Употребитель - Алма Катсу

— Боюсь, мои слова предназначены только для твоих ушей. Могли бы мы, по крайней мере, немного прогуляться вдвоем? — спросил Джонатан и слегка поклонился моим сестрам, дав им понять, что извиняется перед ними.

Я бросила вилы на землю, сняла перчатки и пошла в сторону леса.

Джонатан догнал меня и пошел рядом, держа коня в поводу.

— Что ж, давненько мы не виделись, верно? — начал он не слишком уверенно.

— У меня нет времени на любезности, — буркнула я. — Дел по горло.

Джонатан оставил экивоки:

— Ах, Ланни. Мне никогда не удавалось тебя обмануть. Я скучал по тебе, но сегодня я пришел не из-за этого. Мне нужен твой совет; я не мастак решать свои проблемы, а ты всегда все видишь так ясно и четко…

— Хватит мне льстить, — сказала я, утирая пот со лба грязным рукавом. — Я тебе не царь Соломон. В городе найдутся люди поумнее меня, у кого ты мог бы попросить совета, а значит, ко мне ты пришел потому, что вляпался в такую беду, о которой больше никому рассказать не можешь. Ну, выкладывай. Что ты натворил на этот раз?

— Ты права. Мне не к кому больше обратиться, кроме тебя. — Красавец Джонатан смущенно отвел взгляд в сторону. — Речь о Софии. Наверное, ты сама догадалась, и я не сомневаюсь: меньше всего тебе хочется слышать ее имя…

— Ты даже не представляешь, как мне этого не хочется, — пробормотала я, приподняв складки юбки с двух сторон и заправив за пояс, чтобы подол не задевал землю.

— Несколько месяцев мы с ней были счастливы, Ланни. Я бы ни за что не подумал, что так будет. Мы с ней такие разные, и все же… Мне сразу стало с ней хорошо. Она мыслит по-своему и не боится открыто говорить обо всем. — Джонатан говорил и говорил, не замечая, что я остановилась как вкопанная, раскрыв рот от изумления. А разве я не разговаривала с ним открыто? Ну, быть может, я не во всем была с ним откровенна, но разве мы не беседовали, как равные, как друзья? Я была просто потрясена тем, что он считал Софию какой-то необычной, уникальной. — Это тем более удивительно, — продолжал Джонатан, — если учесть, из какой семьи она родом. Она рассказала мне о своем отце. Он пьяница и картежник, бьет жену и дочерей.

— Тоби Остергард, — сказала я. Меня удивило то, что Джонатан не знал о дурной репутации Тоби, но на самом деле это говорило лишь о том, что он мало общался с другими горожанами. Про Остергарда знали все в городе. Все знали, что он плохой отец и неважный добытчик. На ферме у него дела не ладились, поэтому по выходным он рыл могилы, чтобы иметь хоть какой-то приработок. Впрочем, заработанные деньги Тоби обычно сразу пропивал. — Ее брат год назад убежал из дому, — сказала я Джонатану. — Он подрался с отцом, и Тоби ударил его по лицу лопатой, которой роет могилы.

Джонатану, похоже, стало не на шутку страшно за Софию.

— Да, — сказал он, — детство у нее было суровое, и это закалило Софию, и все же она не ожесточилась и не озлобилась даже после того, как неудачно вышла замуж. Она очень сожалеет о том, что согласилась на этот брак — тем более теперь, когда…

— Когда — что? — поторопила его я. От страха у меня сжалось горло.

— Она говорит мне, что беременна, — выпалил Джонатан, повернувшись ко мне. — Она клянется, что ребенок мой. Я не знаю, что делать.

Его глаза были полны ужаса. Я поняла: он очень смущен из-за того, что пришлось рассказать мне о случившемся. Я бы дала ему пощечину, если бы не было так очевидно, что он вовсе не хочет меня обидеть. И все же мне хотелось сказать ему прямо в лицо: он несколько месяцев якшался с этой женщиной, так чего же он ожидал? Ему еще повезло, что это не случилось раньше.

— Что ты собираешься делать? — спросила я.

— Желание Софии очень простое и ясное: она хочет, чтобы мы поженились и вместе растили наше дитя.

Горький смех сорвался с моих губ:

— Она, наверное, сошла с ума. Твоя семья ни за что этого не допустит.

Джонатан бросил на меня резкий, сердитый взгляд. Я пожалела о вспышке язвительности.

— Ладно, — произнесла я более или менее примирительно. — Скажи, что ты хочешь делать?

Джонатан покачал головой:

— Сказать правду, Ланни, я сам не знаю.

Но я ему не поверила. Тон его был растерянным. Он словно бы что-то скрывал от меня, не решался сказать. Он очень сильно изменился, стал не похож на того Джонатана, которого я знала, — на негодяя, который мечтал как можно дольше остаться незаарканенным.

