Нулевая история - Уильям Гибсон

разу не оглянувшись назад, представляя себя звеном в спиральной человеческой

цепочке.

Затем он сел в первый же поезд до Лейчестер Сквер, самый короткий переезд во всей

системе. Затем вернулся назад, не поднимаясь на поверхность, уже будучи уверенным

что его никто не преследует. Он умел определять слежку, но здесь везде были камеры, заключенные в туманные акриловые сферы, похожие на поддельные флаконы для

духов Кураж. Камеры в Лондоне были буквально повсюду. Поэтому он постарался не

думать о них вовсе. Он вспомнил как Бигенд назвал их симптомом автоимунного

заболевания механизма защиты государственности, как прием стероидов перерастает в

нечто хроническое и активно-деструктивное, так недремлющие глаза подрывают

здоровое функционирование того, что они якобы защищают.

Кто-нибудь сможет защитить его теперь?

Он еще раз выполнил действия, направленные на выявление слежки. Проделывая это, он в любой момент был готов вернуться на станцию. Представляя как он поднимается в

мертвом воздухе лифта, где мертвый голос повторяет свои рекомендации держать на

готове билет или проездной.

Затем он успокоился.

И решил начать день сначала, как и планировал. Пойти в Хакетт на Кинг Стрит и

купить брюки и рубашку.

Нехорошо, сказал другой голос внутри его, заставив его плечи сузиться, а кости и

сухожилия напрячся с почти слышимым звуком.

Нехорошо.

11. Разбор вещей

Комната Хайди выглядела как последствия не очень удачного теракта в самолете. Что-

то, взорвавшееся там, всего лишь открыло люки багажного отделения, не обрушив сам

самолет. Такую картинку Холлис видела раньше много раз, во время гастролей с

Хефью. Она представляла себе это как механизм выживания, отвергающий череду

бездушно засасывающих отельных номеров. На самом деле она никогда раньше не

видела чтобы Хайди раскладывала вот так свои вещи, как будь-то пытаясь угнездиться.

Похоже она это делала бессознательно, в потоке инстинктивного транса, как собака, выписывающая круги по траве, перед тем как лечь. Она была поражена сейчас

эффективностью, с которой Хайди создавала свое собственное пространство, задвигая

на задний план вещи, которыми дизайнеры Корпуса пытались придать номеру

выразительность.

— Бля, — сказала Хайди. Судя по всему она отрубилась и проспала всю ночь в своем

израильском лифчике. Уходя вечером, Холлис забрала ключь с собой. Сейчас она

видела что виски в графине осталось едва на донышке. Хайди выпивала не очень часто, но если уж бралась за дело, то вдумчиво. В настоящий момент она возлежала под кучей

смятого постельного и не только белья. Холлис разглядела там же несколько

пурпурных сервировочных салфеток и дешевое мексиканское пляжное полотенце,

полосатое как национальная шаль. По-видимому Хайди покидая гребанного придурка

Чеза загрузила содержимое его бельевого шкафа в одну из своих сумок, а теперь вот

вывалила все это здесь. Постельное белье на кровати тоже отельным не было.

— Завтрак? — Холлис начала вытаскивать и разбирать вещи, лежащие на кровати.

Здесь же обнаружилась большая сумка-холодильник полная маленьких острых на вид

предметов, тонких кисточек, крошечных баночек с красками, бит из белого пластика.

Как будь-то Хайди усыновила двенадцатилетнего мальчика.

— Что это?

— Лечение, — прохрипела Хайди, а затем издала звук напоминающий крик

стервятника, который сожрал что-то слишком тухлое чтобы его можно было

переварить. Холлис и раньше слышала как Хайди издает подобные звуки. Она даже

помнила у кого Хайди научилась этому. Это был супернатуральный блондин

клавишник из Германии, с татуировками, сделанными похоже в очень юном возрасте, их края размылись как если на туалетной бумаге написать ручкой. Она положила сумку

с ее загадочным содержимым на туалетный столик и сняла трубку французского

телефона, сделанного в начале двадцатого века, но покрытого броскими

Марокканскими письменами как трубка кальяна на Гранд Базар.

— Кофейник с черным кофе. Две чашки. — сказала она в ответ на запрос голоса

обслуживания, — стопку поджаренных тостов, большой графин апельсинового сока.

Спасибо.

Холлис подняла старую футболку Рамонес с чего-то футовой высоты, похожего на

белого китайского фарфора модель для рефлексотерапии, которая выглядела как ухо, сложнозакрученное в красном. Она положила футболку обратно, расправив ее так, чтобы логотип группы был хорошо виден.

— Как насчет тебя? — спросила Хайди, из под кучи своего белья.

