Дзен в искусстве стрельбы из лука - Ойген Херригель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ойген Херригель
"Дзен в искусстве стрельбы из лука"
ПУТЬ ДЗЭН
Дзэн и классическая буддийская мистика самопогружения
Своеобразие дзэн
Обучение в дзэн-буддийских монастырях
Высшие ступени
Дзэн — взгляд из Европы
Мастера дзэн всегда в пути.
Слово само по себе — это меньше, чем мысль, мысль — это меньше, чем опыт.
Слово — это фильтр, и то, что в нем оседает, лишено лучшей своей части.
Платон (письмо № 7): «Серьезный человек, занимающийся серьезными вещами, писать не должен».
Нужна не одна жизнь, чтобы усвоить Истину дзэн, чтобы быть ею.
Дзэн и классическая буддийская мистика самопогружения
Мистика в буддизме резко отличается от любой другой хотя бы уже потому, что имеет свою методику. Буддизм вывел самопогружение на уровень искусства, в котором техника не только выполняет отведенную ей роль, как в любом виде искусства, но и занимает ключевую позицию. Ее огромная заслуга в том, что она исключила из мистической практики элемент случайности. Именно она как совокупность действий, которые ведут к освобождению, и обозначается в буддизме как «путь». И лишь в буддизме этот путь, то есть метод погруженного сосредоточения, приобрел столь фундаментальное значение.
Путь Будды дал Восточной Азии неизмеримо много. Он сформировал уникальный вид духовного человека. Мы не будем задаваться вопросом, везде ли уровень, на который поднялся буддизм, сохраняется до сих пор. За рамками нашего рассмотрения останется и предположение, что точный метод стал обыденностью, а знания подменили просветление.
Речь пойдет о дзэн-буддизме. Мы не ставим себе задачу рассмотреть) где, когда и как он возник, а ограничимся вопросом, почему он, будучи все-таки буддизмом, выбрал иной путь, нежели классическая методика самопогружения.
Нельзя не обратить внимание, что в буддизме просветление состоит в чистом созерцании тех истин*, с которых и начинается медитационная работа в абстрактном виде, лишенная всякого чувственного материала, что возвращает сложившееся знание, ведущее к бегству от мира, то есть оправдываются изначальные переживания
* Из-за незавершенности работы автора над текстом и отсутствия его собственных примечаний к терминам остается только догадываться, что подразумевает Херригель под «теми истинами». Скорее всего, речь идет о «четырех святых истинах», составляющих фундамент всего учения. Эти четыре истины: истина страдания, истина источника страдания, истина прекращения страдания, истина пути — были постигнуты Буддой в его пробуждении и проповеданы в первой проповеди. (Здесь и далее примечания научного редактора.)
Будды- когда он еще не был просветлен, но уже вступил на путь. Может быть, результат объясняется тем, что для медитирующего эта тема становится своего рода идеей фикс?
Буддист исходит из того, что жизнь — это страдание. А если бы предшествующий опыт был другим: жизнь воспринималась бы как радость, а мир — как счастье и гармония? Может быть, тогда и просветление было бы не нужно*. Было бы совершенно непонятно, зачем освобождаться от этого прекрасного и гармоничного мира. То есть таким способом, посредством медитации, человек явно не смог бы уйти от самого себя. Он бы не мог выйти по ту сторону мыслей и не-мыслей, желания и не-желания и так далее, а оказался быв нулевой точке, которую считал бы «потусторонней». Но с чем же тогда осуществлялось бы единство? То есть созерцающий освобождался бы от того, что не является его истинной сущностью, и таким образом нашел бы лишь себя самого, пусть даже и на самом глубоком уровне своего существа.
* Здесь Херригель, как и некоторые другие ранние исследователи дзэн, упускает различие, проводимое в дзэнском методе «моментального пробуждения» (просветления) между фактом изначальной пробужденности ученика, наличия у него «природы Будды», которому соответствует гармоничное состояние мира и жизни (блаженство нирваны), и фактом отсутствия у ученика осознания этой своей природы, своей «изначальной пробужденности». Последнее как раз-таки и представляет общебуддийскую формулировку качества страдания, присущего обыденному уму, ограниченному заблуждением и привязанностями (т. е. обыденной жизни, сансаре).
