и Мишка с Толиком. Вот вездесущие! Они только переглянулись между собой и вежливо уступили тете Нине свою очередь.

      Тетка затолкала меня в тесную кабинку рядом с собой. Орала она в трубку так, что ее слышала вся деревня:

      - Да... Я не знаю, что с ней сделалося... Нет, я довольна... Ну, впрямь довольна... Да, нет, это не я ж... Это она сама... Не хочет быть у меня... Володя, я тебе русским языком говорю, она завтра уезжает домой... Да... Что, я ее силой держать буду?... Нет, здорова... Да ты сам с ней поговори!

      Тетка сунула мне в руку трубку. Я вытерла со лба пот. В кабинке было душно.

      - Здравствуй, пап. ... Да, еду. Завтра...

      Мишка, который делал подозрительные круги вокруг будки, застыл, как вкопанный. Олег, Толик, Светка разом повернулись к нам и уставились на меня. И, может, пыльное стекло будки, может, вечерний свет сыграли с ними злую шутку? Но мне они показались бледными, слегка перепуганными.

      - Нет, пап. Сейчас не могу... Я все равно... Ладно... Ладно, я сказала... Приеду и поговорим...

      Вешая трубку на рычажок я тихо спросила тетку:

      - Теть Нин, можно я тебя под руку возьму?

      Она оглянулась вокруг, понимающе улыбнулась и подставила локоть. Так мы и вывалились из будки под ручку. Если у кого-то возникло желание подойти, то теперь оно было точно неосуществимо. Все подходы сознательно заминированы. И это доставляло особого рода удовольствие. Кроме всего прочего, с утра удалось осуществить план мести Толику. И целого дня, как планировалось вначале, не понадобилось. Прямо после ухода стада оказалось, что задрипанный мопед этого Крокодила остался на улице без хозяина. И рядом никого нет. Я метнулась домой. Через пять минут в бензобаке мопеда тихо растворялись четыре куска сахара-рафинада. Можно бы и два - вполне достаточно, но четыре - надежней. Влетит Толику от матери крепко. Один ремонт в мастерской займет несколько месяцев. Я уж не говорю о деньгах. Долго он будет меня помнить. Вот и все. Теперь можно уезжать со спокойной совестью.

      Дома тетя Нина сказала мне:

      - Слышь-ка, Александра, сядь. Поговорим.

      Я села и уставилась на нее. Опять, что ли начнем выяснять отношения?

      - Ну, с какого дурика ты чудишь? - устало проговорила тетка. - Я ить не дура. Я вот в будке-то постояла, так все и поняла.

      - Да не все ты поняла, теть Нин. Не могла ты все понять.

      - Пусть не все, а тоже не слепая. Ты плюнь на него-то. Плюнь. Мало ли парней вокруг?

      Я молчала. Как ей объяснить то, что не могу объяснить самой себе?

      - Вон Рыженький, - опять завелась тетка. - Как его? Мишка, что ли? Ну, Соколихи внук. Так котору неделю возле нашей калитки отирается. А что? Он парень видный. По нем у нас много девок сохнет. И бабы. Молодые которые. А на этого своего плюнь!

      - Да на кого? - я сделала вид, что не понимаю.

      - На Олега своего! Тьфу! Цыган он и есть цыган бессовестный.

      - Ты за что на него взъелась-то?

      - А так... - разозлилась тетка. - И ненашенские они. Пришлые.

      - Как пришлые? - уже по-настоящему не поняла я.

      - А вот так, - пояснила она. - Бабка их, Люба, - беженка. К нам ее во время войны определили. На постой к Калмыкову Витаське. Она у них после войны полдома купила. Работала на номерном заводе. Отсюда в город моталась. Муж у нее в сорок третьем погиб, у Любы... А Мишка наш, коренной. Сама знаешь, Кузнецовых здесь полдеревни.