Дзен в искусстве стрельбы из лука - Ойген Херригель

* Мистическое соединение с божеством {лат.).

тельно, а получает спасение. Отказ от своего «я» требуется только на время, только ради не терпящего двойственности единства, потому что Бог входит исключительно в те души, которые без всякого сопротивления в качестве высшей жертвы принесли свою возможность быть самими собой. И если возрождение произошло, то душа становится богоданной серединой, живет сама по себе, подобно колесу, которое катится само собой.

А в понимании дзэн существование человека само по себе экстатично и эксцентрично*, независимо от того, осознает он это или нет. Чем сильнее человек осознает свое «я», пытается возвыситься и совершенствоваться, что в действительности невозможно даже в самом слабом приближении, тем заметнее он отходит от центра бытия, который уже вовсе не его собственный центр.

* Судя по употреблению в тексте, автор использует слова экстатично и эксцентрично, исходя из этимологического уровня, т. е. экстатично — с утратой статичности (неподвижности) , эксцентрично — с потерянным центром.

Для дзэн-буддиста все сущее, кроме человека (животные и растения, камни и земля, воздух, огонь и вода), неприхотливо живет через середину бытия, не покидая ее и даже не имея возможности ее покинуть. Если заблудшему и запутавшемуся человеку нужна безопасность и невинность бытия, в которой так убедительно живет все сущее, в основе своей безнамеренно, тогда ему необходимо радикально измениться. Он должен по собственной воле отказаться от пути, ложность которого подтвердили тысячи страхов и несчастий, должен отринуть от себя все, что обещало привести его к самому себе, к манящему чуду жизни, — отказаться, чтобы вернуться в «дом Истины», который он, едва оперившись, мужественно покинул, погнавшись за фантомами. Он должен стать не «подобным ребенку», а подобным лесу и скале, цветку и плоду, погоде и буре.

В дзэн ил го обозначает возвращение, воссоздание изначального, но утраченного состояния. Чтобы, подобно животным, растениям и всему сущему, жить в равновесии, человек должен пройти путь, отрицающий все неуравновешенное, что в нем есть.

В Восточной Азии это возвращение и обращение не отдают на откуп случаю. Их можно подготовить. Так делают в Японии. В дзэн-буддизме для этого пути существует особая методика.

Против принятого в дзэн-буддизме понимания бытия можно выдвинуть одно возражение: человек на Востоке за свою долгую историю никогда столь безнадежно далеко не отходил от природы, как, скажем, человек европейский. Это легко доказать не только на бытовых примерах, но даже еще более убедительно на основе восточноазиатского искусства. Правда, следует иметь в виду, что даже извечная близость к природе — это еще далеко не близость к дзэн. Природа (как бы ее ни определяли) — это ни в коем случае не всеобъемлющая Истина, жизнь через которую составляет сущность дзэн. Но и это не объясняет, почему житель Восточной Азии, и прежде всего японец, практически не отходит от традиционных отношений и даже не пытается от них отойти, несмотря на всю модернизацию своей жизни в экономическом, политическом и техническом аспектах. Итак, подобное возражение не обосновано и не затрагивает сути, потому что, когда дзэн-буддизм проник в Японию, о модернизации жизни речь еще не шла. И хотя тогда люди жили в непосредственной близости к природе и беспрекословно соблюдали традиции, дзэн-буддизм все равно рассматривал это тщательно оберегаемое существование как эксцентричное, как отход и, наконец, как вину.

В дзэн-буддизме считается, что отход и, следовательно, вина подготовлены появившейся у человека возможностью жить в своей самости. Человек чувствует и ведет себя как «я». Привязанность к своему «я» приводит человека к его поиску и к самоутверждению при тщательном отграничении от всего «не-я» и, таким образом, вызывает ожесточение сердца. Он чувствует себя центром и превращает себя в центр, если даже не осознанно, то хотя бы тайком. Это состояние имеет свойство обостряться. Но совсем не обязательно доходит до крайности. Для дзэн-буддистов уже первые самостные поползновения ребенка неизбежны и пагубны. Хотя это не повод утверждать, что представитель Восточной Азии до сих пор никогда не отдалялся от природы, подобно человеку европейскому, и все еще живет традиционно. Но это не исключает того, что он находится в состоянии борьбы со своей привязанностью к собственному «я» и поэтому далек от жизни через себя, как будто «живут его», и наоборот.

Особая опасность заключается в том, что человек по наивности ничего об этом не знает и, если ему об этом говорят, не может ничего понять. С его привязанностью к собственному «я» связано отношение к реальности бытия. Его взгляд замутнен. Он не может сравнивать и не видит отличия между тем, что он есть, и тем, чем должен быть. Ведь то, чем он должен быть, невозможно описать заранее. Это не другой стиль, не другое направление его повседневной жизни, не образ, который он мог бы реализовать; не то, что он мог бы осуществить с помощью сознания и воли, серьезного отношения к делу и чувства ответственности. Это совершенно другое: то, чего он полностью лишен, чего можно достичь только через изменение, затрагивающее самые основы, то есть через преобразование.

Поэтому буддизм не проповедует. Слова — это всего лишь слова. Он ждет тех, кто, движимый тайным стремлением, не чувствует в себе уверенности.

Ниже описан процесс обучения и преобразования японцев в дзэн-буддийских монастырях.

Но предварительно следует сделать несколько замечаний. Кому повезло и кто в течение многих лет тесно общался с японскими дзэн-буддистами, тот навряд ли смог избежать искушения понаблюдать за их повседневной жизнью, вплоть до мельчайших особенностей, как будто это поможет разгадать загадку, которую они собой являют. Ведь совершенно очевидно, что это люди особого склада. Это проявляется не только в их деятельности или бездействии, не только в речах и молчании, но и в том, как они стоят и ходят, как пьют чай или отгоняют навязчивую муху. Словно они живут в особом мире. Как будто вокруг них не происходит ничего, что бы не приближалось или не собиралось приблизиться к ней — к той невидимой середине, которая определяет их уровень и их судьбу. Они не говорят о том, что затрагивает (или не затрагивает) самые глубины их существа, они не склонны к словесным излияниям. С таинственной улыбкой они уходят от исследовательских поползновений и не слышат вопросов, которые им задают из простого любопытства. Приблизиться к их тайне могут только те, кто сам намерен пройти этот путь.

Обучение в дзэн-буддийских монастырях

Дыхательные упражнения

Коан

Сатори

Дальнейшая медитация на основе коана

Как мастер «видит», познал ли ученик сатори

Японское актерское искусство

Мастер смотрит ученику в сердце

Преображение ученика через сатори

Дзэн в искусстве

Живопись дзэн

Сатори в поэзии

Умозрительность на основе сатори

Жизнь дзэн-буддиста вне монастыря

Священники дзэн