— Что насчет меня?

— У тебя есть мужчина? — спросила Хайди.

— Нет, — ответила Холлис.

— Что с тем киноактером, который прыгал с небоскребов в костюме белки летяги? Он

был вполне себе ничего. Очень горячий. Как его звали? Даррел?

— Его звали Гаррет, — произнесла его имя Холлис, первый раз за год, против

собственной воли.

— Ты здесь из-за него? Он же англичанин.

— Нет, — сказала Холлис. — В смысле он англичанин, но здесь я по другой причине.

— Ты же с ним в Канаде встретилась. Это Бигенд вас познакомил? Я его больше не

видела с тех пор.

— Нет, — ответила Холлис, опасаясь что Хайди продолжит извлекать на поверхность

все эти болезненно-неприятные вещи. — Они не знакомы.

— Ты не любишь смазливых спортсменов, — сказала Хайди.

— Он не был таким, — сказала Холлис.

— Все они такие, — сказала Хайди.

— А твой бывший?

— Нет, — сказала Хайди. — Не в этом смысле. Это как будь-то была я, в попытках

стать другой. Он был настолько не чужой, насколько это вообще может быть, и в то же

время он был кем-то еще. Я могу сравнить это с ощущением, когда надеваешь чьи-то

ботинки. Раскладываешь оборудование для гастрольного тура по ящикам. Покупаешь

что-нибудь в супермаркетах. Управляя автомобилем никогда ведь не думаешь об

управлении автомобилем. Ладно, нахрен, хватит об этом. Заканчиваем.

— Ты не выглядела слишком уж счастливой с ним, когда я тебя видела в Лос-

Анджелесе.

— Он какого-то хрена ударился в творчество. Я выходила замуж за налогового юриста.

А он стал продюсировать. Какие-то инди материалы. Захотел чтобы о нем говорили.

— И теперь он в тюрьме?

— Залог вносить нельзя. ФБР-овцы в офисе. Одетые в эти свои куртки с надписью

«FBI» на спине. Выглядит классно. Клевый кадр для фильма. Но мы были не на

съемках.

— Но у тебя то с законом никаких проблем?

— Я встретилась с адвокатом Инчмэйла в Нью-Йорке. Я, как его бывшая, даже не

потеряю свою долю законной собственности, на которую имею право. Они не могут

забрать все, как бы им этого не хотелось. Но в действительности все это конечно

заебывает.

Принесли завтрак. Холлис приняла поднос у итальянской девушки в дверях, подмигнув

ей. Затем дала ей чаевые.

Хайди пробилась сквозь бельевой ком и уселась на краю кровати. Натянула на себя

огромный хоккейный свитер, который как казалось Холлис, которая родилась без гена, который отвечает за пристрастия к командным видам спорта, принадлежал кому-то

довольно известному. Хайди определенно любила иметь дела со знаменитыми

спортсменами, только если они оказывались достаточно сумашедшими. Когда она

барабанила в Хефью, ее друзьями часто оказывались эффектные но чокнутые боксеры

и вроде бы с точки зрения общественности это было не так уж и плохо. Помнится

одного из них она даже вырубила первым же ударом на вечеринке перед вручением

Оскаров. Сейчас Холлис очень часто радовалась тому, что их карьера завершилась до

появления YouTube.

— У меня никогда ничего не будет с Гарретом, — сказала Хайди наливая себе

половину чашки кофе и выливая в нее остатки виски из графина.

— Ты думаешь Гаррет такая уж хорошая идея?

Хайди пожала плечами, которых почти не было видно в свитере.

— Ты же меня знаешь. Сейчас это пройдет и я стану хорошей и полгода буду пить

только минеральную воду. Вот что мне действительно сейчас нужно, так это

тренажерный зал. Настоящий. Кстати чем занимался Гаррет?

— Не знаю смогу ли я объяснить это? — сказала Холлис, наливая кофе и себе. — Но я

подписала очень жесткий договор на тему неразглашения.

— Подстава?

— Нет, — сказала Холлис, — просто кое-что, из того, что он делает, может привести к

нарушению законов. Ты знаешь Бэнкси, художника граффити?

— Ну?

— Бэнкси ему нравится. Он считает себя похожим на него. Они оба из Бристоля.

— Но он же не художник граффити.

— Мне кажется он считает что он художник, только без красок.

— Это как?

— История, — сказала Холлис.

Хайди выглядела убежденной.

— Он работал с неким пожилым человеком, человеком с большим количеством

ресурсов. Человек решал что надо сделать, как это должно быть сыграно, жесты, мимика, а Гаррет работал над тем, чтобы выполнить это наилучшим образом. И чтобы