Если бы он только знал, в какое смятение поверг меня! С одной стороны, Джонатан был так несчастен и беспомощен, что явно не был способен мыслить ясно, и мне стало жаль его. С другой стороны, моя гордость была задета до боли. С меня словно кожу сняли заживо. Я медленно пошла вокруг Джонатана, прижав к губам костяшки пальцев:

— Ладно, давай поразмыслим спокойно. Не сомневаюсь, ты не хуже меня знаешь, что от таких неприятностей можно избавиться. Она должна пойти к знахарке… — Я вдруг подумала о Магде: наверняка она должна была знать, что делать в таких случаях. Такое в ее работе случалось. — Я слышала, что помогает травяной отвар и еще что-то. Знахарки знают, что делать.

Джонатан покраснел и покачал головой:

— Она не пойдет. Она хочет родить ребенка.

— Но ей нельзя рожать! Просто безумие поощрять ее желание!

— Ну, если ее желание безумно, значит, она и впрямь не в своем уме.

— Но как же… как же твой отец? Ты не подумал обратиться за советом к нему?

Мое предложение было не таким уж нелепым: все знали, что Чарльз Сент-Эндрю приударяет за своими служанками. Вероятно, пару раз он и сам оказывался в таком положении, в какое угодил Джонатан.

Он фыркнул, как испуганная лошадь:

— Думаю, мне все же придется рассказать об этом старине Чарльзу, но не могу сказать, что я жду не дождусь этого разговора. Он-то, конечно, скажет, что знает, как поступить с Софией, но я очень за нее боюсь.

Я догадалась, каков может быть итог: Чарльз Сент-Эндрю заставит сына порвать всяческие отношения с Софией. Родится ребенок или нет — но они больше не станут встречаться. Хуже того: Чарльз мог настоять на том, чтобы обо всем узнал Иеремия, а тот мог потребовать развода с женой-прелюбодейкой и суда над Джонатаном. Либо он мог получить от семейства Сент-Эндрю плату за моральный ущерб. Ему заплатят за молчание, а он вырастит ребенка, как своего. Что произойдет, когда обо всем узнает Чарльз Сент-Эндрю, оставалось только гадать.

— Мой дорогой Джонатан, — пробормотала я, отчаянно пытаясь сообразить, что ему посоветовать, — мне очень жаль, что у тебя такие неприятности. Но прежде чем ты пойдешь и все расскажешь отцу, позволь мне денек поразмышлять. Может быть, что-нибудь придумаю.

— Миленькая моя Ланни, — проговорил Джонатан, глядя через мое плечо на моих сестер, которые скрылись от наших глаз за стогом сена. — Как всегда, ты спасаешь меня. — Я не успела опомниться, как обнял меня за плечи, притянул к себе, почти оторвал от земли и поцеловал. Но это был не братский поцелуй в щечку. Этим страстным поцелуем Джонатан напомнил мне, что может в любое мгновение, когда только пожелает, пробудить во мне желание и напомнить, что я принадлежу ему. Прижав меня к себе, он задрожал, а когда он отпустил меня, мы оба тяжело дышали. — Ты — мой ангел, — хрипло прошептал Джонатан мне на ухо. — Без тебя я бы пропал.

Ведал ли он, что творит, говоря такое девушке, отчаянно в него влюбленной? Я задумалась: действительно ли ему была нужна моя помощь, мой совет в этом щекотливом деле, или он просто пришел искать утешения у единственной девушки в городе, которая не разлюбит его, что бы он ни натворил? Меня согревала мысль о том, что какая-то часть Джонатана любит меня чистой любовью и не хочет меня разочаровать. Не могу положа руку на сердце сказать, что тогда мне были ясны истинные намерения Джонатана. Сомневаюсь, что они и ему самому были ясны. В конце концов, он тогда был еще довольно юн и впервые угодил в большую беду. Возможно, Джонатану хотелось верить, что если Господь простит ему это прегрешение, он исправится и останется с той девушкой, которая любит его всем сердцем.

Он вскочил на коня и, учтиво поклонившись моим сестрам, поскакал в сторону своего дома. Но прежде чем он доскакал до края поля и скрылся из глаз, мне в голову пришла одна мысль — потому что я была девушка неглупая и соображала неплохо, а особенно когда дело касалось Джонатана.

Я решила на следующий день навестить Софию и поговорить с ней с глазу на глаз. Я дождалась момента, когда мне нужно было на ночь загнать кур в курятник, чтобы на мое отсутствие не обратили внимания. Покончив с работой, я отправилась к ферме Якобсов. На ферме у них было гораздо тише, чем у нас, — большей частью потому, что они держали меньше скота, и потому, что за живностью ухаживали только муж с женой. Я прокралась к амбару, надеясь, что не наткнусь на Иеремию и найду Софию. Так и вышло. Она загоняла в стойло трех косматых овец.