Следовательно, логично было бы предположить также возможность практиковать сосредоточение и погружение без заранее заданной темы, то есть проложить путь, на котором нет твердой и объективной опоры, то есть без всяких «мировоззренческих» предпосылок*, типа: бытие не является ни страданием, ни радостью и не заслуживает ни ненависти, ни любви, даже если оно и преходяще. Более того, «мировоззрение» должно происходить лишь из просветления. А то, что просветление существует, объявил сам Будда. То, что это должно быть возможно, вытекает из пути Будды- На этом пути существует стадия безразличия, когда человек находится в нулевой точке между знанием и не-знанием и больше уже ни на что не ориентируется. Но для буддийского самопогружения характерны и предшествующие ступени, когда человек достигает «предварительного снятия страданий».
* Здесь Херригель описывает «безопорное» видение абсолютной истины, объясняемое в буддийской теории пустоты. Это так называемый раздел «мудрости» в буддийском учении. «Мировоззренческие предпосылки» же, о которых говорит автор, представляют другой раздел— «метода», связанный сотносительной истиной.
А что, если бы человек попытался через них перешагнуть? Просто, без всякой программы, тренировался бы в глубинном сосредоточении, стараясь достичь абсолютной пустоты? Если имел бы мужество довести дело до этого?
Таков был путь дзэн. Невозможно установить, как долго таким образом испытывалось ничто (пустота)*. Но существование дзэн в Китае и Японии доказывает, что это удалось. А то, что дзэн до сих пор жив, доказывает, что это удалось блестяще. Непонятным осталось только одно: по какой причине адепт дзэн стремится освободиться от бытия, если на мировоззренческом уровне по отношению к нему он абсолютно нейтрален? Объяснение можно найти, обратившись к истории вопроса: он знал, что возможно просветление и существует путь к нему. То есть задним числом он мог бы еще добавить, что получил опыт великого освобождения. От чего? В каком смысле? Все нижеследующее будет ответом на эти вопросы.
*В своей работе Херригель использует термин «ничто» («ем. Nichts) для обозначения буддийской пустоты, что, строго говоря, некорректно, поскольку в пустоте снимаются и бытие, и не-бытие (ничто) как самосущие. Согласно буддийской философии, пустота не отсутствие нечто (бытия, феномена, сущего и т. п.), но отсутствие самосущей природы этого нечто. Именно таким образом достигается «срединный путь» (санскр. мадхьямака) между этернализмом (принятием бытия, сущего) и нигилизмом (принятием ничто). В дальнейшем в тексте этот термин вносит некоторую путаницу в философском плане из-за невозможности различить ничто-пустоту и ничто как таковое. Вполне вероятно, что Херригель вводил термин «ничто» (Nichts), следуя немецкой мистической традиции, начатой Майстером Экхартом, — в заложенном им значении Ничто как наивысшей полноты и первоисточника.
Своеобразие дзэн
(в сравнении с европейской мистикой)
В дзэн человек не занимает центрального положения, как это имеет место в европейской мистике, где unio mistica* является благословением и одновременно обязывающим преимуществом. Из всех существ лишь человек наделен этой способностью: достигнув единения с Богом, он возвышается над миром. Выход за рамки обыденности, забвение и последующее обретение самого себя, растворенность в небытии и возрождение вновь и вновь — это и есть экстаз. То, что он при этом обнаруживает, есть его глубинная сущность, его скрытое «я», растворившееся и сохранившееся в unio. В Боге, в божестве — как бы ни называлось в европейском мистицизме то, с чем происходит это единение, — «я» не исчезает оконча-
* Мистическое соединение с божеством {лат.).
тельно, а получает спасение. Отказ от своего «я» требуется только на время, только ради не терпящего двойственности единства, потому что Бог входит исключительно в те души, которые без всякого сопротивления в качестве высшей жертвы принесли свою возможность быть самими собой. И если возрождение произошло, то душа становится богоданной серединой, живет сама по себе, подобно колесу, которое катится само собой.
