Бездна - Александр Авраменко

Через два часа командиру дивизии доложили, что передовые части попали под неожиданно мощный огонь укреплений противника и залегли. Полупьяный комбриг приказал выдвинуть артиллерию для подавления «проклятых финских империалистов», и слабосильные «С-100» и «Ворошиловцы» застряли в глубоком снегу, поскольку перепуганные красноармейцы категорически, невзирая на все приказы командиров и комиссаров отказывались сходить с дороги, опасаясь вездесущих финских мин… А потом с холмиков и пригорков, окружающих вьющуюся между ними дорогу полетели гранаты, ударили пулемёты, автоматы и винтовки шюцкоровцев…

Анти Сорвинен наклонился над широко раскинувшим руки убитым красным и попытался выдернуть придавленную массивным телом винтовку. Оружие русских было лучше, чем у финнов. Оно не клинило на морозе, было проще по конструкции и выше по надёжности. Да и патроны к нему теперь куда как легче достать… Ремень захлестнул запястье, и финн наклонился, распутывая брезентовую ленту. Русский. Он ведь, в принципе и не виноват, что его погнали на войну Сталин и комиссары. Разве хотелось ему умирать, этому русскому? Но он, Анти, защищает свою страну, свою Суоми. И если ему приходится убивать таких вот русских крестьян и рабочих, то он будет это делать…

Глава 9

Норвегия. Швеция. Финляндия

Под крики вездесущих чаек караван судов швартовался к пирсу. Летели на берег сизалевые и пеньковые концы с красной нитью, вплетённой в волокна. Суетились швартовые команды на дощатом настиле причалов, обматывая толстенные тросы вокруг массивных кнехтов. Взвизгивали время от времени кранцы, притираемые железными бортами, качающимися на волнах залива. Вот он, Тромсё! Виктор Бешановски жадно вглядывался в невысокие дощатые домики, крашеные коричневой и бордовой краской, с белыми наличниками на небольших окнах. И снег. Повсюду громадные сугробы, между которыми прокопаны проходы. Внезапно ему стало холодно, и он потёр застывшие вдруг руки. Сзади послышался немного гнусавый, как у всех французов голос:

— Эй, друг, пошевели костями, нам тоже хочется ощутить под ногами не эту, трижды проклятую скользкую палубу, а настоящую твёрдую землю!

Поляк обернулся — перед ним стоял невысокий офицер в английской шинели, украшенной птичками флаинг-офицера. Пилот? Точно. Что же, хорошо! Значит, большевики не смогут безнаказанно бомбить их наземные позиции. Есть кому прикрыть голову! Виктор улыбнулся и, сняв перчатку протянул руку пилоту:

— Поручик Бешановски. Приятно познакомится.

Но, неожиданно для поручика, украшенный щегольскими, под вновь вошедшего в моду Фантомаса, француз вдруг презрительно сплюнул ему под ноги и процедил сквозь зубы:

— Ты, славянское быдло! Как ты СМЕЕШЬ обращаться к ФРАНЦУЗСКОМУ офицеру?! Прочь отсюда, дерьмо!

Этого унижения горячая кровь шляхтича вытерпеть не могла, и он швырнул под ноги галлу стянутую ранее перчатку:

— Я вызываю вас на дуэль.

Пилот усмехнулся, но вместо того, чтобы принять вызов, вдруг с размаху влепил массивной бутсой прямо между ног поляка. Раздался короткий вскрик. А потом — вой… Эжен де Блюе вновь улыбнулся — это научит вшивого поляка подобающему поведению! Подумать только: он ПОСМЕЛ вообразить себя, представьте себе — АРИСТОКРАТОМ! Он расстегнул ширинку форменных брюк и оросил струёй мочи наглеца, затем перешагнул через скорчившегося от невыносимой боли в тестикулах поручика и шагнул на ступени трапа…

… Товарищи помогли подняться Виктору из лужи мочи и блевотины, старательно маскируя злорадство на лицах. Он с трудом передвигая ногами спустился на землю, затем двинулся по стрелке указателя к месту сбора… Его губы дрожали, а в голове вертелись самые страшные способы возмездия надменному французишке…

Кэптен Олбрайт едва удержался от смеха, увидев мокрого, распространяющего непередаваемый аромат поляка. Тот выпил немало крови и нервов у флегматичного англичанина в пути, требуя невесть чего и корча из себя лорда. Когда участь всех этих эмигрантов — стать пушечным мясом на защите интересов Империи. И вот кто-то указал вонючему на данный момент не в переносном, а буквальном смысле туземцу подобающее место.

— Бешановски! Десять минут на приведение себя в порядок! В противном случае поедете в кузове грузовика!

Виктор побледнел: если остальные наёмники грузились в тёплые салоны автобусов, то ему придётся трястись без всяких удобств, в продуваемом всеми ветрами дощатом кузове старенького «ситроена»? И что же тогда станет с ним в конце пути?! Но что делать? Что?! Между тем подгоняемые морскими пехотинцами поляки торопливо влезали в автобусы, занимая лучшие места, а драгоценное время шло, и выхода поручик не видел…

— Вы не выполнили приказ, Бешановски! По прибытии трое суток ареста. А сейчас — марш в кузов! Олбрайт указал на машину, должную послужить транспортным средством для Виктора, и тот попросту взвыл. Правда, про себя, поскольку везти его должна была ассенизационная цистерна… не смея возразить, он послушно влез на транспорт и оседлал пузатую бочку, словно лошадь, треснул ледок, покрывающий его брюки. Зарычали моторы, и колонна двинулась к станции…

Только через час, уже в поезде, ему удалось выменять часы, последнее, что оставалось у него из дома, на комплект новой формы у англичанина интенданта и переодеться у горячей чугунной печки. И ещё через два часа он окончательно пришёл в себя. Какое унижение! Эти англичане и французы обращаются с нами словно… словно… и вдруг его обожгла мысль: словно с русскими!..

Границу Шведского Королевства состав с добровольцами миновал ночью, без всякого досмотра. Только шведские пограничники заперли все вагоны на замки и повесили пломбы везде, где только можно. Поскольку французы и англичане ехали в обычных пассажирских вагонах, им было, в принципе всё равно, так как называемые «удобства» присутствовали в них изначально. Куда хуже пришлось полякам, грекам, чехам и словакам, едущим в теплушках для перевозки скота. Огромная параша на сорок человек создавала в воздухе вагона непередаваемый аромат, а когда к тому же закончилось топливо для установленных в теплушках печках, то внутренности теплушек превратились в нечто особенное, с жутким холодом и вонью. И сбившись в кучу, чтобы хоть чуть-чуть согреться, пассажиры проклинали на все голоса тот день и час, когда они вызвались «добровольцами», чтобы заработать немного денег…

…Бешановски с трудом открыл глаза — вагон стоял, двери были нараспашку, и свежий воздух немного привёл его в себя. Поляк попытался пошевелиться, и несмотря на его удивление, суставы ему подчинились… Он подполз к выходу и осторожно выглянул наружу: перед теплушкой стояло двое солдат в незнакомой форме. Завидев его, они вдруг оживились, а потом подскочили к поручику и ухватив за руки выволокли из вагона… А потом было разогретое до невозможности нутро финской бани, сауны. И новая форма. И доброжелательность финнов, а ещё — осознание того, что из всей теплушки их выжило только четверо. Остальные замёрзли насмерть…